Вечный крест

Еще мог бы жить, еще мог бы красиво стареть. Он действительно был красивым — не только в молодости, но и в старости. Хотя старость не любил. Говорил, и не только мне: «Не верь никому, когда будут говорить, что в старости есть что-то хорошее. Старость — это гадость!»

Особенно переживал то, что деньги не зарабатывались. А точнее зарабатывались в основном женой, несравненной Адой Роговцевой. Об этом мы как-то с режиссером Юрием Терещенко даже фильм сняли (новеллу в картине «Вечный крест»). О том, как он целый день ждет Аду Николаевну из Москвы, со съемок. Чинит велосипед внуку, лепит вареники и варит борщ (он все умел, как выяснилось). А под вечер от усталости засыпает. Просыпается поздним вечером, и слышит: на кухне Ада с дочерью Катей едят сделанные им вареники и о чем-то тихонько беседуют. Он заплакал — и от трепета, и от досады: проспал!.. К сожалению, отснятый материал попал в брак, жалко до сих пор.

Впервые я побывал в квартире Роговцевой-Степанкова в начале 1980-х. Жили они тогда в доме возле Театра имени Леси Украинки, где Ада Николаевна работала. Такого уклада жизни я не видел ни до, ни после того. В двери звонили чуть ли не каждые пять минут, люди приходили, уходили, что-то решали, пили чай, ели... Кость Петрович немного недомогал и полулежал на диване, не обращая внимания на постоянное шумовое сопровождение нашей беседы. И когда шум усилился на порядок, он, немного поднявшись на локтях, сердито закричал, чтобы имели совесть и создали условия для работы. На несколько минут воцарилась тишина, все утихли; только где-то далеко звенел тихонько детский голосок. А затем снова раздался звонок в двери, зашумело, забурлило... Степанков нахмурился, но внезапно блаженная улыбка озарила его лицо: «А-актеры!»

Он любил актеров больше всего. Ивана Миколайчука, Борислава Брондукова, с которыми и дружил. А больше всего — свою жену. Роговцева родилась под счастливой звездой — ее одаренность заметили еще во время учебы в институте, затем начала сниматься в кино, вышла на сцену русского Театра имени Леси Украинки. А Кость Петрович был преподавателем института. К любовным романам между учителями и учениками никогда не относились благосклонно. А здесь еще и женатый, имеет ребенка. Что здесь хорошего? Поэтому замалчивали это... Но все закончилось свадьбой. И 46-летним браком.

Хотя актерская семья — известно какая. Да еще у Роговцевой долгое время профессиональная карьера складывалась более эффектно и результативно — как же это мог пережить муж, да еще и красавиц? Пережил. Настоящая любовь, выходит так.

Чувствовалась порода. Он был сыном священника, Петра Волощука. В 1930-х отца арестовали — раз, а затем и во второй раз, уже с концами. Смертельно напуганная мать, чтобы спасти детей, оформила фиктивный развод и перевела детей на свою девичью фамилию. Так Костя Волощук стал Степанковым.

Старший брат воевал в УПА и погиб... Мама после возвращения советских войск решила покинуть родные места и уехала где-то в Среднюю Азию. Слишком много компроматов висело над семьей. А Костя не захотел. Несколько лет скитался по мирам. Поступил в Уманский сельскохозяйственный институт. Объяснял просто: очень есть хотелось! Голодный 1947-й, хотелось держаться ближе к какой-нибудь пище. Однако Судьбу не обойдешь. Проходили гастроли знаменитой театральной труппы франковцев, в институте им показали упражнения студентов. Живой классик, сам «бог театра» Амвросий Бучма, заметил парня и позвал его в Киев, в театральный. Трогательно заботился о нем, однажды фактически спас от смерти, когда Костя серьезно болел. Затем и в Театр имени И. Франко подтолкнул. Степанков считал Бучму своим отцом — духовным. В те годы выжить было непросто — он выжил. Чтобы потом влюбиться в 18-летнюю студентку Аду Роговцеву, создать с ней семью, родить и воспитать сына и дочь, сыграть свыше ста киноролей, многие из которых стали живой классикой: «Каменный крест» и «Захар Беркут» Леонида Осыки, «Комиссары» Николая Мащенко, «Дума о Ковпаке» Тимофея Левчука, «Вавилон ХХ» Ивана Миколайчука...

Завещал похоронить себя не на Байковом, как подобает народному артисту СССР и Украины, а в селе Жовтневом, на Киевщине — там, где в последние десятилетия имел дом, усадьбу, что радовало его и вдохновляло близостью к природе. Это был жест, свойственный ему. Так как в отличие от многих коллег своих, к славе относился спокойно, рассудительно — как к необходимому атрибуту профессии. Несколько раз слышал от него юмористический рассказ о знаменитой актрисе, франковке, которая, умирая, все беспокоилась, чтобы мебель поменяли в ее кабинете: «Ведь здесь будет музей!» Он о музейном благовесте не думал. Хотя изредка, стоя в коридоре Дома кино с кем-то из друзей и увидев меня, шутил, приложив палец к губам: «Тихо, вон идет СережаТримбач — еще услышит, вставит потом в историю кино — будете знать». Смеялся Кость Петрович, — он просто знал себе цену, знал, что в эту историю он уже навеки вписан.

Сейчас он лежит на кладбище не один. Трагическая смерть положила рядом его сына, Костю. Случилось это в начале июля прошлого года. Как пережила Ада Николаевна — страшно даже подумать! Спасала дочь Катя, внучки. Костя был человеком чрезвычайно одаренным, хотя не все в его жизни складывалось так, как хотелось — и ему самому, и его родителям.

Когда под занавес прошлого года все же отметили — очень скромно и очень тихо, в театре «Сузір’я» — юбилей Ады Роговцевой, не один я прослезился, слушая ее рассказ — о муже Косте и о сыне Косте. Теперь появилась ее книга «Свідоцтво про життя», где немало о них же, двух Константинах. Какая-то чрезвычайная сила, она же красота, жизнь в этой женщине. Сила памяти, ведущая тебя к тайнам жизни.

Он знал о тех тайнах, Кость Петрович. Хотя обычно старался пафос приближать к будничным реалиям. Не раз, прищуривая глаза, спрашивал: «А ну, скажи мне, в чем смысл жизни? Не знаешь? И ты не знаешь. Я не знаю, ты не знаешь, никто не знает — даже самые мудрые! Но какой-то смысл должен быть!»

Он его искал — в книгах (а читал много, до последнего), в ролях своих. Мы теперь должны делать это без него, но с ним — через сыгранные им роли — прежде всего.