Сумерки интеллигенции?..
или Знак вопроса, оставляющий надежду![](/sites/default/files/main/openpublish_article/19991028/4200-7-1_0.jpg)
ТАК ДАЛЬШЕ ПРОДОЛЖАТЬСЯ НЕ МОЖЕТ
«Наше время — критическое. К какой бы среде человек ни принадлежал, какому бы богу ни верил, какие бы ни были отличные характеры и темпераменты, все сойдутся на одном: так дальше продолжаться не может. Не будет недостатка и во взглядах на то, каким образом, для чего и во имя чего нужно все изменить, но все сойдутся на том, что так дальше продолжаться не может.
Наша эпоха особенно сложная, потому что все идеалы одинаково изношены, скомпроментированы и люди уже ни во что и никому не верят; даже (и далеко не в последнюю очередь) самим себе».
Разве это не о нашем сегодняшнем дне? А между тем, я привожу цитату из статьи литературного критика, переводчика и эссеиста в области философии и эстетики Эммануила Райса «Сумерки интеллигенции», опубликованной еще в 1966 году журналом «Современность» (№ 1-2), которая чем дольше лежит среди моих бумаг, тем нетерпеливее просится «на люди», наводя на определенные размышления и ассоциации.
Правда, к райсовскому определению «сумерки интеллигенции» еще хочется добавить знак вопроса, который все-таки оставляет шанс. Если только сможем осознать эту простую и только на первый взгляд парадоксальную истину, содержащуюся в эпиграфе к этим заметкам. В ином случае придется уже говорить не только об уничтожении интеллигенции, но и о ее самоуничтожении.
Во всяком случае, ослабление этого столь необходимого для эволюции общества оппозиционного фермента ныне очень чувствительно — вплоть до той меры, когда, видно, пришло время говорить даже не о сумерках интеллигенции, а о ее кризисе: нынешнее ее гибкое приспособление «к ситуации» или выжидательный нейтралитет — от лукавого — разве не являются свидетельством этого? Слава Богу, если кризис не системный. А между тем, нонконформистский потенциал интеллигенции стимулирует движение нации, ее способность к самовозрождению как естественный механизм саморегуляции общества.
Общество же, игнорирующее эту стимулирующую функцию интеллигенции, обречено на деградацию и самораспад. Ведь именно интеллектуальная элита призвана к двойному духовному влиянию на социум и общественные процессы: с одной стороны, она ведет активную критику, рассеивая общественные иллюзии и развенчивая обанкротившиеся мифы, а с другой — создает идеологии и мифы современного общества.
Нынче все мы являемся свидетелями того, как маятник мифотворчества качнулся от господствующего при тоталитаризме мифа «отработанных» марксовских коммунистических идей к продуцированию новых, которые должны работать на национальную идею. И это нормальный процесс. Процесс, собственно, и возложенный самой природой общества на интеллигенцию. Но насколько результативен он?
ПРЕДОТВРАЩАТЬ МИЛОСТИ СИЛЬНЫХ МИРА СЕГО?
Выступив детонатором общественных сдвигов и перемен, интеллигенция, по существу, сдвинула гору, казавшуюся нерушимой. Но при этом, в том, что Украина оказалась в таком глубоком кризисе, есть немалая доля и ее вины, хотя она сама, возможно, как ни одна другая прослойка нашего общества, находится нынче в сложной и даже парадоксальной ситуации. С одной стороны, она должна была бы находиться в оппозиции к власти как таковой. С другой стороны, построение молодой независимой Украины нуждалось в консолидации всех здоровых сил общества, сотрудничестве ради общей идеи украинской государственности. Так интеллигенция старалась заполнить нишу, возникшую самореализоваться, использовать свой шанс, данный независимостью, во-вторых, будучи направляемой ощущением, что только она может эту независимость закрепить.
Но что в результате произошло? Часть интеллигенции, которая решила служить идее государственности «на должностях», срастается с номенклатурой старой «закалки», получая милости от тех, кто обладает материальной силой, превращаясь в приспособленцев, демагогов, ревностных ведомственных охранников, теряя свое истинное лицо (или, может, если говорить о конкретных лицах, наоборот, обретая его?).
История не раз доказывала, что интеллигенция может (и должна!) претендовать только на роль духовного проводника человечества. Вячеслав Липинский в «Письмах к братьям-хлеборобам», в частности, указывал, что когда вместо того, чтобы критиковать старых правителей или учить и организовать новых, интеллигенция «старается сама править нациями… когда она сама, не имея необходимой для этого материальной силы, пытается стать национальной аристократией — отсюда и начинается ее разрушающая политическая роль».
