Это страшное слово Соловки...

Завтра, 27 октября исполняется 65 лет с начала расстрелов соловецких узников, среди которых было немало известных украинцев.

По просьбе редакции об истории этого трагического события рассказывает профессор, доктор исторических наук, руководитель Центра исторической политологии Института политических и этнонациональных исследований НАН Украины Юрий ШАПОВАЛ .

— Юрий Иванович, существует такая версия, что соловецкие расстрелы были проведены «в честь» 20-летия Октябрьской революции. Насколько это соответствует действительности?

— Да, я знаю об этих утверждениях, которые, в частности, часто повторяет один современный политический деятель, народный депутат Украины, со ссылкой на какой-то «приказ НКВД». На самом деле мне не приходилось встречать такой «приказ». Это, разумеется, не снимает с тогдашней политической системы и ее руководителей вины за содеянное.

А предыстория расстрелов такова. 16 августа 1937 года появилась специальная директива тогдашнего наркома внутренних дел СССР Николая Ежова за № 59190, в которой было записано:«1. С 25 августа начать и в двухмесячный срок закончить операцию по репрессированию наиболее активных контрреволюционных элементов из числа содержащихся в тюрьмах ГУГБ, осужденных за шпионскую, диверсионную, террористическую, повстанческую и бандитскую деятельность, а также членов антисоветских партий (троцкистов, эсеров, грузмеков, дашнаков, итихатистов, мусаватистов и тому подобное) и других контрреволюционеров, которые проводят в тюрьмах ГУГБ активную антисоветскую работу.

В Соловецкой тюрьме ГУГБ репрессированию подвергнуть также бандитов и уголовные элементы, которые ведут в тюрьме преступную работу.

2. Все перечисленные контингенты после рассмотрения их дел на Тройках при УНКВД подлежат расстрелу.

3. Вам для Соловецкой тюрьмы утверждено для репрессирования 1200 лиц».

— Итак, «лимит» был определен, и директиву начали выполнять?

— Именно так. 19 августа 1937 года эта директива поступила в Ленинград и начальник областного управления НКВД Леонид Заковский передал ее для выполнения своему заместителю В. Гарину. В августе и сентябре руководство и оперчекистская часть Соловецкой тюрьмы подготовили и передали в Ленинград 1116 справок и тюремных дел на узников, подлежавших расстрелу. Тюремные дела, как правило, начинаются справкой за подписью начальника Соловецкой тюрьмы Ивана Апетера и его заместителя Петра Раевского.

— То есть были сформированы дополнительные дела на лиц, уже находящихся в заключении?

— Да, и это было в принципе нетрудно сделать. Украинцы находились на особом учете в лагере и были предметом отдельного внимания специальных подразделений ГУЛАГа, таких, как, скажем, Секретно-политический отдел 3-й части 8-го Соловецкого отделения Беломорско-Балтийского Комбината НКВД. «УНКР» — эту аббревиатуру, означавшую «Украинская националистическая контрреволюция», можно встретить на большинстве служебных секретных документов, связанных с судьбами узников-украинцев. С началом «большого террора», особенно после февральско-мартовского (1937 года) пленума ЦК ВКП(б), на котором подчеркивалось очередное обострение классовой борьбы, очевидно было стремление лагерного руководства структурировать те оценки, мысли, суждения, которые высказывали узники в своей среде.

В одном из агентурных сообщений от 23 февраля 1937 года есть такой вывод: «Становится очевидным, что в Кремле (речь идет о центральной части Соловецкого монастыря. — С.М. ) существует украинская фашистская организация». В другом агентурном сообщении в марте 1937-го подчеркивалось: «Видно, что существует какая-то группа — часть ее членов мы знаем — сплотившаяся как внутренняя эмиграция, и живущая ярко выраженным и глубоко укоренившимся фашистским духом».

— Формулировка вполне в духе стандартов эпохи «большого террора», в которую, собственно, это происходило.

