Абхазские тезисы, или Почему «сухумский Майдан» нравится России больше киевского

Помощник российского президента Владислав Сурков, отстраненный от урегулирования в Украине и брошенный на урегулирование в Абхазии, констатировал: во-первых, все, что там происходит — ее внутреннее дело, во-вторых, никто в Абхазии не ставит под сомнение стратегический курс Сухуми на сотрудничество с Россией.

Сурков высказал в двух тезисах всю глубинное понимание того, чем для Россия является Абхазия. Хоть с «Майданом», хоть в пору спокойствия, о котором тот же Сурков докладывал всего пару месяцев назад.

Потому что Абхазия — это целая российская философия.

ПУШКИ НА НАБЕРЕЖНОЙ

Парламент республики предложил президенту Александру Анквабу подать в отставку, он сначала отказался, но все-таки потом согласился. Тем не менее, на всякий случай Москва решила выступить посредником, хотя предположить, какие бонусы она из этого извлечет — загадка.

Сурков прав: в том, что происходит, нет никакой руки Москвы. Или Тбилиси. И стратегический курс ни при чем. Два года назад подобные протесты произошли в Южной Осетии, когда республика выбрала на президентских выборах не того, на кого указала ей Москва, хотя стратегический курс которой в отношениях с Россией и вовсе сводится к мечте к объединению с ней. А десять лет назад, почти синхронно с Украиной, в Сухуми тоже не прислушались к предвыборному мнению Кремля, и победивший Сергей Багапш выглядел просто-таки абхазским Ющенко, и сюжет выглядел «цветным», и никак не верилось, что дело происходит в лояльной Абхазии...

И напрасно. Лояльность в таких сюжетах — материя вынужденная и прагматичная. Абхазы всегда обижались на Запад. Но не только за то, что он против Москвы. Своей холодностью он обрекал их на все более отчаянную зависимость от Москвы. Десять лет назад Абхазия выбрала Сергея Багапша не за то, что он был против Москвы. Просто Абхазия уже устала жить в стиле осажденной крепости и неотступно думать, что если завтра война. И уныло наблюдать, как в патриотическом жанре государства-гарнизона славно воруется тем, кому посчастливилось в этом гарнизоне оказаться властью или хотя бы при кухне.

Сегодня ничего не изменилось. Просто власть, победившая тогда, ничего не смогла изменить. А Сергей Багапш очень быстро понял, что его победа не будет стоить ничего, если он не подкрепит ее еще одной — в борьбе за право считаться самым пророссийским политиком.

История этой метаморфозы — история самой абхазской независимости.

РУКА МОСКВЫ

Нынешний президент Александр Анкваб формально и по сути унаследовал власть внезапно умершего в 2011 году Сергея Багапша, триумфально победив в том же году на внеочередных президентских выборах. На самом же деле, Багапш в 2004 году был Анкваба, которого Москва опасалась еще больше, по случаю чего был срочно придуман закон о цензе проживания.

Однако в 2011 году Москва о былой неприязни не вспоминала и не помогала даже своим проверенным кандидатам вроде тогдашнего премьера Рауля Хаджимбы, кремлевского фаворита на «оранжевых» абхазских выборах 2004-го и нынешнего вдохновителя оппозиции.

Москва не просчиталась. Москва вообще вскоре после войны в Южной Осетии начала вести себя с той осторожностью, которая выдавала желание хоть как-то минимизировать потери от своих выдающихся исторических завоеваний. И в этом смысле команда Анкваба, взвешенная, конструктивная и, естественно, при этом лояльная, пожеланиям Москвы соответствует уж точно не меньше, чем те, кого Москва поддерживала в 2004-м и кто сегодня пытается взять реванш.

Эта оппозиция, проиграв власть и статус «руки Москвы», с тех пор атакует своих властных оппонентов с другой стороны — за неспособность спорить с Москвой, которая не знает с новой властью отказа ни в чем. При всеобщем понимании того, что в случае такого отказа эта же власть была бы обвинена в предательстве стратегического курса на вечную дружбу с Россией. Власти не позавидуешь, тем более, что возражать трудно — как в одном случае, так и в другом.