То есть, ее миссия состоит именно в том, чтобы пробудить к жизни процесс рождения новой аристократии вместо консервативной, отжившей, потому что эта неумолимая история постоянно доказывает, что миром правили, правят и будут править самые сильные. Если же происходит так, считает В.Липинский, что и старая деморализованная, и новая, только рождающаяся аристократия, которая еще «проходит наивный период детства и прорезания первых зубов», очарованные речами представителей интеллигенции, допускают ее до политической власти, жизнь неминуемо заставляет таких непродуцирующих правителей (то есть не имеющих материальной силы) зависеть от силы другой, материальной, от воли тех, кто, имея эту материальную силу, позволил интеллигентам править, они должны предотвращать милости сильных мира сего. И когда они правят по чужой милости, предостерегает В. Липинский, то деморализуют и тех, кем правят — это он называет нравственной болезнью нации… Разве не убедились мы в этом даже на одиночных случаях «хождения во власть» представителей творческой элиты, часто только мнимого их присутствия в законодательном эшелоне власти?
Часть же интеллигенции, которая, возможно, имеет самое большее моральное право считать обретение независимости своей заслугой, осталась вне политики и, тем более, вне сотрудничества со властными структурами, образовав локальную, довольно герметичную среду. Они, эти люди, честно обрабатывают свое поле, но из-за самоизоляции, а часто и бескомпромиссности, нежелания, очевидно, искать «точки соприкосновения» с теми, кто сделал иной выбор, пошел каким-то другим путем, почти не имеют возможности влиять нынче на общественно-политические процессы, а нередко еще и содействуют разобщенности.
Но наш противоречивый сегодняшний день как раз и нуждается в активном присутствии в общественной атмосфере такого оппозиционного фермента, каким и должна оставаться интеллигенция даже в иные, значительно более благополучные времена и при более благоприятных условиях. Очень уж выразительна угроза, что наше пока довольно виртуальное государственное строение при нынешней полной апатии, которую немного смягченно называют нейтральной позицией, может получиться или без окон, или без дверей или со сплошной стеклянной крышей, что, возможно, и привлекательно, но вряд ли практично.
Кажется, уже стихли оптимистически-громкие трибунные декларации о том, что национальная консолидация исторически неизбежна, потому что нынешняя предвыборная ситуация, раскидав недавних единомышленников по «разные стороны баррикад», показала это сакраментальное: имеем то, что имеем.
Ясное дело, патриотическая риторика, испытав ощутимую инфляцию, по существу, изжила себя и не несет уже такую суггестивную энергию, как раньше, да и вообще патриотическая фраза в устах интеллигента нередко становится вялой, невыразительной, неубедительной — и не стоит рассчитывать на то, что она способна «зажечь» на служение национальной идее полуголодные «массы», озабоченные только одним — поиском куска хлеба для детей. Время неумолимо диктует: вектор действия должен переместиться из вербальной в иную, более практическую плоскость. Но любое действие требует для начала как минимум адекватного понимания и трезвой оценки ситуации и — на этой почве — объединения и консолидации.
Беда в действительности видится в том, что интеллигенция сейчас очень неоднородна (от элитарного «мыслителя» до какого-то бунтаря-аутсайдера или беспризорного поэта) и достаточно разобщена — по партиям, поколениям, творческим и собственным интересам, политическим и творческим амбициям и тому подобное. Речь идет не о тоске по былому бездумному единогласию, а об умении в решающий и угрожающий для государства момент сконцентрироваться на главном, определяющем, чтобы окончательно не потерять то, что добыто такой дорогой ценой.
Вещи тут взаимосвязаны: без конструктивных рефлексий и детонаторных импульсов из среды интеллигенции в социум-пространство изменить нынешнее аморфное общество невозможно и, в то же время, только обновленное общество с действующей сильной властью способно осознать конструктивную роль оппозиционного фактора и его антистагнационную роль как залог сохранения и развития этого же общества, а значит, взять на себя ответственность за выработку тех механизмов, которые бы обеспечили режим максимального содействия для самореализации интеллигенции. При этих условиях и возможно то равновесие, которое способно гармонизировать общество во всех его структурных срезах. И, кажется, не тот нынче момент, чтобы спорить, что тут первично: яйцо или курица.
«…ВКЛЮЧИТЕЛЬНО ДО ПОСЛЕДНИХ СВОИХ ШТАНОВ»
Вспоминаются слова украинского общественного и культурного деятеля, мало известного сейчас Виктора Приходько из его предисловия к им же переведенной и изданной во Львове книге американского промышленника Герберта Кассона «Тайны успеха в интересах» (1928). Вот как он характеризует целомудрие украинского (тогдашнего) интеллигента: «…в отношении денег, в отношении заработков и проявлений жизни, которые могут свидетельствовать о наличии у вас такой копейки, которой, по точному подсчету ваших приятелей, у вас не должно бы быть, — тут держи ухо востро! Не проведешь никого! Ты весь «на реестре», включительно до последних твоих штанов. И так, если ты порядочный украинский интеллигент, и хочешь иметь хорошую «опинию», ты должен жить исключительно на содержании у правительства… Лучше всего у своего; когда же своего нет — можно у чужого. Этого содержания тебе, как правило, не должно хватать на самый скромный минимум экзистенции. И поэтому ты должен наверстывать бараболей и пить чай с сахарином. Если же ты министр, то очень похвально и симпатично, что носишь перелицованный костюм и продал торбочку жены, «потому что нет на хлеб». Об этом мождут, в свою очередь, показывать вам свои дырявые пальто и сапоги. Это считается «хорошим тоном».
