Антиженское общество,

Валентина БОНДАРОВСКАЯ, кандидат психологических наук, директор Международного гуманитарного центра «Розрада»:

— За годы советской власти психологические модели поведения мужчины и женщины в обществе и семье испытали огромное давление и обезображивание. Сначала разрушение семьи как оплота буржуазных морали и способа жизни (20-е годы): гражданские браки, свободная любовь; коллективное воспитание детей; провозглашение равных прав мужчин и женщин вплоть до работы женщин на тракторе и на ремонте путей; показательное квотирование участия женщин в органах управления разного уровня. На этом этапе публично не говорилось о какой-то особой роли мужчины в обществе и семье. Все жили для будущего, общественных интересов, а мещанские признаки уюта или просто устроенной семейной жизни вызвали презрение.

Когда оказалось, что эта модель общественной жизни не работает, в конце 30-х годов сталинский режим начал формировать новую пуританскую модель семьи, в которой, как известно, секса нет. В этих условиях уже начал возникать вопрос о том, кто является главой семьи, кто ее обеспечивает, а кто ответственный за домашнее хозяйство и воспитание детей. Наше общество начало возвращаться к тоталитарной модели семьи с жесткими правилами для всех ее членов. В то же время мужчина не мог один обеспечить семью. Поэтому работать пришлось и мужчине, и женщине, но женщина должна была взять на себя и все свои традиционные обязанности: кухню, детей…

Большие коррективы в нашу жизнь внесла Вторая мировая война. Почти все семьи потеряли мужей. Женщина оказалась в ситуации, когда она вынуждена была и деньги зарабатывать, и всю ответственность за выживание семьи нести, и детей воспитывать, и… Мальчиков и девочек послевоенного поколения воспитали эти героические женщины. Но они создали и новую модель семьи, где за все отвечает женщина. А потом их дочери и внучки приняли эту социальную эстафету и понесли в свои семьи.

Что же мы имеем сегодня? Как отмечал известный психолог Альфред Адлер, если мальчика воспитывает женщина, все за него решает, дает множество указаний, у него подсознательно формируется негативное отношение к женщинам, и это отражается на отношениях в его будущей семье. Я утверждаю, что у нас в известной степени сформировалось антиженское общество, как следствие разрушенной послевоенной семьи. Мужчины пытаются отойти и на уровне управления государством, и на всех других уровнях от модели тоталитарной семьи во главе с женщиной, отгородить свою жизнь от «баб». Женщины не могут выйти из семейной модели, где они правят бал, не готовы на основе равноправия работать на высших ступенях власти.

Нам нужно осознать свои психологические модели поведения, понять психологические последствия как имперского режима, так и тоталитарного советского режима. Тогда мы сможем понять, что есть две равные личности, создающие семью, участвующие в жизни общества. И тогда пусть каждый делает то, что у него лучше получается. У некоторых женщин (Мадлен Олбрайт, Маргарет Тетчер, Голда Меир) хорошо получается работать в правительстве (все они, кстати, семейные люди), а некоторые мужчины хорошо воспитывают детей и ведут домашнее хозяйство. И это прекрасно!

Я не считаю, что в Украине идет заметная феминизация. Действительно, некоторое движение в этом направлении есть. Создано около 150 женских организаций. Но они еще только начинают становиться на ноги. Главное — формирование нового поколения женщин-лидеров и осознание обществом, что важен не пол человека, а его дело и человеческие качества. Я думаю, что спустя пять-семь лет, девчата и парни новой генерации будут достаточно сознательными относительно равенства между мужчинами и женщинами.

