«Жизнь смешна, и правда смешна тоже»

В фильмографии Роя АНДЕРССОНА всего 6 полнометражных  и 2 короткометражных работы, но он с полным правом считается живым классиком европейского кинематографа.

Андерссон родился 31 марта 1943 в Гетеборге. В 1967 поступил в Киношколу в Стокгольме, где еще до окончания учебы дебютировал с полным метром «Шведская история любви» (1969), который имел сенсационный успех, подтвержденный четырьмя призами на Берлинале. После неудачи второй картины «Гилиап» (1976) ушел в производство рекламы. Всего снял более 400 роликов, отмеченных множеством наград, в том числе восемью «Золотыми Львами» Международного фестиваля рекламы «Каннские львы». Коммерческий успех позволил Андерссону построить собственную студию с двумя съемочными павильонами, монтажной линейкой и звукоцехом, благодаря чему он работает над каждым фильмом по 5—7 лет, не обращаясь к сторонним продюсерам или инвесторам.

В режиссуру Андерссон вернулся в 2000 с трагикомедией «Песни со второго этажа» (Приз жюри Каннского кинофестиваля). «Песни...», «Ты, живущий» (2007) и «Голубь сидел на ветке, размышляя о бытии» (2014, «Золотой лев» Венецианского фестиваля, Приз Европейской киноакадемии (Еврооскар) за лучшую комедию) составили так называемую экзистенциальную трилогию, прославившую режиссера. Драма «О бесконечности» (2019) получила в Венеции «Серебряного льва» за лучшую режисуру.

Последние 20 лет Андерссон снимает исключительно в павильоне, статичной камерой. Его поздние фильмы складываются короткими эпизодами, часто не имеющими прямой сюжетной связи; почти каждая сцена подчинена тщательно продуманной композиции и содержит аллюзии из истории живописи и/или литературы. Аналогов этой стилистике в актуальном кино трудно найти.

Режиссер стал гостем Одиннадцатого одесского фестиваля (онлайн), где получил почетного «Золотого Дюка» за достижения в киноискусстве. Наш разговор состоялся в формате Zoom-конференции.

«РЕКЛАМУ Я ДЕЛАЛ С ТАКИМ ЖЕ СЕРЬЕЗНЫМ ПОДХОДОМ, КАК И ФИЛЬМЫ»

— Рой, насколько я знаю, вы из нехудожественной семьи. Что же привело вас в режиссуру?

— Я  сначала и не помышлял о ней. Хотел стать писателем. Таким же крутым, как Чехов, как Достоевский. Но! В 1960-70-е европейский кинематограф переживал в прямом смысле золотые времена. Все эти невероятные фильмы, Антониони, например... Так что, когда я их посмотрел, то решил тоже снимать кино вместо того, чтобы писать романы. И, знаете, я счастлив, что сделал такой выбор.

— Вы очень убедительно заявили о себе «Шведской историей любви», но вскоре фактически ушли из профессии. Что случилось?

— Я оказался за бортом, так сказать. Мой второй фильм обернулся провалом. Особенно в экономическом смысле. Наверно, зрители решили, что он недостаточно хорош. Никто не давал денег на новую постановку. В этот период мне позвонили из одной компании и спросили, не могу ли сделать для них рекламу шоколада. Я, молодой человек с двумя маленькими детьми и необходимостью как-то выживать, ответил: «Да, я сделаю это». (с улыбкой) И мой фильм о шоколаде имел большой успех. Не только в Швеции, а во всем мире. А если ты достигаешь успеха, то тебе звонят снова и снова. Это продолжалось годами. На заработанные деньги я создал собственную компанию, построил студию, получил возможность делать то, что хочу. Но, знаете, я не провожу различий между рекламой и фильмами в том, что касается моей работы. Рекламу я делал с таким же серьезным подходом, как и фильмы. Пересматривая ее сейчас, вижу, что это всегда — кино. 

— А что реклама дала вам как режиссеру?

—  Она, можно сказать, закалила мой стиль. И я был разборчив, не делал видео для всех подряд. Горжусь этими роликами.

«УБИРАЮ ВСЕ, ЧТО НЕ ЯВЛЯЕТСЯ НЕОБХОДИМЫМ»

— Как вы работаете с актерами? Позволяете импровизировать?

— Ни в коем случае! Они должны придерживаться сценария. Бережно, внимательно, миллиметр за миллиметром. Ненавижу, когда они отходят от моих установок. Я написал историю,  диалоги, и актеры обязаны этому следовать неукоснительно. Становлюсь агрессивным, если они не делают этого.

— То есть, можно сказать, вы тиран на съемочной площадке?

— В этом есть большая доля правды.

— Герои ваших историй немногословны, сдержаны в движениях и реакциях. Вы принципиально поддерживаете такую, можно сказать, приглушенную эмоциональность?

— Это отчетливый способ делать фильм. Я убираю все, что не является необходимым. Оставляю только то, что важно. Очищаю и конденсирую, как я это называю. Я начинал карьеру в типично неореалистическом ключе, но через 15 лет изменил свое мнение и перешел к  более сконденсированным, очищенным сценам.

— Вы любите и знаете живопись. Что она вам дает как режиссеру? Все-таки холст статичен, а вы работаете с движущимися образами...