Выступая против такого мнимого «хорошего тона», В.Приходько отстаивает также и право интеллигента на предпринимательство, право позаботиться о достойных условиях существования и видит в этом залог развития государства и полноты нации, тогда как в этой показной нищете — склонность к чистейшему коммунизму. Кажется, едва ли не крамольная мысль: обвинять интеллигенцию в подобных, то есть деструктивных наклонностях. Однако тут кроется не меньшая опасность, чем в том, что нередко представители творческих профессий «покупают» себе достойные условия существования ценой непростительного конформизма и утраты своего истинного предназначения.
Что же касается большинства, то сейчас хорошим тоном считается вообще не касаться при общении темы материального достатка, а точнее — недостатка: довольно того, что ты «на реестре» «включительно до последних твоих штанов» у самого себя (да и само общение, не в последнюю очередь, из-за этого сведено теперь до минимума: человек униженный, подавленный и разуверившийся, если у него нормальный уровень самооценки, не охочий «транспортировать» такое состояние «на люди»). В среде интеллигенции чаще всего стыдливо обходится тема крайнего обнищания и «методов» выживания: а когда, собственно, интеллигенции было легко? Особенно во времена кризисов и социальных потрясений.
Большинство — порой из последних сил — старается не потерять «лицо», то есть сохранить пристойный внешний вид и даже мнимое чувство собственного достоинства и напускной оптимизм, все еще пытается «удержать» привычный способ самореализации в сфере интеллектуального труда, который чем дальше, тем все больше обесценивается и выглядит алогичным анахронизмом на фоне горячечного перераспределения и всеобщего разворовывания когда-то общенационального имущества. Это — из понимания того, что другой жизни для этой самореализации уже не будет (хотя бы внукам!), и, в конечном итоге, из вполне понятной внутренней позиции и, чего греха таить, обычного гонора…
Хроническое ощущение не жизни — а выживания — на грани возможного, до боли знакомо многим и многим представителям интеллектуального труда. Тем, кто не нанялся к смуглолицым «хозяевам» наших базаров, не переквалифицировался в брокеров (говорят, едва ли не лучшие брокеры — преподаватели и выпускники факультета кибернетики), не эмигрировал за границу, не спился от отчаяния или не бросился в президентско- творческие бега под патронатом действующего, не понимая или, скорее, не желая понимать, что становится разменной монетой в руках жонглеров и манипуляторов от политики…
Те же, кто не способен к конформизму, понимая, что он разрушает не только личность, но и саму природу интеллигенции как оппозиционной субстанции, продолжают работать (если до сих пор не потеряли работы) и честно делать свое дело почти даром, несмотря ни на что: коррупцию на всех уровнях, бесстыжее злодейство, цинизм властных структур, бесперспективность самореализации, невозможность издать книгу или провести научный эксперимент в нормальных лабораторных условиях, беспросветную безнадежность и бесконечную хроническую усталость, и даже вопреки логике…
Но, поставленная в унизительные условия физического выживания, сконцентрированная только на потребностях собственной экзистенции, интеллигенция теряет способность к саморазвитию, к продуцированию новых идей, а значит, обрекает на постепенную деградацию и себя, и общество в целом.
Те общественные процессы, рождающие, пусть и в тяжелых потугах, класс предпринимателя, собственника, понятное дело, не могут болезненно не затрагивать интеллигенцию, менее всего адаптированную, во-первых, в силу своей естественной миссии, — к новым реалиям. И вряд ли ей суждено из-за своих генетических особенностей «капитализироваться». Оставаясь на маргинесе этих перемен, доведенная до крайнего обнищания, интеллигенция не может не чувствовать и болезненно переживать свою материально-житейскую несостоятельность, а значит, и определенную второсортность, если речь идет об уровне материального обеспечения «своей экзистенции». Если уникальный языковед-переводчик, знаток восточных языков, который оказал бы честь любой нации, месяцами сидит голодный из-за невыплаты зарплаты и рад даже куску хлеба и луковице, которыми его иногда выручает соседка, — то как это можно прокомментировать?! А примеров таких множество.
