Он — Валерий Шевчук!

Самую краткую версию биографии Валерия Шевчука можно поместить в два предложения: «Родился в г. Житомире 20 августа 1939 года. Всю жизнь пишет книги». Что-то схимническое есть в его творческом подвижничестве, прежде всего — полная отрешенность от мирской суеты и сосредоточенность на писательском призвании. Результат поражает: благодаря своей исключительной продуктивности Шевчук получил репутацию «украинского Бальзака».  Он автор множества книг прозы, в т.ч. и 18 романов, самые известные из которых — «Дім на горі», «На полі смиренному», «Три листки за вікном». Автокомментарий к своей романистике В.Шевчук представил в первой части только что изданной трилогии «Фрагменти із сувою мойр» («Либідь», 2014): кроме «библиографических» нюансов, здесь есть немало деталей, которые касаются жанровых и стилевых особенностей каждого  произведения. И это характерно, поскольку Валерий Шевчук относится к типу писателей-литературоведов, блестящих знатоков истории украинского писательства, поэтому — профессиональным филологическим взглядом он способен посмотреть не только на созданное другими, но и на собственные работы.

Кажется, в этой «книжности» Шевчука, широкой образованности, в интеллектуальной ненасытности и постоянном наполнении себя разнообразными «культурными переживаниями» (говоря словами профессора Николая Сумцова) и кроется секрет его творческой неисчерпаемости. При такой неистовой работоспособности  трудно избегать самоповторов и самоперепевов, однако Валерию Шевчуку все же удается удивлять своих читателей все новыми неожиданностями. Оставаясь самим собой, он способен к постоянному художественному обновлению, к оригинальным самозаданиям и экспериментам. Поэтому у него хорошая читательская аудитория, некий «фан-клуб», видимый и невидимый, который, может, и не поражает количественными показателями, однако преданностью и эстетическим вкусом таки отличается.

Для меня Шевчук-прозаик открылся в 1968 году, когда я, тогдашний восьмиклассник, прочитал его новеллу «Мій батько задумав садити сад». Времени с тех пор прошло немало, однако в памяти осталось  настроение атмосферы  этой новеллы: доминировала в ней меланхолия; что-то таинственное слышалось в повествовании — и это, похоже, был тот случай, когда важными для читателя являются не только словесные рисунки сами по себе, но и то, что за ними угадывается. В какой-то момент текст начинает откликаться к тебе подтекстами и аллюзиями...

Валерия Шевчука во время его дебюта поддержал замечательный наш прозаик Иван Сенченко, однако значительно активнее была директивная критика, которая увидела в новеллах и повестях молодого писателя что-то «подозрительное», такое, что выпадает из рамок соцреализма. Не устраивал, прежде всего, сам тип героя, который был в центре внимания Шевчука: молодой книжник, любитель одиночества, он наблюдает мир вокруг себя, и в то же время прислушивается и к себе самому, рефлексирует, живет напряженной внутренней жизнью... Ничего плохого в этой созерцательной настроенности шевчуковского героя, конечно, нет, однако нужно знать, что это было за время, 1960-1980-е годы в их советской версии. Тогда культивировался другой тип героя: «социально-активного», такого, который не созерцает, а действует. Даже наш любимый профессор, кумир одесского филфака Василий Васильевич Фащенко с его тонким вкусом и большим филологическим опытом, — и тот требовал, чтобы со страниц прозаических книг как можно чаще сходили «непременно действующие» персонажи.

