Александр БОНДАРЬ: «Продадим к концу года на 2,1 миллиарда гривен»

Председатель Фонда госимущества Александр Бондарь в последнее время часто является фигурантом в политических новостях. Он сделал несколько довольно резких заявлений относительно авторов теневых схем в приватизации, заявил о намерении участвовать в парламентских выборах, а на днях его имя неожиданно всплыло в скандале вокруг банкротства банка «Украина». На все эти вопросы, заданные, как говорится, в лоб, Александр Бондарь отвечал довольно спокойно, хотя в некоторые моменты было заметно, что это спокойствие ему сохранять тяжело.

— Как вы оцениваете финансовые и качественный итоги приватизации в уходящем году?

— Удовлетворения от финансовых результатов у нас, конечно, нет. Мы не выполнили планового задания в бюджет. К концу года у нас будет сумма около 2,1 миллиарда гривен. Это намного меньше, чем планировалось. Но с точки зрения качества у нас результаты лучше. Мы продали малое количество объектов, а чем меньше количество продаешь, тем качественнее работа идет. Я считаю, что оценка со стороны международных финансовых организаций нашей работы довольно высокая, за счет продажи шести облэнерго. Во всяком случае, именно так оценивают эти конкурсы вне Украины. Например, немецкая консультационная группа, изучив прозрачность приватизации, дала оценку «хорошо», и никаких претензий нет (исследование проведено по заказу МВФ и Всемирного банка. — Ред. ). Мы, наверное, больших результатов в этом году достигли в плане защиты государственной собственности и ее возврата. И то, что мы ведем судебные разбирательства по большому количеству объектов, хотя они относятся практически к одной и той же структуре, с которой мы судимся, начиная с ЗАлКа, говорит о том, что мы вынуждены были изменить направление своей деятельности, и уже есть определенные результаты. Причем они достигнуты нами совместно с прокуратурой. Удалось выиграть суд по «Росаве» и по «Эксимнефтепродукту». [А что Фонд возражал?! Реакции Бондаря на письмо Чечетова (см. вчерашний номер «Дня») что-то не было слышно. — Ред. ] Мы заняли довольно принципиальную позицию по теневым схемам приватизации. Думаю, что к концу года или началу следующего мы подготовим отчет именно по этой части своей работы. Показатели возврата госсобственности и защиты имущественных интересов будут на порядок выше.

— Перекрывает ли, на ваш взгляд, мораторий на отчуждения госимущества за долги все схемы теневой приватизации?

— Мораторий, конечно, перекрывает большую часть теневых схем, но все перекрыть он не может. У нас догадаются и придумают новые схемы. Но этот закон, конечно, парламенту нужно было принять раньше. Потому что все это время процесс теневой приватизации продолжался. Я знаю, что есть уже судебные решения по отчуждения госимущества за долги, принятые до моратория, а будут исполняться уже после. Так что еще нужно будет делать юридический анализ после подписания этого закона Президентом (в понедельник закон подписан. — Ред. ), насколько невозможны будут предыдущие схемы, которые были задействованы.

— Из объектов, ставших жертвой теневой приватизации, самой запутанной остается ситуация вокруг «Донбассэнерго». С одной стороны президент распорядился учесть смену собственника на предприятии при формировании Донбасского энергокомплекса, и другой, ФГИ считает продажу трех тепловых станций за долги незаконной, и хочет их вернуть в госссобственность. Каковы перспективы решения этого вопроса?

— Фонд в этом вопросе вообще- то имеет ограниченные функции и возможности. Мы занимаемся конкретным вопросом: проведением оценки и отбором эксперта по заданию Генпрокуратуры. Мы не в праве самостоятельно ни отобрать, ни принимать какие-то другие решения самостоятельно. Относительно дальнейшей судьбы «Донбассэнерго» вопросы нужно задавать Кабинету Министров, и она будет зависеть от решения суда, Генпрокуратуры, которая еще продолжает следствие по этому объекту. Оценка экспертная задержалась по объективной причине: не оказалось акта об инвентаризации в полном объеме. Эту информацию мы получили от эксперта. Пока нет оценки, мы не можем что-либо сказать о дальнейшей судьбе этой компании. Все остальные вопросы не входят в компетенцию Фонда. Естественно, по указу Президента мы должны готовить к приватизации все генерирующие компании, в том числе и «Донбассэнерго». Но готовить там нам сейчас нечего, потому что на сегодняшний день у компании нет имущества, которое мы в состоянии реализовать через акции.

— А как без инвентаризации госимущество попало на аукцион?

— Процедура продажи за долги не предусматривает наличие инвентаризации. В случае с «Донбассэнерго» продавалось отдельно имущество. Но действительно там у нас еще масса вопросов, в которых надо разбираться специалистам.

— Но вы можете сказать, что ФГИ будет до конца бороться и вернет три станции, проданных по цене металлолома, в госсобственность?

— Я не могу ответить на этот вопрос, потому что дело практически в суде, его ведет Генпрокуратура.

— Немецкие эксперты, которые по заказу МВФ и Мирового банка изучили в том числе и вопросы теневой приватизации, рекомендовали закрепить за ФГИ исключительное право на продажу госимущества, в том числе и на аукционах за долги. Как вы относитесь к этой идее?