В то же время, осознавая свой высокий интеллектуальный, культурный, нравственный потенциал, преданность идее украинской государственности, интеллигенция не может и не должна!, даже сохранив в своем сознании воспоминания о недавних «социалистических» льготах, которые, конечно же, часто были платой за лояльность, но заложили в сознании определенную патерналистскую модель ожиданий, соглашаться на унизительную роль нищего с протянутой рукой, вечного просителя президентских пенсий, стипендий, субсидий — вместо адекватной оплаты труда в соответствии с мерой сделанного.
Поэтому должны быть выработаны общественные механизмы социальной защиты интеллигенции, самое первое — достойной оценки интеллектуального труда, чтобы этим сберечь в сознании интеллигенции должную самооценку, равно как и оценку социальную, а значит — и роль идейного проводника нации, которая предначертана ей самой природой общественного развития.
В ОТВЕТЕ ЗА ВСЕ, ЧТО ПРОИСХОДИТ
Кто-то когда-то высказал мысль, что вкус к свободе рано или поздно развивает вкус к реальности. Поскольку такая взаимообусловленность не вызывает сомнений, то, учитывая нынешние «сумерки интеллигенции», нужно сделать вывод, что у подавляющего большинства ее представителей так и не появился вкус к свободе (как, наконец, и понимание того, что же оно вообще такое, чего от нас требует и к чему обязывает), потому что в нашей «сумеречной ситуации» она нередко способна увидеть только виртуальную «реальность» из предвыборной агитки действующего Президента: «5 лет стабильности, 5 лет роста. 5+5». Цифра, которая может быть магической разве что для первоклассника…
Но, говоря райсовскими словами, дальше так продолжаться не может. Если не в состоянии сработать «высокие слова», возможно, сработает инстинкт самосохранения самой интеллигенции, ведь полагаться на самосохраняющие здоровые инстинкты общества, больного и истощенного физически и морально, теперь не приходится. Поэтому время, сегодня называемое моментом истины, является одновременно и тем моментом, когда в среде интеллигенции, которой угрожает, прежде всего, экономическое истребление и саморастворение в доведенной до крайнего обнищания, люмпенизирующейся «народной массе», должен сработать фактор самосохранения.
Возможно, только инерция самосохранения, «раскрутившись», может привести к консолидации, способности подняться над предубеждением, недальновидностью, амбициями, обидами, осторожностью, над всем проминальным и пустяковым, потому «что дальше так продолжаться не может». Позиция приспособленчества и хамелеонства, внутреннее рефлексирование, подавленное страхом проигрыша, продуцирует критическую массу общественного риска и ставит под знак вопроса именно существование интеллигенции.
Поэтому, если не будут найдены «точки опоры», если не будет здорового компромисса внутри среды интеллигенции ради общей цели, если не будет консолидации вокруг не только государственно-созидательной идеи, но и видения путей выхода из бездны и реальной поддержки конкретного лица, способного к принятию самостоятельных решений и готового нести ответственность за эти решения, а значит, конструктивной и последовательной трансформации общества (а многим мыслящим интеллигентам таким лицом видится единственно Евгений Марчук), люмпенизация и соответственно дрейф в сторону «коммунизации», и как это ни парадоксально, может затронуть не только «пролетарские массы», но и тех, кто призван быть духовным проводником нации. Другим же придется готовиться к новому диссидентству, во всяком случае, выбор всегда остается.
Именно интеллигенция призвана быть индикатором общественной погоды, реагировать на общие и фундаментальные проблемы, возникающие в обществе, особенно в обществе кризисном, особенно, если под угрозой находятся общенациональные интересы, справедливость, нравственность, будущее детей и внуков. Потому что есть все-таки истина в словах Эммануила Райса, что в действительности «в наше время человечеством руководят не пресловутые «капиталисты», и даже не вроде бы подчиненные им министры «и другие генералы», и такой же пресловутый «пролетариат». Человеческой судьбой руководит интеллигенция. И фактически, и нравственно. А если это так, то она в ответе и за то, что есть в мире хорошего, а также и за зло в мире, которое беспрестанно растет».
А поэтому нынешняя аполитичность, как и «нейтральность» предвыборной позиции, которая в действительности тоже позиция, которой интеллигенция иногда зарабатывает себе «хорошую опинию», едва ли не так же, как и своим жертвенным обнищанием, кажутся сейчас непозволительной роскошью, угрожающей не только государству вообще, но и, в частности, существованию самой интеллигенции.
Эти рефлексии «действующего интеллигента», очевидно, могут показаться кому-то преувеличенными, но они являются только определенным предостережением в нынешней «сумеречной» ситуации, когда напускается столько тумана, что кое-кто, заблудившись в трех соснах, а вернее в «магических пятерках», этих сумерек может и не заметить. Или, может, только делает вид, что не замечает?
Выпуск газеты №:
№200, (1999)Section
Культура