Роман Балаян: Никогда не меняю походку

Если бы в золотой копилке кино не было таких фильмов, как «Филер», «Храни меня, мой талисман», «Полеты во сне и наяву» и многих других, созданных режиссером Романом Балаяном, за пальму первенства принадлежности которого борются три страны — Армения, Украина и Россия, — моя жизнь, как, думаю, жизнь многих других людей, была бы менее осмысленной. Фильмы его по праву стали классикой, и возвращаешься к ним, как к любимым классическим произведениям, в разные возрастные периоды жизни, открывая для себя что-то новое. Творческий потенциал Балаяна-творца вызывает восхищение; мудрое, справедливое и честное, по гамбургскому счету, отношение к жизни, — уважение. Жизнь подарила мне радость дружеского общения с его семьей, которую я просто люблю, потому что они — НАСТОЯЩИЕ. И, поверьте, так считаю не только я, но и все, чьи пути пересеклись каким-либо образом с ними. 15 апреля — день рождения Романа Гургеновича. Да, что там день рождения — 70-летний юбилей. Итоги не подводим. Просто живем и работаем.

— Роман Гургенович, не хочется говорить ни о юбилеях, ни о подведении итогов. Потому начну с конца. Обычно вы отмечали день рождения либо разбитием тарелки, либо завершением картины. Что сегодня происходит у режиссера Романа Балаяна?

— Смогу точно сказать через месяц. Если сценарий по моей заявке получится. А я сам написал его, потом отказался от написанного, пригласил к сотрудничеству сценариста Марину Марееву. Три четверти из того, что она прислала, принимаю, но остальное ушло куда-то совсем в другую сторону. Если все будет в порядке, 15 июня — запуск.

— Это будет российское или украинское кино? Кто финансирует?

— Фильм будет российским. Но студия Довженко хочет участвовать техникой. Надеюсь, московский продюсер согласится.

— А съемки где будут проходить?

— В Киеве. Я один из тех, кто умеет российские деньги привлекать в Украину.

— И есть уже идеи по поводу кастинга?

— Артистов? Нет. Герою — 35, героине — около 20. Желательно, чтобы у девушки был типаж с картин Боттичелли. А герой — с признаками интеллекта на лице (ха-ха).

— Двадцать лет, да с интеллектом на лице — это непросто?

— Нет. Это героине 20. А герою — 35. Впервые не могу назвать даже приблизительно этого возраста артистов. Будем смотреть, искать...

— В российском кино сегодня невероятное количество достаточно дешевых «развлекух», если говорить о массовом кино, проснулась большая любовь к ремейкам.

— Ну, почему же? Масса артхауса у них, штук пять-шесть в год среди 70 картин. Это плохо, что ли?

— О чем, на ваш взгляд, сегодня важно и интересно говорить со зрителем? На что он может откликнуться?

— Не знаю, на что зритель откликается. Уверен, надо снимать на вечные темы, не на ситуативные и сиюминутные, которые считаю публицистикой — это среда документального интереса. О вечном — о любви и коварстве, о глупых и умных, другого ничего нет. Кончилась советская пора, когда мы кулаки в кармане держали. Тайно-де мы против этой власти, чиновник не прочтет, умный догадается, — это уже кончилось. Периферийность мышления все это, некий провинциализм, пришедший из российской империи, из советской эпохи, пора этому подвести черту. Снимать, что в Украине нынешние хуже, чем те, что были, или наоборот? Мне это неинтересно. Поэтому, считаю, говорить нужно о чем-то вечном, общечеловеческом. Всего-то в мире — 36 сюжетов. Берешь краткую аннотацию, выбираешь тему, и — сочиняешь (смеется).

— Раз уж вы сами произнесли слово «власть», что можете сказать о сегодняшней гуманитарной политике в стране?

— А в чем она выражается? У меня в этой сфере никаких глубоких познаний. Не знаю! Про кино знаю.

— И что можете сказать о кино?

— Начиная с 1991 года теперь уже прошлого столетия самые верхи не понимают роли кинематографа. Скажем, в России г-н Путин в кино направил 150 миллионов долларов, семь-восемь лет назад. В России уже есть фильмы, где ЧК хорошее, КГБ хорошее, и т.д. Но есть и масса других картин, порядка 60—70. Они интегрируют свою ментальность в мир через кинематограф. Думаю, что наши власти не «догоняют» этого вопроса. А кинематограф, это — снято кино, и — в мир. Это не переводная литература, которую три человека прочтут, не живопись, где в галерею придут единицы, не попса, слава Богу, и так далее. Вот эту роль пропаганды, интеграции себя в мир мы упускаем, потому что, кроме химии и металла, у нас ничего не интегрируют. Это всегда смотрят, но другой вопрос: может ли только это быть «лицом страны»?! Ну, ближайшее, что меня, кстати, интересует: я вхожу в оргкомитет по 70-летию Ивана Миколайчука, которое будет отмечаться 15 июня. Кумир Украины, любимец публики, и так далее, и так далее. Мы в оргкомитете уже четыре месяца говорим о деньгах, которые нужны для проведения юбилейных торжеств. Почему!? Любая власть должна быть заинтересована отметить такого человека, а не заставлять нас думать о деньгах. Не понимаю этого!

