Восток и Запад: чувства на песке

Пространство сцены под крышей Херсонского музыкально-драматического театра им. М. Кулиша на спектакле «Идзанами» погружает зрителя в атмосферу Страны Восходящего Солнца. Сосуществование загадочного мира Японии и изысканной Франции, мест, где будут разворачиваться события, решены сценографом и художником по костюмам Ольгой Гоноболиной разнесенными по сторонам сцены белыми ширмами (японской с раздвижными дверями — справа и европейской складывающейся ширмой — слева). Своеобразным мостом, соединившим две страны, станет центральное сооружение, напоминающее Тории, — вход в синтоистский храм в виде буквы «П» с двумя перекладинами. Визуальным центром этой конструкции оказывается большой лежащий конус стилизованного японского головного убора. Стена из бамбука завершает сооружение.

Сценографическим образом спектакля и главной идеей постановщика Сергея Павлюка (он же — автор музыкального оформления) становится японский сад камней с настоящим песком, увенчанный веткой сакуры.

Павлюк берет за основу реальный японский философский сад камней, но заставляет его работать на свое театральное решение. Зыбкость песка подобна зыбкости чувств, вот они есть, они реальны и, кажется, осязаемы, и вдруг — дуновение ветра, и от хитросплетений страсти, как и от потревоженного слова на песке, не осталось и следа...

Вообще, декорации спектакля можно рассматривать как живописную картину, где преобладают сочные цвета, живая стихия огня, аромат лепестков роз, запахи благовоний, причудливо играет свет (художник по свету — Сергей Яковенко).

Сюжет пьесы «Идзанами» у Т.Иващенко возник под впечатлением романа «Шелк» А.Барикко. Вычленив из этой истории линию любви, драматург соотнесла ее с божественной силой. Начав пьесу легендой о любви бога Идзанаги и богини Идзанами, проводя некую параллель с Адамом и Евой, автор утверждает, что мужчина и женщина в любви уподобляются богам. При этом она акцентирует на финальном выводе — часто люди ищут свое счастье где-то далеко, не замечая, что оно рядом...

История двух семей, французов Эрве и Мадлен и японцев Асагао и Хара Кея, разворачивается параллельно. Они молоды, любят друг друга, мечтают о продолжении рода. Но стоит Эрве поехать в Японию за кладками шелкопрядов для своего бизнеса и встретить Асагао, его душевный покой нарушен. Экзотическая красавица не идет из головы, и сердце разрывается между японкой и Мадлен.

Спектакль получился динамичным за счет контрастной смены ритмов существования двух мест действия. Сосредоточенная спокойная линия его японской части эмоционально взрывалась беззаботной французской. Метафора сосуществования двух мировых культур — восточной и европейской — представлялась режиссером предельно театрально. Он щедро пользуется приемами теневого театра, театра масок, знаковой игрой вееров. С помощью изысканной пластики живых тел «рисовались» гравюры, символизирующие мощь любви (балетмейстер — Юрий Бусс). Чувственная эстетика Востока вибрировала ощущениями целомудренного эротизма, таинства телесных отношений мужчины и женщины.

Ерничанье Запада проявилось в гротесковом образе Клодье (Андрей Клочко), друга Эрве. В его уста режиссер вложил слова «Марсельезы», спетые на украинском языке: «Лютий ворог наступає проти нас!», прозвучавшие в нынешней ситуации совершенно однозначно. Действительность врывалась в действие, и ее зигзаги отлично отыгрывали актеры. Уверенно и органично ведя каждый свою партию, исполнители сумели передать глубокий смысл этой истории. Умной француженкой, содержащей прекрасный дом и более всего на свете любящей мужа, предстает Мадлен (Елена Пасько). Эрве (Сергей Мевша) создает образ мужчины, сраженного страстью, завороженного загадочной страной и японкой, которая повстречалась на его пути. Как выразительные сцены его безумного бега по песку, разговора над тем же песком с Асагао, любви с ней!

Лица актера Вадима Саввина зритель не видит, он в образах Кадзумо-сама и Мадам Бланш предстает в выразительных масках и в конусной шляпе, но пластикой рук и голосом он создает колорит обеих персонажей.

Особенная актерская удача — образы Асагао (Елена Боруцкая) и Хара Кей (Дмитрий Базавлук). Трепетность, нежность, покорность, сосредоточенность, эти черты характера своей героини ярко воплощает Е. Боруцкая. Пластика, манера говорить, двигаться — все выдает глубокое проникновение в характер японки, влюбленной в чужеземца и вынужденной покоряться мужу. Хара Кей-Базавлук — настоящий самурай. Внешний облик, речь, умение обращаться с мечом, глубинная мудрость воина, желание и необходимость следовать ритуалам делает образ завершенным, вплоть до совершения обряда харакири, который он графически четко выполняет за световой ширмой теневого театра.

А.Клочко играет гротесковыми мазками Жака Клодье. Под личиной балагура, не расстающегося с бутылкой, скрывается мужчина, страдающий без любви, ищущий ее. В спектакле за вихрем страсти, любви, чувственности, которыми обуреваемы все герои, прочитывается мысль об опасности пересечения культур, мировоззрений, менталитетов, традиций, о тонкости грани духовного взаимовлияния и проникновения, о сложности соприкосновения разных понятий, о непреложности пути человека к истине...