Вадим Абдрашитов: «Инфантильность российского общества ужасает...»

Имя Вадима Абдрашитова («Слово для защиты», «Поворот», «Охота на лис», «Остановился поезд», «Парад планет», «Плюмбум, или Опасная игра», «Слуга», «Армавир», «Пьеса для пассажира», «Время танцора», «Магнитные бури») хорошо известно тем, кто в 70—80 годы прошлого века был уже сформировавшейся личностью. В те вяло текущие застойные времена, когда в сутках было больше часов, а из вечерних развлечений — два-три телевизионных канала, самиздатовская «Лолита» Набокова или «Остров Крым» Аксенова, которые со всеми мерами конспирации дали почитать на одну ночь, и еще, конечно, кино. Самое «важнейшее из искусств». К тому же доступное.

Как мы ждали новые фильмы Романа Балаяна, Сергея Параджанова, Тенгиза Абуладзе, молодого и еще дерзкого Никиты Михалкова, как обсуждали, спорили, додумывали их сюжеты! Однако картины Вадима Абдрашитова и тогда занимали свою, отдельную от его талантливых коллег нишу. Они были как заноза — простые и внятные истории касались каждого из нас, волновали, засталяли думать, и с годами не теряли своего нерва, а почти всегда сбывались как интуитивное пророчество художника.

Понимали и ценили фильмы Абдрашитова и за рубежом: он — обладатель Золотой медали Веницианского кинофестиваля, «Серебряного медведя» Берлинале, впечатляющего количества главных наград (именно, главных!) на других престижных кинофорумах.

В 2003 году Вадим Абдрашитов вместе со своим постоянным соавтором, сценаристом Александром Миндадзе снял тревожную авангардную драму «Магнитные бури», за которую они получили призы «Кинотавра», Национальную премию российских кинематографистов «НИКА» и конкурирующего с ней «Золотого орла». С тех пор, уже больше 10 лет, Абдрашитов кино не снимает.

У этого интервью была долгая дорога на газетную полосу: начинали разговор мы с Вадимом Юсуповичем год назад на Международном кинофестивале «Листопад» в Минске, продолжили месяц тому на Батумском международном кинофоруме, а завершили по окончании 46-й «Молодости» в Киеве. Что мне кажется симптоматичным — именно на этом кинофестивале начинающий 30-летний режиссер Вадим Абдрашитов получил свою первую награду: приз «За лучшую режиссуру» за дипломную работу «Остановите Потапова!»

НЕВОСТРЕБОВАННОЕ КИНО ОБ ИНСТИНКТАХ И СТРАСТЯХ

— Вадим Юсупович, зрители соскучились по вашим новым картинам. У вас никогда не было таких больших пауз между проектами. Можно узнать, в чем причина?

— Причина простая. Я недооценил ситуацию на рынке денег, или переоценил свои силы. Начал работу над достаточно дорогим — по российским меркам — проектом. Фильм, который я хотел снимать, — технологически сложно постановочный. Компьютером сделать то, что мы придумали, невозможно. Поначалу надеялся, что смогу найти необходимые для съемок 15 миллионов долларов (сегодня уже 20, наверное) у состоятельных людей, богатых организаций. Пообщался с многими олигархами, часто молодыми, которые говорили мне: «Мы на ваших фильмах выросли, конечно, поможем!» Иногда дело доходило до ужинов с женами... (Улыбается) Но как только разговор касался денег, все рушилось. И в определенный момент я понял, что нужную сумму для съемок фильма не соберу никогда...

— Можно узнать, что это за проект?

— Сценарий написан по мотивам произведений одного из ныне живущих российских писателей. Не хочу всуе называть его имя — вдруг произойдет чудо, и мы все-таки снимем картину. Идея замысла проста: наш с вами состав крови на сегодняшний день — тот же самый, что был десять, сто, тысячу лет тому назад. Как и нормальная температура тела — 36,60С. Так было всегда. Следовательно, и все остальные инстинкты и страсти по сути своей не изменились. Значит, можно создать некое кинопространство, когда в одном кадре пройдет несколько исторических времен. Эта идея абсолютно кинематографического свойства. Ничего подобного нельзя сделать ни в театре, ни в литературе, нигде — только в кино.