— Должен возразить: между живописью и фильмом не такая уж большая разница. Они дополняют друг друга, и свое кино я рассматриваю как серию картин. Да, я очень вдохновляюсь живописью. Наверно, поэтому и не двигаю камеру. Скорее, даю людям двигаться внутри кадра.

«ЖИЗНЬ КОМИЧНА И ПЕЧАЛЬНА ОДНОВРЕМЕННО»

— Что значит для вас «весело»?

— Я здесь согласен с Беккетом: он говорил, что печаль — это веселье, и веселье — это печаль. Я думаю, что жизнь комична. И печальна в то же время.

— Да, глядя на ваших героев, ты и жалеешь их, иногда даже боишься их или за них, но при этом они могут быть невероятно смешными.

— Вам приятно смотреть на животных, например на собак или котов, потому что они настолько правдивы, естественны. И также забавны. Не только жизнь смешна — но и правда смешна тоже. Как и человеческая природа. Не хочу быть циником, но я действительно так считаю, хотя меня очень часто за это критикуют.

ФИЛЬМ «ПЕСНИ СО ВТОРОГО ЭТАЖА» ПОЛУЧИЛ МНОГО КИНОНАГРАД: ПРИЗ ЖЮРИ КАННСКОГО КИНОФЕСТИВАЛЯ, ПРИЗ КИНОКРИТИКОВ НА НОРВЕЖСКОМ МЕЖДУНАРОДНОМ КИНОФЕСТИВАЛЕ, ПЯТЬ ПРЕМИЙ «ЗОЛОТОЙ ЖУК» И ДРУГИЕ

— У вас есть и намного более темные краски. Например, в  «Голубе...» — жуткая сцена сожжения людей внутри металлического устройства, вращающегося над огнем. Откуда она взялась?

— После обучения в университете я подрабатывал учителем.  Однажды засиделся допоздна в библиотеке и как-то у меня написалась история о конструкции, внутри которой кричали люди, но крики выходили наружу в виде красивых мелодий. Такая вершина нашей жестокой и циничной натуры.

— Это не единственная сцена крайнего насилия в ваших фильмах. По-вашему, зачем нужна жестокость в авторском, нежанровом кино?

— Я очень люблю «Бедствия войны» Гойи. Они полны боли, но он нарисовал их, потому что думал, что эти гравюры помогут нам избежать жестокости в будущем. Возможно, он был очень наивным, но я разделяю эту убежденность с ним.

— Еще один печальный образ — привидение в «Песнях со второго этажа» — мальчик, повешенный немцами полвека назад, повторяющий: «Я не могу найти свою сестру».

— Это о вине, разумеется. Об исторической вине.

— Тема Второй мировой очень важна для вас, это заметно.

— Конечно. Потому что я родился в 1943, в самый разгар войны. Мой отец служил на границе с оккупированной нацистами Норвегией. Он имел антифашистские, а также коммунистические, даже сталинистские убеждения, но любой милитаризм отвергал. И при этом был очень добрым человеком.  Хотя то время не располагало к доброте.

«ЧИТАЮ И СМОТРЮ НА ИСКУССТВО»

— Вопрос, вытекающий из разговора о привидениях. Один из ваших излюбленных режиссеров — Бунюэль. Сквозной мотив его творчества — грезы, галлюцинации, сновидения. А вас вдохновляют сны?

— Да, но, к сожалению, когда просыпаюсь, то забываю, что мне снилось. С другой стороны, сны очень близки к фантазиям. То есть фантазии тоже как сны. Они очень важны для меня и я использую их.

— Вот одна из фантазий — влюбленные, которые парят над разрушенным городом в вашем последнем фильме «О бесконечности», прямо как на холстах Марка Шагала. Вообще, кажется, в ваших работах иммунитет  против одиночества и отчуждения есть только у влюбленных. Выходит, нас спасет любовь?

— Любовь так прекрасна... Сегодня я видел такую сцену. Двое молодых женщин сидели в ресторане. Чувствовалось, что парни, бывшие рядом, хотели их коснуться и девушки хотели позволить им сделать это, но ничего так и не произошло. И вот то, что тогда осталось недосказанным, невыраженным, а только ощущалось — прекрасно.

— Хочу вернуться к вашим кинематографическим симпатиям. За что вы любите «Похитителей велосипедов» Витторио Де Сика — ну кроме того, что это великий фильм?

— Потому что он близок к тому, через что я прошел в юности. Это очень трогательно, когда маленький мальчик доверяет своему отцу, и не может ему помочь. В конце фильма герой пытается украсть велосипед, но его ловят. И говорят ему при его ребенке: «Это нехорошо. Не делай этого опять». Прощают его, не наказывают. Они его прощают перед глазами его сына. Потрясающая сцена.

— Мы вспоминали о Бунюэле. Вы, как и он, показываете священников довольно иронически. Но все-таки, хоть и будучи человеком нерелигиозным, во что вы верите?

— В Новом завете есть фрагмент, где Иисус говорит: «Во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними». Это и есть моя религия.

— Напоследок несколько легкомысленный вопрос: чем вы увлекаетесь в свободное от режиссуры и живописи время?

— Как я говорил — много лет моим хобби было писательство. Немного играю в бадминтон, в футбол, но большую часть времени читаю. И смотрю на искусство.

— Спасибо вам за эту беседу.

— И вам спасибо. Я немедленно... Нет, не немедленно, но вскорости после начала разговора я убедился, что вы очень и очень серьезный человек. Влюбленный в искусство и кино. Это замечательно.