— А вы не обращались к властям? В Агентство по кино?

— Ну, вроде там мало денег, на кино якобы дали 100 миллионов на этот год.

— Какова судьба фильмов Романа Балаяна? Ведь пленка ветшает, удалось перевести их в цифру?

— Студия им. А. Довженко выпустила четыре фильма, они в продаже, но я еще их не видел. Уже год как выпустили. Ну, а я сделал за свой счет в Москве, через Белые Столбы, семь. В компьютере выправлял изображение, даже сократил кое-что. Короче, у меня лично дома есть.

— А для «общего пользования» только четыре картины?

— В моем варианте качество, может быть, даже лучше, чем в тех четырех. Чтобы это сделать фирменно, нужно на каждую картину потратить около пяти тысяч долларов. Мне за 3700 сделали все семь картин «по блату».

— Давным-давно идут споры о том, что такое Союз кинематографистов, насколько он жизнеспособен, перспективен.

— Не в обиду всем, кто работает в Союзе, они что-то пытаются делать, предлагать, но все это решаемо было только в Советском Союзе — со своими лозунгами, грезами и проблемами. Начиная с 1991 года, этому уже нет ни надлежащего надзора, ни внимания государства, потому, наверное, и увядает инициатива снизу. Хотя очень порядочные люди работают и возглавляют сейчас СК. Но если уж Михалкову не удается что-то сдвинуть с места, то у нас тут и подавно. Дом кино — это как некий геронтологический приют, где можно собраться, пока мы живы, осталось лет 10—15, это будет иметь значение. Люди могут прийти, бесплатно посмотреть фильм, увидеть друг друга, узнать, что кто-то заболел, а кого-то уже нет, кто-то чем-то порадует. Это «посиделки», в хорошем смысле этого слова. Лично я на месте Союза вплотную занялся бы вопросом дебютантов. Готов поддержать любого, если увижу «зерно» в его работе. В институте, говорят, много гениальных выпускают, почему же они не снимают? В свое время Маслобойщиков и Андрейченко получили дебюты только благодаря тому, что я настоял. Студия была против. Удалось сломать их. Эти ребята сняли свои фильмы потому, что я был уверен в их таланте. А если уверен, пру, как танк. За себя никогда не стану просить, добиваться чего-то, но за таланты пойду к любому.

— Заканчивая местную киношколу, ребята, в лучшем случае, идут работать на телевидение кем-то или уезжают из страны туда, где востребована их профессия. Какие же перспективы у украинского кино?

— Никаких. Государство должно «выкинуть» деньги и, в основном, на старт молодых людей. Не знаю, как и с чем они запустятся, просто есть надежда, что среди 20 дебютантов пятеро окажутся теми, кто должен и умеет снимать кино. Больше ничего не предлагаю. Не устанавливал бы жесткого контроля над молодыми людьми, над их сценариями, потому что, если жестко вмешиваешься, они скажут: не удалось снять хороший фильм, потому что их ломали. 20 дебютов, пять получились, остальные поймут, что надо искать себя в чем-то другом, Для сдвига в киноотрасли надо бы снять блокбастер. Но кто мог бы в Украине снять его?! Не знаю. Такое кино необходимо, чтобы привлечь инвесторов, которые поймут, что в кино можно зарабатывать, не только на «откате», но и сделав дело. Для этого нужен коммерческий проект, классный режиссер. Пусть из Америки, какая разница, была бы близкая нам украинская тема. Это подвигло бы кино в сторону серьезных инвестиций, ведь продюсер, который пользуется только государственными деньгами, —половина продюсера. А настоящее кино, в Европе, в мире, занимается привлечением денег. Инвестор должен знать, зачем дает деньги, верить, что человек, которому он их дал, умеет делать кино, и фильм не только возвратит его деньги, но и принесет прибыль.

— Но хоть что-то интересное в кино происходит?

— Скажем, россиянин Сигарев — сейчас, наверное, самый способный парень, в кино пришел из драматургии. Его фильм «Волчок» очень тяжелый, но очень интересный. В России бывшие совки обсуждают, почему такое засилье чернухи. А я считаю, что просто пришло время патологоанатомов, патологоанатомических анализов. Другое дело, что эти ребята в конце таких фильмов должны посоветовать некий выход. Не идеологический, а так, как у Феллини, где в конце Кабирия улыбается проезжающей молодежи. Это, как травка, проростающая сквозь асфальт.

— Хеппи-энда охота?