Сама же история, которая лежит в основе сюжета, проста и понятна: у доктора, детского врача, серьезно заболевает дочка... Вот, собственно, и все. Обычная человеческая история. Мне казалось, что разговор о вечных ценностях должен быть интересен людям, у которых есть, вроде бы все, и деньги в том числе. Но времена изменились, интерес к кино у спонсоров и меценатов пропал, и мои планы отодвинулись куда-то далеко, а, может быть, и ушли в никуда.

К сожалению, я потратил много времени, пока надеялся собрать необходимую сумму для съемок. Когда стало ясно, что следует переключаться на более скромный (финансово) замысел, я это сделал. И теперь опять занимаюсь поисками денег — вновь хожу по разным кабинетам. (Смеется) Сегодня кинопроизводство в России стало очень дорогим: простой фильм (без павильонов, без особых звезд, без массового шитья костюмов, на современном материале, может быть, с одной экспедицией) все равно будет стоить 3—4 миллиона долларов. Государство (в лучшем случае) выделит один миллион. Следовательно, остальные деньги нужно искать самому. А время идет, идет, идет...

ПРЕДЧУВСТВИЕ КАТАСТРОФЫ, ИЛИ ПРИСТАЛЬНОСТЬ ВЗГЛЯДА

— Существует расхожее выражение — пол-жизни ты работаешь на Имя, потом Имя работает на тебя. Парадокс: вы уже больше 10 лет не можете найти денег на свой проект, а в советские и пост-советские времена снимали фильм за фильмом, хотя никогда не шли на компромисс с властью. И ваши со сценаристом Александром Миндадзе картины, по-моему, даже не клали на «полку»?

— (Смеется) Почти каждую нашу работу чиновники пытались «уложить на полку», но не получалось. Фильм «Парад планет» не принимали в течение долгих девяти месяцев. Картину «Остановился поезд» также  ожидала печальная судьба, но в тот момент не стало Брежнева, пришли иные функционеры, пересмотрели решение, и фильм вышел на экраны. Вот, правда, за «Охоту на лис» меня даже уволили с «Мосфильма... (Смеется)

— Слышала об этой истории. На три дня, кажется?

— Да. Но, главное, картину, которую называли антисоветской и даже антинародной, все-таки удалось спасти, сохранить не обрубленной, в целости и сохранности. Хотя один шрам там все-таки остался.

— Мне кажется, идея вашего пока не состоявшегося проекта пряталась во всех предыдущих фильмах. Когда пересматриваешь их, понимаешь, что кино 20—25—30-летней давности о том, чем больны мы сегодня. Порой ваши картины даже воспринимаются как предчувствие беды, ее предсказание. В Украине, где мы живем,  идет необъявленная война, гибнут люди, друзья становятся врагами, предатели маскируюся под патриотов, и в то же время люди влюбляются, женятся, рожают детей... «Время танцора» ведь об этом?

— Что значит — предчувствие? То, что мы показали в фильме «Время танцора», происходило в реальной жизни. Это вопрос пристальности взгляда. Однажды Миндадзе обратил внимание на фотоснимок, напечатанный в газете или журнале: где-то на Кавказе стоял дом, забор, калитка... А на калитке на клочке бумаги надпись: «Дом занят казаками». Мы заинтересовались — что за черт, какие казаки, откуда? Допустим, приехали с Урала поближе к солнышку, за фруктами — овощами, потом семьи свои перевезли?.. На самом деле, так оно и было. Но поразительно другое (поразительно — в своей выразительности, я бы сказал!): когда мы снимали грузинские эпизоды, назову их так, во «Времени танцора» жили в пансионате в Хосте, на съемки ездили за 40 километров. К пансионату местные жители приносили на продажу фрукты, сыр. Экспедиция была долгой, мы с ними познакомились, и одна из женщин рассказала историю своей семьи, абсолютно идентичную той, что была прописана в нашем сценарии. Получается — в жизни все, придуманное нами, уже происходило. Это не тот случай — мол, в реальности не было, а мы предрекли... Все гораздо проще, и сложнее.

ПРАВО НА ВЫБОР

— Вашим успешным творческим тандемом со сценаристом Александром Миндадзе (11 фильмов) восхищались зрители, ему по-доброму (и не только) завидовали коллеги. Но вы неожиданно расстались. Можно узнать причину?