— Очень правильное замечание; поэтому вернусь к более широкому контексту упомянутых событий. Фактическим импульсом к расстрелам было то, что с весны 1937 года, вследствие различных операций НКВД, в лагерях оказалось 700-800 тысяч человек. Решено было не только задействовать этих узников в различных видах труда, но и одновременно «почистить» лагеря.

У многих соловчан сроки заключения подходили к концу. Выход на волю этих людей, осужденных в основном по политическим статьям, был нежелательным для коммунистического режима. Поэтому приняли решение «разгрузить» лагеря, на чем активно настаивал Н. Ежов. Решение об этом было принято московским руководством в августе 1937 года и его сразу начали реализовывать, расстреляв не менее 3 0 000 узников.

Для соловчан, как мы уже знаем, создали новые дела. В их основу были положены доносы лагерных информаторов. Сохранилась составленная весной 1956 года справка КГБ, зафиксировавшая механизм, по которому проводились репрессивные акции против соловецких узников: «На людей, находившихся в заключении в Соловецкой тюрьме или Соловецких ИТЛ (Исправительно-трудовые лагеря. — С.М. ), предварительное расследование не проводилось, а по агентурным сведениям или по справке по старому следственному делу выносилось на заседание Особой тройки, которая и принимала свое решение». Эти материалы стали «основанием» для уничтожения многих людей, основанием для «расстрельных» протоколов.

— «Расстрельные протоколы» — это документальное оформление тогдашнего «правосудия»?

— Собственно, да. Карательная акция была проведена на основании решения особой тройки Управления НКВД по Ленинградский области (протоколы № 81-85), которые подписал Л. Заковский. В тройку входили второй секретарь Ленинградского обкома ВКП(б) П. Смородин, областной прокурор Б. Позерн. Действовала и особая тройка при областном Управлении НКВД. В октябре 1937 года Заковский вместе со своим заместителем, старшим майором государственной безопасности В. Гариным и прокурором Б. Позерном начали «чистку» Соловецкой тюрьмы особого назначения ГУГБ НКВД СССР (организованную с 20 февраля 1937 года). Среди тех, кому они вынесли смертный приговор, была большая группа узников-украинцев (Марко Вороный, Сергей Грушевский, Григорий Эпик, Николай Зеров, Николай Кулиш, Лесь Курбас, Антон Крушельницкий, его сыновья Богдан и Остап, Мирослав Ирчан- Бабьюк, Михаил Лозинский, Валерьян Пидмогильный, Валерьян Полищук, Степан Рудницкий, Олекса Слисаренко, Павел Филипович, Владимир Чехивский, Матвей Яворский, Михаил Яловый и др.).

— А какова хронология упомянутых «расстрельных протоколов»?

— Первый датирован 9 октября, а последний 14 октября 1937 года.

— Приговоры оформили. И что же было дальше?

— 16 октября 1937 года Заковский послал заместителю начальника Административно-хозяйственного управления УНКВД Ленинградской области капитану госбезопасности Михаилу Матвееву предписание. Цитирую: «Предлагается осужденных Особой Тройкой УНКВД ЛО согласно прилагаемых к сему копий протоколов Тройки за №№ 81, 82, 83, 84 и 85 от 9, 10 и 14 октября с/г — ВСЕГО в количестве 1116 человек РАССТРЕЛЯТЬ. Для этой цели Вам надлежит немедленно выехать в г. Кемь и, связавшись с Начальником Соловецкой тюрьмы ГУГБ Ст. Майором Госбезопасности т. Апетер, которому одновременно с этим даются указания о выдаче осужденных, — привести приговора в исполнение согласно данных Вам лично указаний.

Исполнение донесите, представив по возвращении акты».

— То есть капитану Матвееву предстояло стать основным исполнителем карательной акции?

