Наполненность

Если бы собеседником Дени Дидро был Богдан Ступка, то диалог, который положен в основу хорошо известной в театральном мире книги «Парадокс об актере», обогатился бы большим количеством вопросов, которые не имеют логических ответов. Наш герой идеальный представитель до сих пор незапатентованного театрального стиля — алогичный реализм. Дидро утверждает — актеру, чтобы потрясать зрителей надо быть абсолютно бесчувственным. Актер Ступка с этим соглашается, оставляя за собой право на испытания сценического образа своей человеческой эмоциональностью. Сначала он пытается спокойно, ласково и пунктуально объясниться с ролью, потом добивается с ней сердечного согласия, и в конце концов, захватив ее в плен неотвратимыми чарами, пытается утопить в море своей чувственности. В этот момент Ступка и его роль в совместном желании выжить, состояться и потрясти сливаются в единое целое, не оставляя и лазейки для раздвоения.

В исполненных ролях исторических лиц это приобретает парадокс реинкарнации. Да-да, не сходства, а именно реинкарнации. В театре Франко мы репетировали спектакль о Тарасе Шевченко «Казалось бы, одно лишь слово». Так же, как и 25 лет назад, Актер Ступка не стеснялся сомнений, страхов, навязчивости поисков.

Но в то время у него был друг, добровольно признанный учителем и посвященным в несомненный художественный авторитет, — Сергей Владимирович Данченко, который, имею честь подтвердить, так же относился и к Богдану — Боди Сильвестровичу. Это обстоятельство, в отличие от дня сегодняшнего, давало Актеру право на ошибку, радость переадресации ответственности, даже позволяло моменты каприза самонеудовлетворения.

Оба, еще раз имею честь засвидетельствовать, составляли подвижное единство в понимании вкуса, стиля и еще чего-то невыразимого, но абсолютно понятного им обоим.

Итак, Актер Ступка втайне договаривается о портретном гриме Тараса Григорьевича. Зовет меня посмотреть на результат первым. Впечатление фокусное — сходство есть, а Шевченко нет. Сцена, свет, расстояние должны замаскировать подробности, но под прожектором данченковского взгляда исчезает необходимость в комментариях. Атмосфера благосклонна, никаких обид, хотя есть ощущение некой пустоты. Прогон продолжается без грима и парика. И вдруг в придуманном Даниилом Лидером вольтеровском кресле оказывается Кобзарь. Пустота реинкарнирует Шевченка в Ступку.

Второй раз такое же чудо я пережил с Актером Ступкой, работая над образом Григория Сковороды в первом спектакле театра «Сузір’я» «Сад божественных песен». Кто-то доброжелательно отмечал: «Ступка блестяще играет Сковороду», и все без исключения говорили о необычайном сходстве, о чуде перевоплощения, но я настаиваю на парадоксе реинкарнации.

Актер Ступка наполняется до краев личностью воплощаемого героя и выплескивает его Бог-дановой эмоциональностью в сценическую жизнь. Вспомните роль Котляревского в данченковской «Энеиде», экранных Керенского, Лысенко, Брежнева, Хмельницкого и скажите честно, а вы можете себе представить иными Тевье-Тевеля, Николая Задорожного, Царя Эдипа. Согласитесь, сказать, что это неповторимые образы — мало. Здесь есть благословенная координация человека Ступки с Космосом и вечностью. Может, не случайно замыкание человека и артиста в нем состоялось 50 лет назад в роли космического робота Механтропа в спектакле с простеньким названием «Фауст и смерть».

В 2006 году мне довелось режиссировать презентацию книги В. Мельниченко «Мастер», посвященную Ступке. Местом для этой акции я выбрал Киевский планетарий. Это его масштаб, подумалось мне. Парадная лестница была сознательно перекрыта. Зрители поднимались в зал по спиральной дорожке вместе с юношей, который катил перед собой шар, сплетенный из металлических нервов. Каждый раз, достигнув вершины, он сбегал вниз и снова карабкался вверх. Сизифов труд — достигать вершин актерской профессии. И жить на них. Хотя это подобно отдыху йога на кровати из гвоздей.

В искусстве нет системы измерения достижений такой, как, скажем, в спорте. Но, на мой взгляд, есть то, что позволяет сфокусировать все достоинства актера в одном эпитете — «гениальный». Это создание неповторимого, самоценного, самодостаточно существующего образа. Трудно представить себе другим Штирлица, который, конечно, совсем не Тихонов, Холмса, созданного Ливановым, Тевье-Тевеля — Ступки.

Эти образы вне всякой логики абсолютно самостоятельно существуют в реальности, не ограниченной сценой или экраном.