— Так получилось. Однако расставание произошло не мгновенно. Мы работали над проектом «Космос как предчувствие». Мне показалось, что сценарий не складывается, и я решил не снимать по нему фильм. Картину снимал другой режиссер.. Но так и раньше бывало, я же делал кино не по всем сценариям Александра. Позднее мы сняли  вместе «Магнитные бури», а затем Миндадзе, как и многие кинематографисты из разных цехов, решил попробовать свои силы в режиссуре.  Безусловно, он — человек кинематографического видения, и его решение стать режиссером было абсолютно логичным. Сегодня он успешно работает в этой профессии. К картинам Миндадзе можно по-разному относиться, но, безусловно, его фильмы — всегда события.

РОССИЙСКИЕ ЗАКОНЫ, И ИХ ПОСЛЕДСТВИЯ

— Наверное, непросто находиться в простое — пусть и временном. Чем вы занимаетесь сегодня?

— Продолжаю преподавать во ВГИКе — у меня режиссерская мастерская. Кроме того, возглавляю одну из киностудий на «Мосфильме», где работаю с 1974 года. Начинал в объединении «Товарищ», которое в свое время организовали Михаил Ромм и Юлий Райзман. У Ромма я учился, с Райзманом 20 лет работал в объединении, был его заместителем. Когда Юлия Яковлевича не стало, меня выбрали художественным руководителем киностудии «Арк-фильм» (бывшее объединение «Товарищ», где были сделаны все мои фильмы).

— В настояшее время на вашей киностудии что-нибудь снимается?

— Это очень тяжелый вопрос. Для того, чтобы запуститься с фильмом на студии, необходимо выбивать финансирование из Минкульта или Фонда кино, что не всегда получается. Поэтому киностудии на «Мосфильме» существуют за счет того, что оказывают производственные услуги телевидению. На «Арк-фильме», например, снимались сериалы «Дети Арбата», «Дальнобойщики». В конце концов, «Тарас Бульба» Владимира Бортко — мы пережили и это «землетрясение» (улыбается). Что касается непосредственной работы: недавно один молодой, но крепкий режиссер запустился с художественной картиной. Так и живем.

— Кстати, о молодой российской режиссуре. Какие темы, проблемы интересуют новое поколение кинематографистов?

— В общем потоке фильмов, которые сегодня снимаются в России, конечно, появляются заметные работы. Но — пропорционально всей продукции — их мало. Наверное, я говорю как человек, избалованный той эпохой советского кинематографа, когда в московском или киевском Домах кино не менее двух раз в месяц проходили премьеры очень приличных картин. Только Лариса Шепитько представила «Восхождение», тут уже и Илья Авербах подоспел с показом новой работы, а там еще кто-то. Сегодня такое пиршество закончилось, и классные отечественные картины — большая редкость.

МОЛОДОЕ ПОКОЛЕНИЕ МОЖЕТ НЕ ЗНАТЬ ФИЛЬМ «ПЛЮМБУМ, ИЛИ ОПАСНАЯ ИГРА», НО ЕГО СТОИТЬ ПОСМОТРЕТЬ, Т. К. ОН ПРЕДСКАЗАЛ ПРИХОД ПОКОЛЕНИЯ ЦИНИКОВ... В 1987 ГОДУ ЭТА КАРТИНА ПОЛУЧИЛА  ЗОЛОТУЮ МЕДАЛЬ НА ВЕНЕЦИАНСКОМ КИНОФЕСТИВАЛЕ / ФОТО С САЙТА FILM.CLUB

Что касается молодых режиссеров? Как вам сказать... Я в них не вижу молодости. Жду свежести, смелости, дерзости, хулиганства, в конце концов! Всего того, с чего начинается молодость, чем она отличается от других возрастных категорий, но ничего подобного даже не замечаю. Все, что молодежь сегодня снимает, я уже смотрел, только в лучшем исполнении. Вы тоже. Что это? — А, контратип с американской картины 50-летней давности. А это? — Калька с французского бестселлера, гремевшего лет 40 назад...

Нередко возникает ощущение, что современное российское кино делают старички с сильными молодыми ручками, и это грустно.

— Своим студентам вы даете такую же оценку?

— Что касается студентов и нынешнего обучения творческим профессиям, можно назвать насильственной инфантилизацией.

— Что вы подразумеваете под этой формулировкой?

— Дело в том, что по нынешним российским законам второе высшее образование — платное. Даже при большевиках было по-другому. После окончания вуза ты обязан был отработать три года по специальности. Затем мог вновь поступать в любое высшее учебное заведение — бесплатно. Поэтому во ВГИК, например, чаще всего приходили уже достаточно взрослые люди, с определенным багажом знаний и хотя бы минимальным опытом жизни.  Сегодня те, кому от 22 до 30 лет и кто хотел бы связать свою судьбу с кино или театром, обходят ВГИК стороной. Потому что у многих из них просто нет денег на обучение.

