Языковые стратегии Владимира Свидзинского

Известный литературный критик и литературовед, доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник Института литературы НАН Украины, лауреат двух престижных литературных премий имени Сергея Ефремова и Василя Стуса написала чрезвычайно интересную книжку об одном из поэтов «Розстріляного Відродження». Ее фундаментальное исследование «Невпізнаний гість. Доля і спадщина Володимира Свідзінського» (издательство «Наукова думка») фактически возвращает к жизни самобытного лирика, которого смело можно причислить к когорте самых талантливых украинских поэтов прошлого века. В советское время имя писателя замалчивалось, как и обстоятельства его трагической гибели от рук штатных сотрудников НКВД.

«ВНУТРЕННИЙ ЭМИГРАНТ»

— По-видимому, наибольшей драмой в жизни Свидзинского (1885—1941) было то, что он не мог воспринимать советскую действительность.

— Этот поэт очутился как будто не в своем времени, будто невзначай вброшенный в эпоху, которая была ему совершенно чуждой. Не мысля себя вне Украины, он фактически избрал судьбу «внутреннего эмигранта» и тем самым обрек себя на своеобразное литературное «запілля», на по-своему вызывающее «неучастие», которое так глубоко постиг Василь Стус в своем эссе о любимом поэте. Свидзинский показал стоическую верность этому выбору, редкий нонконформизм — особенно как для человека, который пережил все волны довоенных репрессий. Обстоятельства — родословная, поэзия, время УНР, «дитинність» восприятия — скорее, являются предпосылками таких убеждений и позиций, а не самой гибели. Но все те факторы уголовные органы ему вспомнили, когда пришло время.

— Можно ли считать, что к книгам Владимира Свидзинского — «Ліричні поезії» (1922), «Вересень» (1927) и «Поезії» (1940)  тогдашняя литературная критика в целом негативно отнеслась? В каких именно его поэтических произведениях, как вспоминал сам поэт, она увидела плохо скрытый фатализм?

— Отношение критики к поэту можно охарактеризовать как смесь враждебности и раздражения со своеобразным удивлением наподобие: «ну откуда такое вообще могло взяться в наше время?». А обвиняли его не только в «фатализме», но и «бесперспективном буржуазном миропонимании», категорически утверждали, что «тихая, мечтательная лирика поэта-индивидуалиста ничего не говорит сердцу работающих масс». То есть для такой критики неприемлемым было все у поэта, который нашел в себе отвагу оставаться собой — вопреки обстоятельствам и времени.

— В  чем заключается переворот в украинской поэзии 1920—1930 гг., осуществленный Владимиром Свидзинским наряду с такими талантливыми поэтами, как Александр Олесь, Николай Вороный, Николай Филянский, Петр Карманский, Василий Пачевский?

— Названные вами поэты все-таки, скорее, предшественники Владимира Ефимовича, но также и единомышленники в том стремлении решительного поэтического обновления. Однако именно ему удалось — как и молодому Тычине, Антоничу — осуществить эстетический прорыв, радикально обновить поэтику, преодолеть общепринятые рамки и «усталость» уже затертого арсенала выразительных средств, выйти к новым эстетическим горизонтам. Чтобы говорить об этом предметно, нужно обратиться к текстам, анализировать их, углубляться в них. «Занурятися» — есть и такой глагол у этого поэта. Это также было моей задачей в книжке «Невпізнаний гість», одной из задач, поскольку и через десять лет после первого издания — это пока еще единственная монография о Владимире Свидзинском.

«МЫ ТАК И НЕ ЗНАЕМ, ПО ЧЬЕМУ ДОНОСУ ПОЭТА АРЕСТОВАЛИ»

— Что почувствовали, когда впервые взяли в руки следственное дело Владимира Свидзинского, заведенное на него в 1941 году? Почему поэта так долго не реабилитировали в бывшей УССР?

— Ясное дело, каждая такая находка неимоверно волнует. Кое-что существенное удалось уточнить, в частности и о месте страшной гибели поэта. Было и разочарование: мы так и не знаем, по чьему доносу поэта арестовали. Но возможно также, что доноса не было: просто в условиях приближения немцев хватали всех, кто уже давно был под подозрением в нелояльности, имел не очень хорошую анкету и тому подобное. Что же касается реабилитации — по-видимому, соответствующие органы просто не справлялись, не могли осилить  такой объем работы, ведь именно украинская культура испытала наибольшее количество потерь от сталинских репрессий. Но в случае со Свидзинским, должны заметить, — особенное нежелание системы признать, хотя бы с опозданием, это преступление. Поражает эта неостывшая за десятки лет неприязнь именно целой системы к поэту, который был уничтожен с такой дикой жестокостью, что потом сами палачи спохватились и пытались сделать вид, что его... просто никогда не было. В соответствии с тогдашним убеждением: «нет человека — нет проблемы».

— Целая плеяда отечественных и диаспорных языковедов и литературоведов воспринимала Свидзинского настоящим хранителем украинского языка. Какое языковое наследие оставил этот непревзойденный лирик?

— В самом полном двухтомном издании В.Свидзинского (2004) объяснение многих редких или призабытых лексем я давала в примечаниях к поэзиям. Затем в однотомниках 2011 и 2013 годов считала целесообразным давать в конце книжки специальный словарик. Даже та неблагосклонная к поэту прижизненная критика должна была признать исключительное богатство его языка. Языковые стратегии Свидзинского вполне очевидно связаны с глубоким пониманием, что вопрос языка для украинцев долго был вопросом «быть или не быть» и что продолжающаяся «загроженість» этносу наиболее наглядно проявляется именно как «загроженість» языку. Имеет эта тема еще много других аспектов, от того же таки «мовчання» до «невимовності». В решении или хотя бы постановке их Свидзинский становится в ряд величайших поэтов ХХ века, таких, как Александр Блок, Райнер-Мария Рильке, Борис Пастернак, Томас Стернз Элиот, Пауль Целан, Болеслав Лесьмян. Первым этот мировой масштаб, эту «мерку» поэзии Свидзинского понял Василь Стус, который поставил его в красноречивый ряд Гете — Свидзинский — Рильке, причем тогда, когда на родине поэта его практически не знали.

— За время от первого ко второму изданию монографии «Невпізнаний гість», осуществилось ли в полной мере и дело «возвращения поэта», которое Вы, очевидно, ставили своей целью?

— В значительной мере — да. Полной — вряд ли. В конечном итоге, запоздалое возвращение поэта неминуемо связано с какими-то непоправимыми утратами: целые поколения были обделены, не встретились с этой поэзией и ее автором. Однако в настоящее время уже, по крайней мере, преодолен тот дефицит самих текстов поэта, теперь они доступны для всех, кто заинтересуется этим явлением. Появляются новые интересные публикации о творчестве Свидзинского, уже защищено две кандидатских диссертации: одна полностью ему посвящена, вторая — в большей мере. Но и для будущих исследователей это благодатный материал. Особенность настоящей поэзии — ее принципиальная неисчерпаемость.