В поисках «Нюрнберга»...

В одной из самых светлых своих опер великий реформатор музыкальной сцены Рихард Вагнер создал поэтический образ города, в котором искусство и труд живут бок о бок, созидая праздники, преобразовывая жизнь по законам красоты. Уникальное место на земле, где верность традиционным уставам не закрывает дорогу новому, а высшим художественным чувством наделен народ, Вагнер связал с конкретным географическим названием и временем — Нюрнбергом ХVI века. Подлинным историческим лицом был главный вагнеровский герой — поэт и сапожник Ганс Сакс. В опере «Нюрнбергские мейстерзингеры» его отличают мудрость философа и горячее сердце. Высший авторитет среди мастеров поэтического цеха, он чужд догматизма, способен поддержать молодой талант, ценой самоотречения помочь влюбленным.

Во все времена творческие объединения носили замкнутый характер и строго следили, чтобы в их ряды не проникал чужеродный элемент. Вопрос о приеме новых членов решался ограниченным числом избранных знатоков. В опере Вагнера таких знатоков- мейстерзингеров 12.

При советской власти любому таланту, чтобы получить официальное признание, требовалась хорошая анкета с пролетарским происхождением. Аристократическое происхождение вызвало подозрение у вагнеровских судей, когда к ним пришел держать экзамен на звание мастера рыцарь Вальтер фон Штольцинг. А был он не просто не из их круга, но и вовсе не учился петь и сочинять стихи по книгам, где, согласно их незыблемому убеждению, давно и твердо было все определено и записано. Полнейшую неосведомленность претендента вывел на чистую воду главный знаток книжной премудрости Сикст Бекмессер. В лице этого персонажа Вагнер весело высмеял бездарность своих многочисленных хулителей, обличавших его в дилетантизме, в незнании гармонии и других школьных наук.

Еще недавно во всех советских клубах и дворцах культуры вывешивали крылатую ленинскую фразу: «Искусство принадлежит народу». Теперь этот тезис не кажется столь уж безусловным. Однако Гансу Саксу в опере Вагнера пришлось прибегнуть к ловким ухищрениям, чтобы напомнить авторитетным знатокам о принадлежности к народу как их самих, так и создаваемого ими демократического искусства. А жизнерадостный и жизнелюбивый народ вагнеровского утопического Нюрнберга весело посмеялся над провалом в певческом состязании недотепы Бекмессера и обеспечил всеобщую поддержку рыцарю, которого слегка причесал и направил, а также помог обойти некоторые конкурсные условия его покровитель и благодетель Сакс.

Как утверждает Вагнер устами этого любимого героя, история хотя и повторяется, но настоящее высокое искусство во все времена рождалось из мечтаний и снов, которыми грезят истинные поэты, придавая им совершенные формы и находя опору как в собственном вдохновении, так и в опыте народа, нации, всего человечества. Поэтому хочется верить: если театр берется ставить данную оперу Вагнера, значит в этом коллективе исповедуют именно такое отношение к искусству и творчеству. Если же театром управляют бекмессеры, то вагнеровская опера на его подмостки не попадает, а местным рыцарям с поэтической душой приходится искать свой утопический Нюрнберг в чужих краях.

В Венгерской национальной опере в Будапеште произведения Вагнера постоянно находятся в репертуаре, начиная с тех времен, когда здесь работал гениальный дирижер и композитор Густав Малер. В последние годы музыкальное руководство вагнеровскими спектаклями обеспечивал известный русский дирижер, в прошлом — главный дирижер Большого театра — Юрий Симонов. Его опыт и мастерство неизменно служат гарантией высоких качеств музыкальной интерпретации вагнеровских партитур. Это подтверждает и нынешняя постановка «Нюрнбергских мейстерзингеров».

В своей интерпретации Юрий Симонов рельефно подчеркнул контрасты монументальной помпезности, размаха, праздничности звучания вагнеровского оркестра и возвышенной лирики, богатства внутренней жизни голосов оркестровой фактуры. Живой темпо- ритм действия создавали гибкие переходы разных типов движения. Везде был выдержан звуковой баланс, благодаря которому обеспечивались верные соотношения оркестра с певцами, что представляет собой проблему во всех операх Вагнера.

Обилие разнообразных массовых сцен превращает в важнейший компонент спектакля хор. В Будапештской опере большой по составу, слаженный по звучанию хоровой коллектив прекрасно подготовлен к выполнению самых разных художественных задач. Достойно представляли вагнеровских персонажей выступившие в премьерном спектакле солисты, чему способствовала великолепная работа всей постановочной группы.

Отрадно отметить, что уже третью масштабную премьеру выпускают на главной оперной сцене Венгрии наши соотечественники — режиссер Аттила Веднянский и сценограф, он же художник по костюмам, Александр Белозуб. Успех сопутствовал их творческому содружеству уже при постановке «Енуфы» Л. Яначека и «Катерины Измайловой» Д. Шостаковича. Но тогда речь шла об операх представителей близкой им славянской школы. Что касается произведения Вагнера, то здесь степень ответственности повышалась в несколько раз. Дело не только в сложности материала, но и в канонах сценической интерпретации, которые на протяжении почти полутора веков сложились в постановках разных театров, в первую очередь, в таких известных вагнеровских центров, как Байройт и Мюнхен.