Идеальные абитуриенты всех российских вузов, в том числе и творческих, — вчерашние школьники. Молодые красивые, часто одухотворенные лица. Они хотят учиться и поступают. Что происходит дальше? О чем может 17—18-летний мальчик или девочка рассказать мне, зрителю, чтобы зазвать меня в кинозал? Естественно, когда это попытка высказаться, — первая любовь, первые опыты социализации, отношения с родителями... Мило, искренне, прекрасно. Что дальше? Не знаю. Говорю об этом как профессионал, видевший огромное множество работ молодых и на вгиковском экране, и на молодежных фестивалях, и в прокате, и на телевидении. Происходит инфантилизация материала, инфантилизация конфликтов как таковых.

Это серьезнейшая проблема образования, культуры, самоидентификации нации, в конце концов. Много лет назад, когда сложившаяся ситуация стала окончательно понятна, группа уважаемых людей — известные кинематографисты, театральные деятели, писатели, композиторы — объединились и стали писать письма наверх. Одному Президенту страны, другому, в администрацию президента, в Министерства образования, культуры, финансов. С единственной просьбой — внести в действующий закон о втором высшем (платном) образовании лишь одну поправочку — разрешить уже имеющим диплом вуза  поступать на две смыслообразующие специальности творческих высших учебных заведений на общих основаниях с другими абитуриентами.

— Рискну предположить, что это режиссура и сценарное мастерство?

— Совершенно верно. В театральных вузах, соответственно, театральная режиссура и театральная драматургия. Удивительно, что к нам присоединилась консерватория. Они просили таких же льгот для композиторского и дирижерского факультетов. Как это выразительно, согласитесь? Музыканты также остро чувствуют инфантилизацию студентов.

— Есть какие-то результаты?

— Прошло 15 лет, а воз и ныне там. Три года назад Путин, когда приезжал во ВГИК, вроде бы согласился с тем, что надо это дело поправить, но ... Все! Государство в лице власти никак не реагирует на наши запросы, и создается впечатление — может, такое состояние дел в отечественной культуре вполне устаивает власть? Возможно, инфантильное сознание — как раз то, что сегодня востребовано? А вдруг образованные, грамотные люди, с опытом жизни, с творческим потенциалом начнут снимать фильмы, писать книги, в которых станут задавать неудобные вопросы — кто виноват? что делать? что вообще происходит?.. А если метнутся в сторону неореализма — и появятся произведения о жизни простых людей? Очень суровой жизни? Ведь такое может случиться. А зачем? Пусть лучше дети, решившие заниматься кинематографом, штампуют вульгарные развлекалки, которые разве что телевидение в состоянии проглотить...

Не хочется думать, что существует некий заговор, но 15 лет безмолвия — очевидный факт. Кстати, в этих письмах мы приводили списки талантливых режиссеров, сценаристов России, поступивших во ВГИК уже состоявшимися людьми, которые сегодня являются гордостью нации. Элем Климов был авиаинженером, Глеб Панфилов — инженером -физиком, Андрей Кончаловский окончил консерваторию. Исключение — только Андрей Тарковский. Я сам, кстати, поступил во ВГИК, когда мне было уже 25 лет.

— Насколько я помню, у вас первое высшее образование — техническое?

— Я — физик, но зная, что все равно буду поступать во ВГИК, решил не протирать брюки в каком-нибудь НИИ, и пошел на завод. Причем, выбор сделал, ориентируясь по схеме метро, чтобы без пересадок ездить от станции «Смоленская», где я жил, до «Электрозаводской». (Смеется) Там находится Московский завод электровакуумных приборов, где я с интересом проработал три года. И даже карьеру сделал, став начальником большого цеха.

В таком статусе я и пришел поступать во ВГИК. Думал, буду самым старым дядькой. Однако оказался средним по возрасту: со мной на курсе учились — писатель из Эстонии, актер из Молдавии, профессиональный спортсмен, летчик-испытатель реактивных самолетов, вышедший на пенсию. Мы постигали профессию, варясь в «общей кастрюле», обмениваясь вот тем самым жизненным опытом.

