Слово как... «нашатырь»

Хотя в гоголевском «Ревизоре» среди персонажей нет положительного героя, но дотошные театроведы нашли его, это — смех, с помощью которого автор предлагает зрителям «расстаться со своим прошлым». И вот, сколько времени человечество пытается весело откреститься от своего неприглядного прошлого, ничего не получается. Словно бурьян сквозь асфальт, «пробиваются» через достижения прогресса человеческая алчность, воровство, лицемерие, надувательство, цинизм и обман...

•  Поэтому так долго и стабильно на подмостках держится интерес к этой гениальной комедии Николая Гоголя. Сценическое воплощение «Ревизора» в разные времена было важным художественным напоминанием о живучести человеческих пороков. Истинное слово Гоголя предлагалось «вдохнуть» как нашатырь, чтобы появилась возможность увидеть действительность в реальном свете. Сознавая горькую правду о том, что городничие со своими молодыми командами спокойно живут и в наше время, следует констатировать — «Ревизор» не утрачивает актуальности.

Премьерный спектакль «Ревизор» Киевского театра на Липках в полной мере можно считать авторским, так как режиссер-постановщик Валентин Козьменко-Делинде создал сценографию и костюмы, решил музыкальное оформление. Это способствует ощущению целостности спектакля, ясности его эстетического посыла.

•  «Ревизор» играли и в традиционных классических костюмах, и максимально приближали к нашим дням, тут поле для фантазии широкое. В этом спектакле В. Козьменко-Делинде уходит от точного определения эпохи, в сценических костюмах есть мотивы сюртуков и аксессуары ХІХ века, есть и современные партикулярные одежды. Наличием подобной эклектики режиссер утверждает, эпоха — не важна, важен гоголевский текст, положенный на время, важны характеры, уродливо видоизмененные обстоятельствами, важны актеры, интерпретирующие их. Режиссер уходит от манеры открытого гротеска, исполнители комикуют сдержанно, но с подспудной, скрытой  внутренней экспрессией. Зритель, впрочем, получит должную порцию смеха и удовольствия от уже хрестоматийных сцен: дуэта Добчинского и Бобчинского, прихода Городничего в гостиницу к Хлестакову, живописных монологов мнимого ревизора о собственной персоне, о Пушкине, с которым он на дружеской ноге, виртуозного соблазнения жены и дочери градоначальника. Все это будет. Актерски ярко, остроумно, с массой интересных визуальных находок, особенно смешных, когда слово и происходящее действие кардинально расходятся в значениях, — вот эти ребусы зритель будет увлеченно разгадывать.

•  Но зачин спектакля, когда прозвучит классическая фраза «К нам едет ревизор!», по настроению будет скорее зловещим, чем комедийным. Максим Михайличенко, играющий Городничего, сосредоточен, уже просчитывает в уме возможные ходы и последствия. Раздавая указания подчиненным, он явно злится от неожиданно возникшей неприятности. А ведь как хорошо все было, собралось городское начальство в церкви, все свои, с Богом побеседовали...  Только вот никак перекреститься ни у кого не получается. Только рука Городничего тянется крест сотворить, и все, как по команде, за ним, а опять что-то отвлекает, надо указание дать, отчитать, прикрикнуть. Так и не удается завершить таинство молитвы, дела земные, почитай, важнее будут!

И тут зритель видит угадываемое пространство церкви. Посредине  стилизованный позолоченный алтарь с вратами, резные округлые рамы для ликов святых по бокам. Задник на всю сцену поблескивает темным холодом зеркала. Кривого зеркала? Или «увеличительного стекла»? Но что-то не так в этой церкви. В алтарь, святая святых, запросто заходят все, кому не лень, и врата его уже напоминают двери кабака. Икон нет здесь, забиты досками рамы, а то и вообще используются как вход и выход. Предельно ясна художественная образная метафора режиссера. Когда нет ничего святого, убита вера, когда из церкви делают склад, хлев, баню, понятно, что у рук появляются более важные заботы, чем класть крест на своей груди.

•  Режиссер «жонглирует» веселыми придумками, которые раскрывают образные возможности трактовки автора. О, Гоголь, какой же ты знаток человеческих душ! Вот Хлестаков (Роман Лях) играет в бильярд яблоками и забивает их... во рты подобострастных чиновников. Знакомство столичного «фитюльки» с женой и дочерью дальновидный Городничий устраивает в бане, эротический массаж — норма общения. Как и слизать крем с лица мамаши и поводить смычком по груди и заднице дочери, признаваясь в глубоком чувстве, — апогей абсурда в сцене сватовства. Семья Городничего в предвкушении переезда в столицу, на пол выбрасывается ворох мягких игрушек. Они для власть предержащих — метафора людей, которые ничего не стоят, которых не жалко, этих — долой, другие будут!

Во время действия возникают видеопроекции замечательной классической живописи, звучит прекрасная музыка, контрастно оттеняя происходящее. Этот колоссальный многовековой духовный мир будто восклицает: возможно ли на фоне совершенной рукотворной красоты существование такого морального уродства людей и их низких поступков?

•  Финальное молчание после оглушительного разоблачения Хлестакова в спектакле Театра на Липках заменено звучанием молитвы. В пустом темном пространстве сцены, в этом мраке, показанного зрителю безверия и беззакония, появляется икона. Она, изгнанная, стремится «вернуться», занять в алтаре свое место, забитое досками. Эмоциональный пик спектакля достигнут. Режиссер, обратившись к вековой мудрости человечества, указывает возможную дорогу спасения. Икона, выхваченная из темноты лучом, дарит надежду. Она — свет в конце такого бесконечно длинного туннеля. Может, это верный путь?