Сумерки искусства

«Избранное» — под таким названием в Музее современного искусства Одессы открылась выставка концептуалиста, представителя «новой волны» Сергея Лыкова. В начале 2000-х этот художник был участником выставок в Киеве (галереи «Ирена» и «L-Art», Музей современного искусства, ЦБХ) и нескольких международных проектов. Новая персональная выставка Лыкова, по замыслу ее организаторов, носит ретроспективный характер — представленные произведения охватывают фактически весь период творчества пятидесятиоднолетнего художника.

Сергей Лыков — одесский художник-эстет и культуролог, способный к рефлексии. Он мыслит широко и циклически. Результаты творчества представляют виртуальный, полностью самодостаточный мир, в котором аккумулирован исторический опыт человечества. Задача художника — охватить и переосмыслить этот опыт и на индивидуальном уровне «подвести под ним черту». Ведь круг идей, образов, формы выражения и способы интерпретации, весь возможный диапазон чувств и эмоций нашли в мировом искусстве свою полную завершенность и полноту выражения. Изменяются лишь акценты и комбинации. Картина стала музейной вещью, которая существует автономно и кочует в пространстве и времени, приобретая в его контексте определенную харизму и новое звучание. Для постмодернизма, этого великого комбинатора новейшего времени, все уже сказано.

Сергей Лыков стал известным благодаря ярко выраженной постмодернистской работе — «Концерт барокко» (1987), произведения саркастически иронического, своеобразного театра абсурда. Другие картины, объединенные в цикл «Дикие тени любви» (1995) — это серия интерьерных композиций, порожденных урбанистической действительностью. В работах этого периода чувствуется определенная недосказанность, призрачность, а потому мир вещей у него какой-то неуверенный. Это чистый неоплатонизм с его приматом идеи, где материальное существует как что-то временное: действительное, явное сразу превращается в прошлое — воспоминание, сон и тому подобное.

Во многих своих произведениях художник использует медитативный подход. Достаточно назвать другой цикл метафорических картин художника, например «Ловцы снов» (2007—2008 гг.). В своем искусстве Сергей Лыков стремится соединить разные цивилизации, разные ментальности — европейскую и восточную, и в этом он также идеалист и романтик. Творчество Лыкова имеет иррациональную природу и космополитическую окраску. Объяснение следует искать также в его увлечении учением мексиканского шамана индийского происхождения Хуана Матуса. В этой связи обращение к эпохе раннего барокко — это также своеобразная романтическая ретроспектива, не лишенная претенциозности (а, возможно, и снобизма). Не уверен, что сознательно, но его увлечение ориентализмом, скорее, действует как разрушительная сила, которая оставляет меньше места вере в миф, взлелеянного на протяжении двух тысячелетий европейцами («Недоверие Караваджо», 2007). Однако сам художник сознается, что в серии «Недоверие Караваджо» не ставил глобальных задач — это лишь диалог с самим Караваджо, который творил собственный миф. Хочется отметить, что в работах этого цикла убедительно выстроены мизансцены, выразительные жесты и мимика персонажей.

Возникает вопрос: имеем ли мы право разрушать структуру того неубедительного, с точки зрения человека третьего тысячелетия, но целостного духовного мира, который вполне искренне создал, например, Микеланджело и Караваджо? Разве не лучше создать свой, собственный? Таким путем пошло много представителей одесского постмодернизма, в частности, Виктор Павлов, Александр Ройтбурд (однокурсник Лыкова) и другие. В конечном итоге, в этом «диалоге» современного художника с выдающимся предшественником и творится новая структура гностицизма духовного пространства, как деконструкция ренессансного понимания христианства. Хоть слово «диалог», согласитесь, звучит как-то претензионно, даже мистически, и здесь уместнее другое — прочтение, интерпретация. Потому что на поставленный Караваджо вопрос ответ будет давать сам автор и вдумчивый, достаточно подготовленный зритель. Но такой подход расширяет функциональные связки картины Караваджо как артефакта благодаря возможному ее новому прочтению. Лыков вводит игровой момент, как и Караваджо, поместив в композицию собственное изображение (справа вверху), других своих современников, придавая произведению, в достаточной степени, личностного звучания. Если в начале ХХ века открытия «Туринской плащаницы» усилило дух религиозности в христианском мире, то в наше время открытия апокрифического «Евангелия от Иуды» скорее испытывает и ослабляет и без того не всегда твердую веру. Возможно потому некоторые критики, которые стоят на ортодоксальных позициях, резко негативно воспринимают эту интерпретацию Лыкова, упрекая его в посягательстве на основы христианского вероучения. Особенно их возмущало введение в композицию образа гейши («подсказана» образом Марии Магдалины). Нынешнее наше общество плюралистическое, но не во всем терпимое. В конечном итоге, и современники Караваджо неоднозначно воспринимали его религиозные произведения, считая их чрезмерно натуралистическими, простонародными, «современными».