МЫСЛИ О САМОИДЕНТИФИКАЦИИ

— Вы заговорили о прямой связи проблем образования, культуры в российском обществе с самоидентификацией нации. А, может быть, для большинства жителей вашей страны это не так уж важно, ведь 85 процентов (или сегодня эта цифра изменилась?) населения России поддерживают политику действующего президента? Не есть ли эта цифра самоидентификацией?

— Во-первых, это традиционный менталитет россиянина, который всегда будет голосовать за некую стабильность — пусть иллюзорную, пусть низкого уровня, но стабильность. Россия так много воевала, столько пережила, что фраза «лишь бы не было войны» и есть выражение ментального самоощущения себя и своих детей, потому что речь идет о будущем. В связи с этим, конечно, события последних лет — войны и вооруженные конфликты — абсолютно противоречат этой самой ментальности. Не думаю, что все принятые политические решения были верными, поскольку часто они играли на разрушение устоявшихся приоритетов общества. В экстремальных ситуациях всегда слышны голоса более крикливых, но, насколько я могу судить, у российского общества, в целом, нет запрограммированной ненависти к своим ближайшим соседям, украинцам. Не рискну утверждать, но именно оголтелые выкрики отдельных личностей по поводу ситуации между нашими странами как раз работают на разрушение этих 80—85 процентов, поддерживающих политику государства.

— Вынуждена возразить вам. Один известный российский режиссер, верующий человек, до недавнего времени бывший оппонентом по отношению к действующей власти, на мой вопрос, как он объясняет внезапный массовый экстатический восторг по поводу современной внешней политики вашей страны, ответил: «Из-за Крыма. В знак благодарности, что полуостров возвращен России»...

— Ситуация очень простая. Крым всегда (не по моему мнению, а упомянутых 85 процентов) был русским, а Хрущев взял и подарил его Украине. Как такое могло быть? Мы же не воевали — мирно проголосовали!.. И большинство из них понятия не имеют, что существует Будапештский меморандум, и о чем там идет речь...

Обывателю сложнее объяснить помощь Асаду в Сирии, а в отношении Крыма все просто — наш, и точка.

Расскажу случай из жизни. 1997 год. Мы снимаем «Время танцора» в Крыму, в Феодосии. В фильме есть большая сцена празднования Дня Победы — огромная массовка людей, одетых в казачью форму, скачут на конях в центре города на площади. Что такое киносъемки, вы знаете: часть эпизода отсняли, подошло время обеда, массовка разбрелась по городу... И тут подходит ко мне пожилой мужчина из зевак, очевидно, признав во мне главного и еще не увидев камер, и спрашивает, имея в виду казаков: «Скажите, это что, наши вернулись?»...

Так что в этом смысле в Крыму всегда было «весело», в частности, и из-за политических ошибок того же Хрущева. А вообще столь резкое похолодание во взаимоотношениях России с Украиной, Грузией, Беларусью, на мой взгляд, произошло во многом из-за проколов российской внешней дипломатии. Чтобы исправить ситуацию, нужно дотошно строить новые отношения между нашими странами — открыть границы, возобновить прямые авиарейсы, упразднить визы, где они есть, проводить обмены творческими коллективами, устраивать, как это не смешно сегодня звучит, декады национальных культур, совместные кино— и театральные фестивали. Все это сегодня необходимо делать, и общее пространство будет непременно восстановлено.

— Что вы имеете в виду?!

— Пространство любви и дружбы.

— Простите, но, боюсь, в ближайшем будущем этого не произойдет. С Украиной, как минимум. Слишком много горя ежедневно приносит нам  агрессия со стороны России.

— Я и не предполагаю, что процесс будет быстрым. Но стремиться к взаимопониманию с ближайшими соседями необходимо. И мне больно видеть, что недобросовестные политики действуют с точностью до наоборот.

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

— Наверное, вы так толерантны оттого, что ваша семья  интернациональна (Вадим Абдрашитов по отцу — татарин, жена — художница Нателла Тоидзе — грузинка). Наслышана о вашем гостеприимном доме, где в прежние времена устраивались грандиозные кинематографические посиделки...

— Мы — народ загульный до сих пор! (Смеется) Нателла готовит грузинские яства, и мы собираем большие компании. В связи с этим даже поменяли наш большой стол на огромный. Тем более, что дочка с мужем нередко  приходят с друзьями (они из театральных кругов), сын часто прилетает. Новый год, например, мы все вместе встречаем дома. Так что жизнь бурлит!

— О политике говорите под рюмочку?

— Поводов все меньше и меньше, все более-менее ясно. О чем говорить-то? Все очевидно...