Главное богатство Абхазии — не пляжи и солнце, а земля и недвижимость, рынок, которой два десятка лет, прошедших после войны, остается непроницаемо черным, и ни одна власть не решалась на его углубленное изучение. Она лишь попыталась вернуть собственность тем, кто бежал от войны в Россию, внимательно следя при этом, чтобы владелец не оказался этническим грузином, чего оппозиция тоже не простила бы. Этническими грузинами — мингрелами заселен Гальский район на границе с Грузией, который больше напоминает резервацию. Здесь все под подозрением, Анкваб, когда-то, кстати, замминистра внутренних дел Грузии, обвиняется оппозицией в том, что абхазские грузины получают абхазские паспорта — с нарушением закона, требующего отказа от грузинского паспорта. А кто из мингрелов, живущих в резервации, которых, в отличие от других жителей Абхазии, не пускают в Россию, согласится расстаться с грузинским гражданством?

Нынешняя власть пыталась если не развязать, то хотя бы ослабить тугие узлы — не получилось. Ни с аппетитами Москвы, требующей создания у границ фактической зоны отчуждения, а несколько районов республики стали фактически российскими анклавами, в которые абхазы могут попасть только по российскому пропуску. Ни с проблемами Гальского района, грозящими взрывом. Ни с землей и собственностью, а других богатств Абхазия не имеет.

Если, конечно, не считать российской помощи. 

ДЕЛО О НАКЛАДНЫХ РАСХОДАХ

Премьер Абхазии Леонид Лакербая назвал причинами кризиса экономические и социальные проблемы, а также борьбу за контроль над потоками российских дотаций. После войны 2008 года Москва профинансировала Абхазию на 14 млрд рублей, включая запланированные дотации на ближайшие два года. Примерно та же картина и в Южной Осетии: из 4,7 млрд бюджета в 2013 году 4,2 млрд были российскими.

Дотации для таких республик, как Южная Осетия и Абхазия, — все равно, что нефтегазовые недра. Нужно только взять их под контроль, и модель экономики готова и до боли знакома. Президента Анкваба или премьер-министра Лакербая в коррупции никто не обвиняет. Однако вопрос в том, при какой власти, прежней или нынешней, чиновник ворует и берет больше, решается в пользу последней. У прежней таких денег просто не было.

На самом деле, для России с финансовой точки зрения это не катастрофа. Не Олимпиада. Не восстановление Чечни и, судя по всему, даже не Крым. Суть в другом: в отличие от Олимпиады, Москва не знает, за что платит. Но хорошо понимает, глядя на нынешний митинг оппозиции: ее спонсорство лишь повышает градус нестабильности, и от степени лояльности это, увы, нисколько не зависит.

В экономическом смысле здесь происходит то же, что происходит в любом безнадежно дотационном регионе России, и Северный Кавказ в этом плане — идеальный пример для сравнения. Дотационный бюджет — главный источник благосостояния. Вся политика зависит от того, кто как договорится с Москвой о контроле над потоками, а экономика — от того, насколько чиновник готов делиться. При этом в криминальную экономику вовлечены все, потому что любой рынок — черный. Что стимулирует стабильность этой системы, которая сама по себе выглядит воплощением нестабильности и готовности к взрыву. Но он не происходит, в том числе и потому, что, в отличие от экономической, политическая ситуация, как принято во всей стране, под контролем.

А в Абхазии таким путем, через переговоры с Москвой, вопросы о контроле над денежными потоками не решаются. Противоречия приходится решать на месте, как это принято в суверенных государствах, в которых есть оппозиция. И выборы, результатов которых никто не знает до подсчета последнего бюллетеня. И вопросы, которые даже при российском контроле и финансировании Владислав Сурков вынужден признавать внутренними... Просто потому, что превращение их в чисто российские может стоить дороже. А никаких других решений нет, потому что итоги 2008 года ревизии не подлежат, хотя все больше россиян для себя уже давно пересмотрели эти итоги...

И Москва, и Сухуми — а в Сухуми присутствует и власть, и оппозиция — прекрасно понимают, что ни одна из сторон не может ничего изменить. А после и на фоне Крыма проблема, судя по всему, и вовсе будет списана Москвой в накладные расходы. Кто бы в Сухуми на этот раз ни победил...

Москва