Склонность к рефлексиям не поощрялась; литературных героев звали на «передовую линию» жизни... Понятное дело, из такого «мэйнстрима» Валерий Шевчук со своими повестями и новеллами выпадал. Издав несколько прозаических сборников — «Серед тижня» (1967), «Набережна,12», «Середохрестя» (1968), «Вечір святої осені» (1969), он вынужден был взять длительную паузу: следующая книга увидела свет только в 1979 г. («Крик півня на світанку»). Но дело в том, что большие таланты умеют даже, казалось бы, неблагоприятные обстоятельства использовать себе на пользу. «Пауза» в действительности была доверху заполнена напряженным — схимническим! — трудом. Шевчук открывал для себя неизведанные залежи старой украинской литературы (впоследствии он соберет целую библиотеку разнообразных антологий и сборников поэзии ХVII—ХVIII веков в собственных переводах современным языком); много писал «в стол». В ранней молодости он, выпускник историко-философского факультета Киевского университета (1963) некоторое время работал в редакции молодежной газеты, был научным сотрудником Киевского исторического музея, однако всякая «служба», судя по всему, обременяла его, хотелось полной сосредоточенности на творчестве, и препятствием в этом стремлении не могло стать даже материальное затруднение в условиях едва ли не полной «безгонорарности»: Шевчук давно проникся духом философии и этики Сковороды, а они побуждали к «сродному труду», а не к роскоши и пышности.

Десять лет вынужденного безкнижья прошли, и в следующие десятилетия Валерий Шевчук представил много новых книг, которые вместе читаются как бесконечная сага (один из его романов имеет характерное название: «Стежка в траві. Житомирська сага»; писался он, как сообщил автор, с 1967 по 1986 год). Здесь поневоле вспоминается опыт Вильяма Фолкнера с его Йокнапатофой, местностью, созданной воображением писателя, его территорией бытия, целостным художественным миром; у Шевчука же своя «Йокнапатофа», и называется она Житомиром! В автокомментариях Валерий Шевчук не раз признавался в том, что именно житомирские окраины, его собственный род, история Дома Шевчуков его больше всего и привлекают как писателя. Поэтому не удивительно, что, комментируя свои повести и романы, писатель обязательно вспоминает и своих предков, которые служили прообразами героев «Теплої осені», «Набережної, 12», «Дому на горі»... (Поэтому, кто хочет больше узнать о реальной биографии Валерия Шевчука и ее связи с его произведениями, советую прочитать «мемуары» писателя «Сад житейских думок, трудів та почуттів», вмещенные в книге «Темна музика сосон», 2003).

А в целом его интересует большое временное пространство, собственно — пространство истории с его многолюдностью. Оживают здесь и фигуры тех, о ком шла речь в «Києво-Печерському патерику» («На полі смиренному»), и люди ХVII—ХVІІІ вв. («Три листки за вікном», «Тіні зникомі», «Око прірви» и др.). Нередко среди этих людей попадаются монахи, так как именно они были книжниками в свое время, которые оставили свидетельство как о своей эпохе, так, невольно, и о себе самих; к этому типу у Шевчука особый сантимент. Давний поклонник барокко, он в своей прозе, слишком уж исторической, нередко «выплетает» необарочное кружево, модернизируя старое письмо, придавая ему особенный шарм.

Валерию Шевчуку вообще нравится искусство словесной игры, комбинирования возможностей разных жанров. Его «Кросворд», скажем,  можно читать и как любовный роман, и как детектив. Герой-рассказчик здесь — пожилой ученый, книжник и затворник (опять книжник и затворник!), который пишет «скрипт» о своей юношеской истории любви (а это начало 1960-х), пытаясь в то же время, как  следователь, разгадать тайну отношений своего отца и матери своей любимой, — у них также, оказывается, когда-то был роман! Распутывание сложных психологических узлов рассказчиком действительно напоминает заполнение клеточек кроссворда, причем в этот раз у Шевчука интересные акценты сделаны на том, что в психоанализе называется комплексами.

И это далеко не единственный пример, когда Шевчук вдруг оказывается ... детективистом! Только детективистом несколько лукавым, ведь в его «детективах» не обязательно речь идет о загадке убийства. Интрига «распутывания» может касаться, как видим,  и необычной любовной истории, причем в какой-то момент повествование начинает напоминать интеллектуальный роман, в котором много значит не только ход событий, но и их анализ скрупулезным повествователем-»следователем...

В конечном счете, он, Валерий Шевчук, умеет все. Ему подвластны различные стили, жанры, всевозможные замысловатые «секреты» письма.

Он не устал удивлять своих читателей.

Самообновляясь, он всегда остается самим собой.

Он один у нас такой.

Он — Валерий Шевчук.