Солнечные дни

В нашем прокате сейчас редко появляются российские фильмы; еще реже — фильмы о рок-музыкантах; и уж совсем нечасто фильмы о советских рок-музыкантах.

Но вот вышло «Лето».

Это — картина российского режиссера Кирилла Серебренникова о ленинградском рок-подполье начале 1980-х. Основная сюжетная линия — знакомство и отношения 19-летнего Виктора Цоя (немецко-корейского исполнителя Тео Ю переозвучили русскоязычные исполнители) с 26-летним Михаилом «Майком» Науменко (Роман Билык, вокалист рок-группы «Звери») и его женой Натальей (Ирина Старшенбаум). Фильм участвовал в основном конкурсе Каннского кинофестиваля, где получил приз за лучший саундтрек.

Еще до премьеры «Лето» обросло скандальной славой. Во-первых, потому, что Кирилл Серебренников находится под домашним арестом. Во-вторых — у многих ровесников главных героев с Борисом Гребенщиковым включительно (другом и Майка, и Цоя) фильм вызвал острое неприятие.

Снимать игровые кинобиографии, тем более, рок-биографии — дело неблагодарное через априорное противоречие, заложенное в намерении. Биографическая форма предполагает работу с конкретными фактами из жизни конкретных людей, однако искусство — вымысел по определению.

Можно, претендуя на объективность, показать то, «как было на самом деле». По таким лекалам сделан, например, «Дорз» Оливера Стоуна (1991). Стоун, такое впечатление, старательно собрал самые громкие сообщения бульварной прессы о Джиме Моррисоне, добавил свои довольно слабые познания о субкультуре 1960-х и на выходе получил мелодраму, предсказуемую и патетичную, как бетонная плита.

Есть и другой путь — не гнаться за недостижимой «достоверностью», а попытаться дать ощущение времени и через него определить центральный характер. Таким путем пошел, например, британец Мат Уайткросс в трагикомедии «Секс, наркотики и рок-н-ролл» (2009), посвященной одному из самых выразительных английских панк-рокеров Иэну Дьюри. Судьбу героя на сцене воображаемого кабаре комментирует он сам (в блестящем исполнении Энди Серкиса), плюс периодически действие проваливается в клиповое пространство, где смешиваются музыка, живые актеры и анимация. Среди прочего, герой Серкиса говорит замечательную фразу: «Хорошая история не бывает правдивой».

Серебренников, вероятно, вдохновлялся фильмом Уайткроса — в том числе этой максимой.

Советский 1981-й был годом позднего застоя, без массовых репрессий, но все равно с тотальными контролем и пропагандой, в которую не верили сами пропагандисты. Один из парадоксов того циничного периода — открытие в Ленинграде настоящего рок-клуба, где, хоть и под присмотром, но все-таки выступали группы, у которых других шансов выступить не было.

Уместное колористическое решение под стать эпохе: весь фильм черно-белый, за исключением цветных вставок, стилизованных под любительскую съемку. Сами вставки обрамлены написанными от руки текстами песен — как тех, что слушает Майк, так и тех, что пишет он сам. Другой элемент отстранения — когда вдруг на людях и предметах появляются грубовато прорисованные белые контуры, кадр прорезают такие же мультяшные фигурки и предметы, и действующие лица начинают артистично хулиганить и петь своими, что немаловажно, голосами зарубежные хиты: Talking Heads (песня «Psycho Killer»), Игги Попа («The Passenger»), Лу Рида («Perfect Day»); а «All the Young Dudes» британских пижонов Mott the Hoople провоцирует в воображении Майка целый парад этюдов, где пижоны ленинградские по своему усмотрению воспроизводят обложки знаменитых рок-альбомов.

Серебренников избегает любых шаблонов противостояния и пафоса, которыми чреват материал. Эпоха гремит искусственными литаврами — песни в ответ звучат подчеркнуто камерные. Этакий рок кухонной раковины. Такой же сдержанности режиссер достигает с актерами. Все на полутонах, без чрезмерных страстей, хотя вакханалии случаются. Приятно удивил Билык: играет Майка настолько тонко и убедительно, что трудно поверить в отсутствие у него актерского опыта. На его фоне Старшенбаум — профессиональная актриса — даже немного переигрывает.

Кстати, претензии ревнителей чистого фактажа безосновательны еще и потому, что эта часть аудитории получила свое прямое воплощение, некоего Скептика, вредного юношу в очках, регулярно комментирующего события. Когда появляется герой Тео Ю, в кадр вступает Скептик, и, интонационно ни на секунду не выпав из разговора, заявляет: «Не похож».

Или, скорее — эскизный, очерченный скупыми линиями. Немногословный гость-искуситель, что входит в жизнь Майка и Наталии. Именно последние двое, с их богатством реакций, и являются настоящими протагонистами. Это, конечно, история не о любовном треугольнике и не о Викторе. А о том, как люди в насквозь лживой стране пытаются быть честными хотя бы друг с другом. И постоянно ищут выход из почти незаметного, закадрового, но тотального удушья — в бурных пьянках, в музыке и в лете, в которое можно выбежать прямо сквозь экран, как это делает обаятельный хулиган-панк в исполнении Александра Горчилина (прототип — Андрей «Свин» Панов).

Лишь только действие взрывается очередной фантасмагорией, Скептик обязательно возникает, чтобы заверить: «Этого на самом деле не было». А фантасмагорий здесь ровно столько, чтобы понять: «Лето» не кинобиография, а музыкальная сказка. Меланхолическая и щемящая — но сказкам не всегда предписано веселье.

Я помню обоих — и Майка, и Цоя — уже в конце 1980-х, когда они, за считанные годы до смерти, наконец получили всесоюзное признание, полные стадионы — и, начав петь для этих стадионов, совершенно утратили себя.

Да так и было со всем подпольем, едва только оно вышло из кухонь и маленьких залов.

Что осталось? То самое лето. Которое казалось бесконечным и о котором все знали, что оно вот-вот закончится.

Краткое касание солнца среди безразмерной, беспробудной, ледяной ночи.