— Ему доверяли, к тому же у него был немалый опыт. Матвеев участвовал в подобного рода операциях, начиная с 1919 года (с перерывом в 1923-1927 годах). Дослужился до коменданта Ленинградского ГПУ, а в 1933 году передал расстрельные бумаги своему приятелю Александру Поликарпову, а сам занял должность заместителя начальника Ленинградского ГПУ (с 1934 года — НКВД) по административно-хозяйственной части. И вот Заковский своим предписанием снова как будто возвращал его в чекистскую молодость — снова следовало лично выполнять приговоры.

— И как же они исполнялись?

— Первый расстрел продолжался с 27 октября по 4 ноября 1937 года. Узников вывезли в урочище Сандармох под Медвежьегорском (Карелия), где Матвеев лично, а иногда с помощью помощника коменданта Управления НКВД Ленинградской области Алафера, в урочище Сандармох ежедневно расстреливал по 200-250 узников. Расстреливал, как сказано в одном из документов, «быстро, точно и толково».

10 ноября 1937 года Матвеев подготовил рапорт на имя заместителя начальника УНКВД Ленинградской области В. Гарина. Он доложил, что из 1116 осужденных на смерть фактически было уничтожено 1111 человек. Судьба 5 узников была следующей: один умер еще на Соловках, а четырех отправили в Ленинград (С. Вишняк), в Одессу (Е. Ликворник), в Киев (И. Зозуляк, Б. Пероцкий).

В каждом тюремном деле есть акты об исполнении приговоров узникам за подписью Матвеева. Эти акты представляют собой напечатанное на машинке клише с пропусками в определенных строках, куда допечатывали фамилию конкретного узника, номер соответствующего протокола и дату расстрела.

— Однако выстрелы Матвеева не были последними?

— К сожалению. Еще 509 соловецких узников, осужденных по протоколам №№ 134, 198, 199 заседания Особой тройки Управления НКВД по Ленинградский области, были уничтожены с 10 по 25 ноября 1937-го и в январе 1938 года. По имеющейся версии, этих узников расстреляли в пустоши Койранкангас под Токсово. Акты об исполнении приговоров на этот раз подписаны приятелем М. Матвеева комендантом УНКВД Ленинградской области А. Поликарповым. И наконец последнюю группу соловчан-узников по протоколу № 303 от 14 февраля 1938 года заседания особой тройки Управления НКВД по Ленинградский области расстреляли прямо на Соловках в районе «командировки» Исаково. Подписал документы о расстреле заместитель начальника 10-го отдела Главного управления госбезопасности майор госбезопасности Николай (Лука) Антонов (Грицюк).

Среди расстрелянных в этих группах также было немало известных украинцев (Ананий Лебидь, Николай Любченко, Григорий Холодный, Владимир Удовенко, Георгий Шкурупий и др.)

— А как сложились судьбы палачей-исполнителей этих страшных приговоров? Есть ли какая-то информация?

— Информация есть, но желательно, чтобы ее было больше. Остановлюсь на некоторых моментах, касающихся «чистки» тех, чьими руками совершались преступления.

16 апреля 1938 года Л. Заковского отстранили от всех должностей в НКВД, через четыре дни назначили начальником строительства Куйбышевского гидроузла, а еще через девять дней арестовали. 29 августа 1938 года Военная Коллегия Верховного Суда СССР приговорила Л. Заковского к казни. Приговор был приведен в исполнение в тот же день. Были уничтожены и его ближайшие родственники.

Теперь еще о двух исполнителях соловецкого преступления — И. Апетере и П. Раевском. Первый, перед тем, как стать начальником Соловецкой тюрьмы, в 1934 году работал начальником Санитарно-курортного отдела НКВД СССР. Вскоре после расстрельной акции, 26 декабря 1937 года, его уволили из органов НКВД, а 22 августа 1938 года приговорили к казни. П. Раевского освободили от должности помощника начальника Соловецкой тюрьмы особого назначения в октябре 1938 года. С того времени он работал начальником Новочеркасской тюрьмы НКВД. 10 ноября 1939 года арестован и вскоре расстрелян.

— Это — начальники, а Матвеев и его коллеги?