Следует признать, что для мастера, в отличие от художников-модернистов, форма не является самоцелью. Это не значит, что он не придает значения формальным вещам — совсем нет. Как раз для Лыкова культура живописной речи является важным признаком творчества. В этом отношении он достаточно консервативен, и как таков культивирует формальную завершенность. Основы этого были заложены на художественно-графическом факультете ПНПУ им. К. Д. Ушинского, который Сергей окончил в 1985 году. Среди его преподавателей один из основателей факультета и первый его декан Валерий Гегамян, а также выпускница «Строгановки» Зинаида Борисюк. Гегамян считал, что без обстоятельного знания ремесла и широкого культурного кругозора полноценное творчество невозможно. Должен признать, что среди всех известных учеников В. Гегамяна Сергей Лыков наиболее последовательно усвоил именно графическую систему учителя, что нельзя сказать о его живописи — он слишком умоглядный. Но художник умело использовал сильные стороны своей одаренности и в конечном итоге создал хотя и эклектическую, но логическую и выразительную графико-живописную систему, которая, в зависимости от тематики, имеет свои особенности. Например, в серии «Всемирная история в картинках» (2001 г.) с ее иерархичностью и «фризовым» подходом, важным является ритм, который развивается, не плывет вдоль плоскости, но и в плане. В этой серии художник как последовательный постмодернист продемонстрировал умелое использование приемов поп-арта и стилистики древнего искусства, в частности, египетского и вавилонского. «В истории культуры любой кризис является одновременным умиранием старых и зарождением новых структур познания и отношения к миру», — так автор обосновал концепцию упомянутой серии.

В циклах картин «Ловцы снов», «Дороги» и «Недоверие Караваджо» художник использует эффекты, которые ассоциируются с компьютерной графикой: расплывчатость, мягкие переходы локальных тонов, эффект «турбулентности», сферичности и тому подобное. Подобная техногенность, невзирая на концептуальную обусловленность, выглядит не всегда убедительно. Это не касается «Недоверия Караваджо» или, например, его вышеупомянутой «антиклерикальной» работы «Концерт барокко». Увлечение эффектами у художника не является самоцелью — оно содержательно мотивируется, хотя в отдельных случаях своей нарочитостью балансирует на грани салона. В конечном итоге, понятие «салона» не всегда носит негативный оттенок. Мы знаем и прекрасные образцы этого порожденного академизмом искусства, например, работы Генриха Семирадского или Поля Леруа (чьи произведения украшают один из залов Одесского музея западного и восточного искусства). Как художник-эстет, Лыков с благоговением относится к классическому наследию, получая дополнительные творческие импульсы в окутанных патиной времени залах музеев. Симптоматично, что выставка картин цикла «Недоверие Караваджо» состоялось именно в итальянском зале рядом со знаменитой картиной Караваджо «Взятие Христа под стражу». Другие средства полностью традиционны: контражур, ночное контрастное освещение — приемы, которые, кроме Караваджо, использовали французские (Жорж де ла Тур) или голландские живописцы (Г. Хонхорст). Богатство формальных подходов и техническое разнообразие мастер продемонстрировал в упомянутой серии «Ловцы снов» — от академического рисунка и символико-образных медитаций к импульсивно экспрессивным композициям.

Как последовательный постмодернист, Лыков любит сопровождать свои картины текстами, например, пресс-релизов, которые дают зрителю своеобразную установку. «Если работы пробуждают у зрителя какие-то чувства и мысли — творческий акт продолжается. Не так важно насколько отличаются между собой первобытная авторская ссылка и последующие интерпретации зрителя — мне лично кажется, что более важным является творческое продолжение медитации на предложенную тему», — такой видит собственную миссию художник. В настоящее время Сергей Лыков находит своего зрителя, у него есть свой круг приверженцев среди искусствоведов, коллег и сотрудников активно действующих музеев, подтверждением чего является и новая выставка художника.