— Для меня понятна логика предложений немецких экспертов, и она базируется на мировой практике. Но я думаю, что в нашей сегодняшней ситуации это маловероятно. Я знаю, с каким трудом проходило принятие решения Кабинетом министров, чтобы наделить Фонд функциями продавца имущества, реализуемого через налоговый залог, и через другие неприватизационные схемы, то я не думаю, что будет положительное решение. По большому счету, мы к этому и не стремимся. У нас работы своей хватает. Единственное, мы считаем, что этот процесс должен проходить в едином правовом поле. По оценке мы этого уже добились, там все регламентируется одним законом. В сфере приватизации все должно быть урегулировано на тех же принципах. И тогда уже не будет иметь значения, кто продает. Все должно быть прозрачно, понятно и по общим критериям.

— По еще одному объекту, связанному со скандалом вокруг теневой приватизации, шинному заводу «Росава», остается неясность. Многие должностные лица заявляли, что обязательно назовут имя автора теневой схемы. Но госпакет завода уже вернули в госсобственность, а имен никто не называет, лишь на уровне слухов ходит информация, что авторы сидят в парламенте. Вы можете прояснить ситуацию?

— По «Росаве» вопросы относительно авторов теневых схем действительно остались, и нет ответа. Но я думаю, что ответы на эти вопросы даст прокуратура, когда закончит следствие. Потому что по «Росаве» мы тоже занимались сугубо своим вопросом. Мы наняли эксперта, чтобы он сделал оценку имущества, и она была использована в суде. Кто покупал, и как продавали, эти все данные должны быть в прокуратуре, потому что она ведет следствие. Только там могут сказать это, когда посчитают нужным. У кого еще есть эти данные, я не берусь судить. Но то, что их нет в Фонде, — однозначно, и мы этого не знаем, я подтверждаю. Я не знаю, кто был покупателем, и кто стоит за теми, кто эту схему реализовал.

— Вы заявили о намерении участвовать в выборах. Будете ли вы брать отпуск на период предвыборной кампании?

— Прежде всего хочу сказать, что о моем участии в выборах еще ничего не решено. Я заявил просто о своем желании, которое еще не подкреплено никакими решениями и никакими жесткими обязательствами. Поэтому тема моего участия в выборах еще проблематична. А если этот вопрос будет решен, то я, конечно, буду консультироваться в первую очередь с Президентом и премьер-министром, и дальше уже принимать решение. Поэтому я думаю, что до утверждения меня в каком-то списке обсуждать эту тему еще преждевременно.

— Как давно к вам начали поступать предложения об участии в выборах?

— Разговоры шли еще с весны этого года, и, может быть, даже раньше. Причем они в разное время с разной интенсивностью. И в итоге я подумал, почему бы и не поучаствовать в выборах, попробовать себя в этой роли? Я, в принципе, предварительно получил на это согласие Президента. Я не делал этого самостоятельно. Проинформировал премьер-министра. Ни у кого это не вызвало каких-то отрицательных эмоций. Ведь идет разговор о списке, а не о мажоритарном округе. А в списке можно выбирать: оставаться на должности, уступив место в списке, или уходить в депутаты. Поэтому я думаю, что все эти вопросы еще впереди, и они в первую очередь будут решаться Президентом.

— А зачем нужно было разрешение Президента?

— Я считаю, что не в праве принимать участие в выборах без согласия Президента. Это моя личная позиция. Потому что я соответствующую должность занимаю. Я человек, назначенный Президентом. И моральные понятия субординации и ответственности существуют. Это моя личная точка зрения. Нельзя серьезно вести переговоры с кем-то и принимать решение без ведома непосредственного руководителя. Так что тут все вполне естественно.

— Вы ранее заявляли о каких-то группах, конфликтующих с Фондом госимущества. Не связано ли это с недавно возникшим скандалом вокруг вашего имени в связи с банкротством банка «Украина»?

— Нас многие обвиняют в том, что мы погрязли в судебных процессах. Мы по этому поводу подготовим материал и распространим и среди депутатов, и в прессе. У меня не вызывает сомнений, что многие вопросы, связанные с обвинениями по банку «Украина», также связаны с этой темой. Потому что то, что произошло, я имею в виду выступления Короля (главы депутатской комиссии про расследованию причин банкротства банка «Украина». — Ред. ), означает, что обвинения звучат в адрес меня лично по вопросам, которые вообще никакого отношения к банкротству банка не имеют. Более того, по процедуре я, как председатель Фонда, не имею возможности вообще принимать единоличное решение по продаже акций. Этот вопрос был согласован договором между Мировым банком, Нацбанком и правительством. Все вопросы были согласованы, и ни у кого никаких вопросов не возникало с 98-го года. Честно говоря, пока не началась эта вся политическая драка вокруг банка «Украина», я вообще слабо помнил, что тогда происходило. Сейчас пришлось вспомнить и взять материалы. Так вот, если бы мы тогда не продали госпакет акций, то нас бы сейчас обвиняли еще больше. Потому что 12% во владении Фонда не дают никакого влияния на деятельность банка. Контроль за его деятельностью осуществлялся Нацбанком, а мы как акционеры не могли своим пакетом ни на что повлиять. То есть то, что сейчас произошло с банком, произошло бы независимо от того, был или нет продан госпакет. А если бы мы эти акции не продали, то сейчас лишились бы госпакета, и 9,8 миллиона гривен, которые получили в 1998 году, государство потеряло бы. Они бы просто не поступили в бюджет. Мы бы отвечали как акционеры в судах наравне с другими, и Фонд был бы соответчиком. Я думаю, что были бы вынуждены и по долгам банка отвечать как акционеры. То есть в то время мы приняли, исходя из нынешней ситуации, совершенно правильное решение. Оно тогда принималось под давлением Мирового банка, потому что нужно было получать кредит. К процессам, которые потом происходили в банке, имели отношение совершенно другие структуры и люди.