Ольга СИДОРЕНКО, руководитель женского клуба «Зонта» (Львов):

— Да, сегодня половая идентификация очень необходима. В полной семье для мальчика есть образец — отец, партнер матери, имеющий свою позицию, свой принцип отношений. Когда отца нет, парень остается без половой солидарности. А в современном мире, когда довольно много женщин занимаются мужскими делами, добавляют к женским чертам поведения и мышления еще и мужские, этот процесс значительно усложняется. Детям неважно какого они пола — необходимо видеть отношение и взаимоотношения партнерские — тогда у них есть шанс встать на чью- то сторону. Сейчас в мире разворачивается кризис семейных отношений, и большинство парней страдает еще и потому, что не вырабатывается принцип мужской инициации. Женская все же остается, так как девочка может стать женщиной и матерью и пройти это физиологическое, подсознательное превращение, чтобы проявить себя в другом полноценном образе. А вот парень очень часто инициируется только насилием в армии, которое очень отличается от инициации прошлых веков. Но в армии подросток получает только чувство крайнего унижения от мести ровесников. После армии парни оказываются перед выбором: или стать жестоким, или вернуться к матери в инфантильное, зависимое состояние. Вот так юноши не хотят взрослеть. Это происходит сегодня в глобальных масштабах, поэтому общество формирует новые запросы к мужчине — кого мы хотим в нем видеть, если не супергероя, не суперлюбовника, не суперинтеллектуала, не суперсемьянина? О том, что женщина может взять на себя многие мужские функции и справиться с ними — человечество это знает. А вот что может еще делать мужчина рядом с такой женщиной, чтобы оставаться ее партнером (не насильником, не владельцем, не иждивенцем), над этим нужно думать и женщинам тоже. Вадим СКУРАТОВСКИЙ, культуролог, доктор филологии, преподаватель Киево-Могилянской академии:

— У мужчины сегодня в ситуации нынешнего хозяйственного кризиса нет возможности вне своей энергии, вне своих аутентичных мужских возможностей принести к домашнему очагу то, что положено ему принести. В архаические времена он мог поймать что-то на охоте с помощью своих мышц. Сегодня мышцы не очень помогут ему. Не очень поможет ему и его интеллектуальный уровень или даже эмотивный уровень. Речь идет об очень простых вещах: если мы входим в нормальное экономическое пространство, то ситуация мужчины в том обществе также будет нормальной. Так же, как и ситуация женщины. Если нет этой самой нормы, то половые мужские — маскулинные — особенности одного пола эту ситуацию не спасут. Я имею в виду нашу экономическую эксцентрику. Несколько дней назад украинский парламент с большими усилиями, но якобы принимает Земельный кодекс, собственно, новую аграрную мизансцену истории. Мы последняя страна в Европе, принимающая кодекс такого рода — мы очень опоздали. О какой же норме мужчины, тем более мужчины-земледельца, можно говорить в наше время? А с другой стороны, скажем, требование, чтобы те, кто что- нибудь продает, имели кассовые аппараты свидетельствует, что мы входим в какой-то гротеск, совершенно противоположный этому самому кодексу. И здесь опять-таки мускулинные усилия нас не спасут. Так что мы ненормальность нашей ситуации пытаемся изложить на языке ситуации того или иного пола. Мужчинам у нас плохо и женщинам, и старым, и молодым, и не просто детям, а даже маленьким детям. Так что давайте работать над возобновлением нормы. И с мужчинами будет все в порядке. Нужно беречь не мужчин, а именно общество — тогда все будет хорошо.

Сегодня мы имеем, на мой взгляд, глубоко положительные последствия феминизации. Я убежден в том, что украинская женщина намного умнее меня. Она более глубокая, она и эмотивнее. И в этом смысле вспоминаю такие фигуры: от трагически погибшей Соломии Павлычко до нынче действующей Оксаны Забужко — они перекрывают меня своим интеллектом. Для меня — это производное от украинской самостоятельной ситуации последних десяти лет. Не было бы 91-го года — не было бы поколения этих женщин. Вот для меня глубочайшее следствие этой так называемой феминизации. А тогда, когда собственно начинается в Украине феминизация в каких-то нью-йоркских формах на уровне той женщины, которая стреляла в Энди Уорхола, то, по-моему, это не для нас, это дурь огромного города, огромной цивилизации, которая на своих женственных окраинах вела себя эксцентрически. Я имею в виду именно свою гуманитарную сферу. Я вижу, что в ней где-то на протяжении последних десяти лет появилось около ста очень умных женщин, которых мне уже не догнать. И вот эти марафонки для меня — компонента какой-то позитивной национальной надежды.