Страшная сказка о преследователе

Завязка событий в картине американского режиссера Дэвида Роберта Митчелла «Оно» (It follows) может показаться банальной. Красавица-блондинка Джей (Маика Монро играет глубоко и тонко, преодолевая рамки примелькавшегося типажа) после свидания со старшим парнем по имени Хью начинает видеть медленных, но настойчивых человекообразных существ, физический контакт с которыми чреват смертью. При помощи друзей, среди которых безответно влюбленный в нее Пол (Кейр Гилкрист), она пытается избавиться от преследователей.

Действительно, все нужные сюжетные повороты тут есть: моменты затишья чередуются с приступами паники и всплесками насилия, существа страшны, настойчивы и практически неуязвимы. Но внимание к деталям в «Оно» превосходит рамки жанрового стандарта. Конечно, атмосфера тревоги нагнетается умело. Камера (оператор — Майк Гиулакис) неторопливо наплывает на героев, подсматривает за ними с улицы, скользит вдоль окон, рассеянно кружит в интерьерах, акцентирует излишне медлительных прохожих. Но то, что действительно привлекает внимание и тешит глаз — это элегантный налет анахроничности. Герои практически не пользуются мобильными, ищут убежища в заброшенном здании постройки начала ХХ века, идут в исторический кинотеатр с японскими интерьерами, в котором перед началом сеанса звучит антикварный орган Wurlitzer, на комедию о преследовании «Шарада» (1963) с Кэри Грантом и Одри Хепберн, смотрят по телевизору черно-белую фантастику. В комнате Джей горит розовый раннемодернистский светильник в виде букета цветов. Большинство автомобилей — например, тот, в котором Хью соблазняет Джей — классические модели 1970-х годов. И даже саундтрек Рича Вриленда — местами расслабляющая, местами угрожающая тягучая музыка — выдержан в духе синтезаторной электроники 1980-х.

Зачем же режиссеру понадобились такие детализация и игра в ретро? Во-первых, чтобы вернуться к традиционной стилистике легенд о привидениях. Во-вторых, чтобы убрать технологии, поскольку технологии подменяют человеческое тело, а «Оно» устремлено противоположно: к физиологии.

Преследователи обретают вид близких людей, они осязаемы, подчеркнуто телесны и часто помечены неким ущербом, следами боли и страданий. В колледже Джей бежит от хромой старухи в больничной сорочке; следующая гостья — потрясающе убедительная девушка в разорванной одежде, с размазанным макияжем, мочащаяся под себя на ходу. Передача проклятия происходит при сексуальном контакте — таким образом можно обезопасить себя, но партнер в свою очередь должен поступить аналогично. И это не просто часть аттракциона.

В середине фильма Джей после очередного бегства просыпается на капоте автомобиля и, заслышав музыку, спускается к реке. Неподалеку от берега в катере резвится трое парней. Джей сбрасывает одежду, входит в воду, глядя, как нам представляется, на катер. В следующем кадре она уже за рулем, с мокрыми волосами, возвращается домой. Кроме явной попытки увести зрителя к обманной развязке, это еще и чисто манипулятивная сцена. Нас заставляют гадать, пойдет ли Джей, пусть и под угрозой смерти, на случайное совокупление с незнакомцами — по сути, мыслить ее как объект, напрочь лишенный своей свободы и воли. Митчелл тянет за нити тех массовых комплексов, которые до сих пор остались неизменными. Цивилизация, в том числе и западная, подавляет секс, молодость в разных видах и по разным поводам. В «Оно» подавление проникает и в сюжет, и в кадр: родителям говорить ничего нельзя (не поверят, запрут в психушку), останавливая камеру на правой руке Джей после свидания с Хью, Митчелл выявляет, что ее кисть отмечена татуировкой в форме латинского «Х», а крест или плюс — маркер положительного результата в тесте на ВИЧ. Психозы мизогинии и спидофобии используются как строительный материал для более универсальной истории. И здесь вновь срабатывает отказ от примет современности: в такой нетехнологической, незащищенной реальности эпидемия — событие столь же мистическое, сколь биологическое или общественное, а интимная близость имеет слишком высокую цену.

Проклятие можно передать в пронизанный страхом социум через цепочку обреченных. Но оно сохранится в потенциале, беспрерывно будет вести обратный счет и останется с теми, кого однажды коснулось, даже если никто об этом не узнает: но так всегда в нашем типе мироустройства, где социальное слишком легко принимает форму неотвратимого рока.

Силуэт в белом всегда будет влачиться где-то на краю зрения. В последнем кадре камера зайдет тебе за спину.