— После проведенной экстерминации М. Матвеев был награжден («за успешную борьбу с контрреволюцией») ценным подарком и орденом Красной Звезды. А вскоре его арестовали за то, что он выполнил «незаконный» (как выяснилось после начатой критики «ежовщины») приказ Л. Заковского и уничтожил группу соловецких узников. Матвеев получил 10 лет лишения свободы. По этапу он прибыл в Волжский концлагерь неподалеку от Рыбинска. Однако сидеть ему пришлось недолго: началась война и его освободили. Он пережил войну и умер аж в 1971-м.

Судьба А. Поликарпова сложилась иначе: после ареста Матвеева он понял, что его ждет такая же судьба, написал предсмертное письмо на имя нового начальника Управления НКВД Ленинградской области Гоглидзе и застрелился. Процитирую маленький отрывок из этого письма: «За весь период моей работы в органах НКВД я честно и преданно выполнял круг своих обязанностей. Последние два года были особенно напряженными по оперативным заданиям.

Тов. Комиссар, я же не виноват в том, что мне давали предписания, я их исполнял, ведь мое дело в этом отношении исполнительное».

И наконец Н. Антонов (Грицюк). 23 октября 1938 года он был арестован и 22 февраля 1939 года расстрелян.

— Итак, система была беспощадна не только к жертвам, но и к своим адептам, к тем, кто исполнял приговоры.

— Это так, и здесь не могу не упомянуть слова известной исследовательницы тоталитарных режимов Анны Арендт. Она писала: «Тоталитаризм стремится не к деспотическому господству над людьми, а к установлению такой системы, при которой люди совсем не нужны» .

При этом «ненужными» оказывались и те, кто исполнял инфернальные приговоры. Вот почему «сливы воды» (вместе с «рыбками») из чекистского «аквариума», периодически осуществляемые Сталиным, имели свою логику и закономерность.

— И в завершение такой вопрос: как вы оцениваете состояние освещения трагических соловецких событий 1937 года?

— В первую очередь выражаю искреннюю благодарность газете «День», которая не забыла о скорбной годовщине тех событий, ведь эхо тех соловецких выстрелов еще много десятилетий было слышно в Украине и за ее пределами. Что касается имеющихся публикаций, замечу, что они есть, разного качества, но все-таки все, кто еще интересуется историей, могут обратиться к ним. Об одной из публикаций, к которой я лично причастен, скажу отдельно.

В 1997 году заместитель председателя Службы безопасности Украины, мой соавтор (мы написали вместе несколько книг), человек, неравнодушный к истории, Владимир Пристайко отправил письмо в Санкт-Петербургский научно-информационный центр «Мемориал» с запросом о судьбах соловецких узников с Украины, уничтоженных в конце 1937 и в начале 1938 года. Тогдашний директор этого Центра Вениамин Иоффе (к сожалению, он недавно умер) откликнулся. Вот так работники Государственного архива Службы безопасности Украины, украинские историки и сотрудники Санкт-Петербургского «Мемориала» объединили усилия.

Отправленная СБУ и киевским издательством «Сфера» поисковая группа привезла из Архангельска и Соловков чрезвычайно важные архивные копии, поиск которых стал возможен благодаря содействию руководства Федеральной службы безопасности Российской Федерации. Эти материалы были проработаны и увидели свет в трехтомном издании «Последний адрес» (Киев, издательство «Сфера», 1997-1999) . Сегодня мы с работниками Госархива СБУ работаем над 2-м, дополненным изданием. Оно будет иметь то же название, однако теперь это будет однотомник. И хотя работа над ним, на мой взгляд, неоправданно затянулась, и он не выйдет к 65-годовщине соловецких расстрелов (что было бы целесообразно и так планировалось), хорошо, что такая книга в принципе появится. Надеюсь, что это произойдет еще в этом году.

— Пусть это издание станет еще одним шагом к сохранению памяти о том, о чем мы не имеем права забывать. Благодарю Вас, Юрий Иванович, за беседу.