— Хеппи-энд появится, когда у нас будет демократическое государство, вообще другое государство, которое не думает об этих вещах. Америка — страна пришлых, им нужны победители. У них если через полчаса от начала фильма героя убили, не верим, у них герой не может быть убит. Через 10 минут чудесным образом воскреснет и в конце живехонек поедет домой, обнимать жену и детей.

— Что происходит в плане подготовки молодых кадров, школа украинского кино существует?

— Не знаю. Пытался и пытаюсь открыть режиссерские курсы, где нет ограничения по возрасту. Высшие курсы в Москве — до 35 и обязательно после первого высшего образования. Организация таких курсов требует денег. Нужно помещение, покупка трех камер, монтажные должны быть. Каждый месяц на мастер-класс приглашаются самые крупные режиссеры мира, в течение года — 12 мастеров. Например, Кустурица, Коппола и т. д. Необходимо оплатить их VIP-прием, три дня мастер-классов. Они будут «пудрить мозги» курсантам. В этом месяце приехал Имярек, решили, что такому кино надо подражать, через месяц появляется Альмадоваро, на двенадцатом «Чаплине» у них голова пойдет кругом. Кто выдюжит, станет классным режиссером, не потянет, пройдя такую школу, — все равно будет профессионалом. Эта идея меня гложет с 1996 года. В Ереване обращался и в Киеве. Ничего не получилось, потому что за этим — деньги немалые. В систему Карпенко-Карого войти с этим, как предлагают, мне неинтересно. Там есть люди, они заняты своим делом. Успешный продюсер Олег Кохан знает эту идею, я ему все подробно изложил. Он пытается заниматься этим сейчас, хотя я не очень-то верю в успех. Кстати, сам преподавать не буду. Пригласил бы двух профессионалов местных, чтобы преподавали ремесло, а остальное — эти самые «Чаплины».

— Но ведь Балаяна тоже не в пыли нашли?

— Не люблю я это. На курсах, если они будут, мое участие ограничится только вступительными экзаменами, куда я приглашу Михалкова, Кустурицу, Панфилова. И если четверо таких разных людей решат, что претендент талантлив, значит, он действительно перспективен.

— Но государство должно быть заинтересовано в этом?

— Ну, если не будет заинтересовано, значит, не состоятся эти курсы. Мне будет очень жаль, потому что это цель, где ты думаешь о тех, кто должен идти за нами. Это забота о будущем.

— В последние несколько лет ушла целая плеяда великих артистов, на которых строились репертуары театров, которые держали кино на плечах, как Атланты. К тому же изменилось и отношение к профессии, и система взаимоотношений в обществе. Какая в этом плане перспектива у молодого артиста?

— Те, кто ушел, тоже любили деньги. Но не в такой степени, как более молодые, которые из-за денег лезут в любые проекты, они девальвируются, эти молодые и 45-летние. Не называю фамилий, но они там, там, и там — везде. Это дикое разбазаривание себя, своей уникальности. Специально не называю наших, чтобы не обидеть никого. Абдулов, Янковский, Ульянов, Гурченко... Они завораживали! Потому что в той истории, в том сюжете, в котором они участвовали, эти лица несли еще свое — харизматичное. Потому что у них в глазах — следы их прошлой жизни.

— Выше вы сказали, что в потоке сегодняшней чернухи необходима какая-то надежда. Собственная надежда есть?

— В будущих фильмах или в моей жизни?

— Ваша жизнь — это ваши фильмы в основном.

— Очень простенько отвечаю: какая бы печаль ни была сегодня — личная, общественная, или государственная, и т. д., — все равно наступает утро. Счастье и трагедии каждое утро начинаются с рассвета. С нуля.

— А способен человек превратить даже трагедию в своей жизни в счастье?

— Наверное, есть такие люди. Но я их не люблю. Это самые большие циники. Перевертыши. Вот, например, так называемые некоторые нынешние богачи — они строят жизнь под себя, под себя, под себя... Внутреннее «я» сгорает.

— Есть собственный рецепт сохранения хорошей формы?

— Наверное. Я, например, не меняю походку, не люблю, когда меня торопят; если куда-то надо спешить, надо что-то сказать обязательно — это нарушение моей органики. Надо стараться ограничивать себя, не тратить попусту. Надо в своей стихии быть. Всегда.

— Что для вас самое важное в системе семейных ценностей?

— Готов на многое ради своей семи — моей жены, моей дочки, моего сына, моего внука. Пожертвовать, вплоть до самого краешка — это, естественно, ради близких. А слова «я люблю свою семью» — общие слова.

— Есть биологический возраст, есть паспортный. Как себя ощущаете?

— Есть недомогание, которое донимает иногда, но не мешает веселиться. Душевно я еще тот же лоботряс, как мне кажется. Особенно это проявляется, когда прихожу к Коле Рапаю... Мы с ним такого дурака валяем!