Можно сказать, что, дав согласие ставить Вагнера в Будапеште, Аттила Веднянский и Александр Белозуб как бы оказались в роли Вальтера фон Штольцинга. При этом, как и вагнеровский герой, пройдя нелегкие испытания, они одержали убедительную победу на звание мастеров современной оперной сцены, ибо создали спектакль, который соответствует высоким критериям лучших европейских оперных театров.

В художественном оформлении и костюмах удалось уйти от прямолинейного следования реалиям места и времени, сохраняя условно трактованный образ бюргерско-рыцарской старины. Материально-художественный компонент этого образа обеспечивают покрой, формы, особые ткани костюмов. В те далекие времена одежда говорила как о самом человеке, его статусе, возрасте, достатке, так и о мастере, который ее изготовлял, демонстрируя свое искусство. По одежке мы сразу различаем отношение к каждому персонажу авторов постановки.

К самым общим намекам на историческую локализацию относится цветной витраж, на котором изображен контур перевернутого храма. В первом акте он служит знаком интерьера костела, где происходит действие, затем превращается в зеркальный пол, теряя прямое функциональное назначение. Органные трубы, из которых составлены детали домика Сакса во втором акте, это уже мостик-переход к условно символическому плану оформления. Сценическое пространство организовано так, что «верх» и «низ» связаны взаимной устремленностью и принципом зеркального отражения, подобно тому, как в символическом Нюрнберге соединены поэзия и проза, ремесло и искусство. А приподнятые над планшетом правая и левая стороны сцены разделены свободным проходом, который как бы образует малую сценическую площадку и соответствует разделению массы горожан на зрителей и непосредственных участников торжественных театрализованных действ.

Спектакль не только красочен и многонаселен, но и очень красив. В зеркальном навесе отражается золотисто-коричневый пол. В сцене ночного Нюрнберга высвечивается ярко зеленая крона фантастического дерева на фоне темного звездного неба. Тщательно разработанная световая партитура подчеркивает поэтический настрой музыки. Смена освещения отражает смену ее фактурных пластов. Распахнутое пространство в комнате Сакса, разбросанные вокруг толстые фолианты книг соответствуют его размышлениям о вечных людских распрях и человеческих иллюзиях. В своих раздумьях он возносится над прозой людского существования и в это время на какой-то момент действительно подымается вместе с открытой площадкой зеркального пола. А затем этот подъем в сферу поэтических озарений повторит Вальтер, сочиняя будущую конкурсную песню.

Емкий образ-символ создают большие прозрачные шары, которые выносят ученики и на которые с чувством значимости выполняемой миссии усаживаются именитые мастера пения. С помощью подобной небытовой детали подчеркнута их принадлежность к кругу посвященных и нематериальный характер их занятий. Но, как и каждый истинный символ, этот столь же многозначен, потому не поддается исчерпывающей расшифровке.

Режиссура А. Веднянского необычайно музыкальна как в целом, так и в каждой детали. Опыт режиссера драматического театра проявляется в его работе с актерами. Музыкальным характеристикам персонажей соответствует индивидуальный пластический рисунок каждого образа. Особенно запомнился в этом плане Бекмессер с его почти балетной пластикой. В исполнении Казмера Саркани он необычайно подвижен и поражает неуемной инициативой. В трактовке режиссера и певца этот герой принадлежит, согласно остроумной классификации Э. Хемингуэя, к типу легко распознаваемых «летних» дураков. Своей безусловной незадачливостью, смешными притязаниями, постоянной способностью попадать впросак он вызывает определенные симпатии, чем-то напоминая Мендозу в «Дуэнье» С. Прокофьева. А тема радостного освобождающего смеха, который неоднократно вспыхивает в спектакле, заставляет вспомнить другую оперу С. Прокофьева — «Любовь к трем апельсинам», где, как мы помним, смех излечил принца от меланхолической болезни.

Неповторимую атмосферу города мастеров и талантливого народа, умеющего ценить искусство и красоту, создает каждый участник многолюдного театрального действа. В трактовке режиссера здесь нет безликой массовки и чисто служебных второстепенных персонажей. И в этом спектакль Аттилы Веднянского близок оперной эстетике С. Прокофьева, а значит, звучит вполне современно, обходясь без назойливой актуализации и прочих ухищрений модной модерной режиссуры.

Можно было бы вспоминать еще много интересных находок, подробно разбирать каждую удачную сцену. Но общий вывод вполне ясен. В то время, как мы сетуем на кризис украинской оперной режиссуры, тщетно надеясь, что «варяги» из-за рубежа спасут престиж нашей Национальной оперы, собственные таланты уже утвердили свой авторитет в центре мировой оперной культуры, в театре, где работали Густав Малер и Отто Клемперер, в городе, где музыкальное прошлое и настоящее связаны с великими именами Ференца Листа и Белы Бартока.