Особенность технологии Актера Ступки заключается в том, что такие образы он создает не своими поступками, эффектной мимикой и крылатостью фраз, а вязанием эмоционального контура роли, который обязательно доведет до белого каления, взрыва и фейерверка. Может, это мои профессиональные наблюдения. Поэтому идите и смотрите, разгадывайте сами и имейте абсолютную уверенность — градус сценического существования Актера согреет, вдохновит и ошеломит неотвратимо.

Ступка-Актер опасен. Он безоговорочно тянет одеяло на себя. Ибо прекрасно понимает, что для начала надо это одеяло просто вытащить, а потом уже определиться, с кем стоит за него драться, а кого прикрыть от щедрот таланта своего. Он не направляет движение одеяла на себя, но обязательно наверх. Можно выше, чтобы тянуться всем существом, оставаясь глазами на всей возможной душевной высоте. Он ловко забывает и теряет премьерные котурны. Но всегда помнит и радостно демонстрирует способность поднимать настроение на пуанты. Легко, полетно, с интонациями и пластикой жены-балерины, которая в золотой этап послесвадебного возраста остается неутомимым болельщиком каждого спектакля, каждой съемки, каждого выступления. Лариса Семеновна Ступка — гениальная. К ней никогда, даже на одно мгновение, сомнения о гениальности Богданчика и не приближались. Не только благодаря жене Богдану Сильвестровичу удается оставаться Богданчиком. У него всегда есть молодые и юные кровные друзья. Это н.а. Украины Остап, трое внуков — Дмитрий, который недавно получил диплом артиста, но уже сыграл немало на сцене и в кино, Устина Остаповна (11 лет) и четырехлетний Богдан Остапович. Он своей виртуозной игрой на кастрюлях, сковородках и ступке(!) вдохновил на рождение джазовой идеи юбилейного вечера дедушки. Ой! Я проговорился, прошу держать этот сюрприз в секрете. И так же никогда прошу не объяснять тем, кто лукаво спрашивает о прекрасной юной блондинке сопровождающей Метра в деловых поездках, что это его невестка Ирина. Вдвоем они улучшают благосостояние папарацци.

Когда после спектакля, в котором играли старейший и старший Ступки, я сказал, может резковато, но абсолютно уверенно: «Сын с возрастом станет более глубоким, чем отец!» Богдан Сильвестрович взглядом проник в мой мозг и авантюрно приветливо улыбнулся. Жажда актерства промелькнула между Ступками. Пожалуй, ничего парадоксального нет в том, что актер должен быть жадным к работе, чтобы доказать щедрость своего дарования. И каждый раз, когда художественный руководитель театра Франко говорит о новой постановке, я вижу тот же взгляд.

Многие актерские авторитеты возглавили театры. Чаще всего они или провозгласили себя режиссерами конгениальным предшественникам, или приглашают на постановки лиц без лидерских амбиций.

Наш герой остается жадным к реальной режиссуре то ли с уверенностью, то ли с надеждой, что лучшее средство от интриг — творческие поиски, а если повезет, то и муки. Такое впечатление, что ему захотелось каждому актеру предоставить возможность быть бенефициантом, создать тот неповторимый образ, который достоин стать скульптурой в саду непревзойденных франковцев напротив театра. Но самое главное то, что ему удается сохранить присущий театру Франка во все время его существования народный аристократизм. Это уж точно из области алогичного реализма. Не отделяться от действительности, не вставать в позу над настоящим, а принять его, поднять и повести за собой, без деклараций, лозунгов, фальшивых сопереживаний. Это вообще очень сложно: быть с народом и самому этим же народом быть. Иногда, со стороны, кажется, не хватает сегодня франковцам той данченковской бархатной диктатуры.

И, увидев Ступку после победы в смертельной схватке с болезнью, я вдохновился его наполненностью взаимопонимания с жизнью.

Богдан Сильвестрович всячески избегает празднований своего юбилея. Оттягивает и присоединяет к судьбоносным событиям в жизни театра. И не важно то ли малую сцену откроют к юбилею, то ли юбилей отметят до ее открытия, праздник в любом случае приобретает национальный масштаб. Ибо на двадцатом году независимости Украины государство довело до ума тридцатилетний долгострой и второе (тактичнее было бы сказать — еще одно, но, извините, должно быть точным) театральное помещение прибавилось к тем, которые были построены в Киеве до 1917 года.

Так пусть везет этой уже тоже второй сцене, которая в дополнение к основной появилась во время ступкинского руководства.

Китайцы считают всеобъемлющим добро-пожеланием: «Богатства и долголетия!» От нашей газеты добавим — во всей возможной полноте!