Разговор по душам

Недавно в Российском государственном театральном музее им. Бахрушина гостем фестиваля стал коллектив Национального академического театра русской драмы им. Леси Украинки. Киевляне познакомили москвичей со своим знаковым спектаклем — «Насмешливое мое счастье». Своими впечатлениями об увиденном с читателями «Дня» поделилась известный театральный критик и исследователь творчества Антона Чехова Алевтина Кузичева.

«Насмешливое мое счастье» — так называется сценический роман, основанный на переписке Чехова и впервые сыгранный в Киеве в 1966 г. на сцене Театра русской драмы им. Леси Украинки. Прошло почти полвека, а спектакль в репертуаре. И как прежде в роли Антона Павловича Чехова — Вячеслав Езепов, брата писателя Александра Чехова играет Николай Рушковский, образ Ольги Книппер создает Лариса Кадочникова и последние десять лет роль Лики Мизиновой играет актриса Наталья Доля.

Можно сказать, что спектаклю выпала счастливая сценическая жизнь благодаря талантливым создателям: автору пьесы — Леониду Малюгину, художнику — Давиду Боровскому, режиссеру — Михаилу Резниковичу и, конечно же, всему замечательному актерскому ансамблю.

На самом деле этот спектакль, что случается очень редко, заслужил судьбу. Он ее выстрадал! В полной мере она ведома только создателям. Им, несомненно, внятен глубинный смысл слов Чехова из письма к родным «Нехорошее, насмешливое мое счастье...», сказанные в драматической ситуации (Антон Павлович едва избежал гибели, переправляясь через реку Томь, когда ехал на Сахалин), они в его дальнейшей жизни обретали и обрели особый смысл.

Именно этот смысл наверняка с годами стал все сильнее и выразительнее проступать в спектакле, особенно после того, как в него ввели записные книжки Чехова с ироническими, горькими, трагическими или юмористическими записями о человеческом счастье и несчастье, уме и глупости, иллюзиях и разочарованиях.

Однако главное все-таки в другом. В том, что, несомненно, являлось зрителям в минувшие годы, но, может быть, неожиданно и одновременно закономерно открылось в недавнем спектакле.

«Насмешливое мое счастье» было сыграно в Москве, в мемориальном музее «Мастерская Давида Боровского» (филиал Музея им. Бахрушина). Тут все сошлось. Место действия: мастерская художника, создавшего поэтический, философский, художественный образ этого спектакля. Макет спектакля (копия его теперь подарена театром музею) играл в этот вечер особую роль. Он, словно магнит, притягивал и определял мизансцены. Он будто настраивал небольшое музейное пространство. Орган из белых русских берез, теперь уже ставший классикой сценографического искусства, был художественным камертоном спектакля и созвучен записи Антона Чехова: «Разговор на другой планете через 1000 лет, помнишь ли ты то белое дерево... (березу)».

Казалось, что этот удивительный инструмент звучал, и музыка вобрала интонации исполнителей. Она была трагической у Н. Рушковского. Молчание его несчастного героя Александра Чехова, нелепо распорядившегося своей жизнью, оказалось горше и выразительнее многословной исповеди. Вот уж действительно: «Пропала жизнь!»

Печальна и вопрошающе-недоуменна интонация Н. Доли — Лики Мизиновой. Не суждено ее бедной героине, одаренной красотой, добротой, искавшей и не нашедшей себя, обрести счастье ни в ком и ни в чем. Как говорят, не рок слепой, премудрая судьба!

Тон, выбранный Л. Кадочниковой, точен и совсем не прост. Он богат обертонами, передающими отношение исполнительницы к актрисе Ольге Книппер, часто и охотно игравшей в жизни роль жены Антона Чехова.

А Чехов в исполнении В. Езепова? В его нынешнем герое особенно важна интонация диалога с самим собой, даже если он говорит с братом, с Ликой, с Книппер. Он вслушивается в себя, он задается вопросами и находит ответы в постоянном и напряженном размышлении, выборе, преодолении нездоровья, успехов и провалов, страданий, как от всеобщего внимания, так и от одиночества. Но из всего этого все время возникает нечто незримое, то самое, что держит художника в жизни.

Спектакль, которому дарована судьба, обретает таинственное свойство. Он становится мудрее год от года. Он вольно или невольно впитывает участь, удел, жребий, долю своих создателей. Ту, которая выпала каждому и которая угадывается в творчестве талантливого человека.

Эта мудрость спектакля, сыгранного в Москве, в музее, может быть, стала столь очевидной потому, что возник художественный резонанс. Помогали стены мастерской Давида Боровского. Обязывал макет. Режиссер спектакля Михаил Резникович сумел задать точную тональность — разговор по душам, приглашая зрителей не просто к сочувствию, а к соучастию. Даже некоторые внешние реалии сыграли, наверно, свою роль. В Москве гремел гром, шел летний дождь. Конечно, совсем не та непогода, которая была в часы смертельно опасной переправы Антона Павловича и его спутников через реку, когда у него вырвались слова о «нехорошем, насмешливом счастье». Тогда шел снег, дул сильный ветер, было очень холодно...

Но, кажется, есть нечто общее в этой выпавшей на долю Чехова опасности и судьбе спектакля о нем. Главное в них — одоление житейской непогоды, верность своей судьбе, своему насмешливому счастью.