«Виталик» на дорогах истории

Шокирующий, грязный, смелый, вульгарный, трешевый, отчаянный, яркий, малопрофессиональный, хаотический, нахальный, авангардный, неприличный. Каких только эпитетов не наслышался «Дикий театр» за время своего существования — чуть больше года.

Сам  коллектив в многочисленных анонсах к проектам каждый раз честно предупреждает: его спектакли «могут травмировать и возмущать, не рекомендованы для просмотра людям с шаткой психикой».  Но у этого «дикого» персонажа        — будто у чеховского героя — под оболочкой эпатажной внешности находится «тонкая, нежная душа».

Намек на нее можно разглядеть и в «пригретом» под его виртуальной крышей «Вие 2.0», и в необычном формате «спектакля-променады в зоопарке» (!), и в столь же эксклюзивной драматичной постановке на сцене цирка — «Афродизиаке» (театр не просто, а сказать бы, вызывающе путешествует по разным, часто совсем не приспособленным для этого локациям, каждый раз отдельно обыгрывая и рекламируя это). Но лучше всего его душа раскрывается в исповедально-автобиографическом спектакле «Виталик» по документальной пьесе Виталия Ченского «Улисс», написанной специально для «Дикого театра».

Собственно, даже не так: составленной автором по просьбе директора и главной вдохновительницы коллектива Ярославы Кравченко из собственных постов на Фейсбук, фрагментов обсуждений и своих более поздних, уже чисто «художественных» комментариев к ним. Этот, по авторскому определению, «моноэпос» охватывает — пунктиром, а не прямой линией — события 2004—2016 годов, но — ретроспективно: посты датированы 2015—2016 гг. Это важно — ведь реальное время всегда является полноправным персонажем драмы такого пошиба — документальной.

...Основная авторская метафора — отождествление лирического героя (собственно, самого себя, но «отстраненного» и отрефлектированного) с Улиссом-Одиссеем, а собственного жизненного пути — с длиннющим путешествием последнего в поисках Родины. Пьеса состоит из 15 «песен», то есть тематически и хронологически отделенных эпизодов. Авторскую иронию относительно этой аналогии театр только умножает: сценическое творение фигурирует на афише не как «Улисс», а как «Виталик», к тому же избрание именно такого названия было «протестировано» в формате facebook-дискуссии на странице театра.

Жизненное путешествие современного Одиссея состоит из переезда с Мариуполя в Киев, скитания по наемным квартирам, романов — длительных и не очень, сексуальных фантазий, постоянных прислушиваний к собственному здоровью, журналистской работе — и, по касательной, отечественного социально-политического контекста последних лет. При этом Виталик не является ни патриотом, ни «антипатриотом», ни активистом, ни сознательным гражданином, ни, тем более, героем.

Поэтому Виталик — классический «маленький человек», который попадает в водоворот истории, сам не желая этого, и даже, «снижая» смысл этой истории через сплошную иронию и упираясь до последнего: «Единственный способ действия, доступный мне, заключался в том, чтобы не смотреть. Мне казалось, что когда я не буду смотреть на это, ничего плохого не случится». Но герой все же посмотрел в глаза своей Горгоне (хотя она — из другого рассказа) — расстрелу и похоронам Небесной Сотни — и понял: «Наступили времена мучеников и героев. Но это были какие-то другие герои, из чужого мифа, и моему Улиссу места среди них не было...»,  — отмечает автор пьесы.

...Совсем чужой опыт. Человек другого мировоззрения, других убеждений (если они у него вообще есть), других интересов, другого поколения, наконец, другого, чем твой, пола... — Но почему же так задевает, так будоражит его история — даже на бумаге?! И ловишь себя на желании встретиться с героем наедине, поговорить, попробовать убедить — почему же ты, дурачок, ищешь Родину где-то, когда она здесь, рядом?! Но понимаешь — напрасно, все напрасно...

Спектакль же усиливает эти ощущения на несколько порядков.

...Видимость диалога, которая в монопьесе Ченского достигается привлечением комментов и перепостованием других корреспондентов, «перекодирована» режиссером Максимом Голенко согласно законам сцены.

Поэтому на кону имеем две ипостаси героя — цинично грубую (Андрей Кронглевский — небритый, в «семейных» трусах и майке-«алкоголичке» с изображением олимпийского Мишки) и женственно хрупкую (Алексей Доричевский, который подавляющую часть сценического времени проводит в свадебном платье, играет здесь и не трансвестита, и не женщину, а пародию на женское как таково — впечатлительность, истеричность, капризность, что их герой пытается «задавить» в самом себе). Доричевский выступает также от имени других персонажей, поэтому поток индивидуальных рефлексий обретает игровое воплощение, перерастает в общение, иногда весьма конфликтное.

Обрамлено это общение монохромной — с отдельными цветными пятнами         — анимацией на «заднике» (видеохудожник — Елена Овраменко).

Черно-белый стиль сохраняется и в одежде героев — так, в финале персонаж А.Доричевского переодевается в такую же майку с Мишкой, только — в «негативном» отображении.

Доминантой же сценического пространства становятся белые двери (художник — Олеся Головач, дизайн — Елена Никулина) — за ними прячутся, из-за них выглядывают, в них стучат, под ними засыпают, их пытаются выломить в момент душевного смятения. Все желающие могут продолжить культурно-исторический ассоциативный ряд, порожденный этими дверями, до бесконечности.

Жанр представления можно определить как бурлеск, который, как известно, предусматривает «низкий стиль по отношению к самому возвышеному, или же высокий стиль на самую низкую тему». Но доходя до темы Небесной Сотни и войны, этот бурлеск как-то «растворяется» в ткани сценического действа. Максим Голенко — мастер таких эмоциональных «срезов» (вспомним финал его «Вия 2.0», когда все персонажи-фрики превращаются в белых птиц и отрываются от грешной земли). В нашем случае финал тоже знаковый: герой хотя и не нашел Родину, но в «песне пятнадцатой, последней» дверей уже нет, и двуединый персонаж гребет веслами, превратив в лодку «подручные материалы». Он — жив, поэтому путешествие — продолжается.

В «остатке» все получается хотя и шаловливо, и «отвязно», и временами на грани фола, но не вопреки правилам и нормативам. Сказать бы, даже «академически». Есть автор, есть лирический герой — в то же время и его alter-ego, и объект отстраненного иронического исследования. Есть грамотный режиссер, который переводит монолог в режим диалога, тем самым «драматизируя» его. Есть актеры, которые «влезают в кожу изображаемого лица» (потому что в других представлениях они совсем иные). Есть зритель, который узнает реалии собственной жизни, хорошо знакомые географию и даты, и идентифицирует героя — если и не с собой самим, то с теми, кто едет рядом в маршрутке, сидит в кофейне, оставляет комментарии в соцсети. Даже скучно от такой правильности.

Хотя спектакль — какой угодно, только не нудный. Честный, искренний текст. Умелый режиссер. Харизматичные исполнители. Адекватный, доброжелательный зритель. — Все это и есть театр. Хотя  и «Дикий».

Следующий показ спектакля «Виталик» состоится 23 сентября в  «Довженко-Центре» на «Сцене 6».