Григорий ПАЩЕНКО: Как я попал в этот ад

ВМЕСТО ЭПИГРАФА

Григорий Пащенко вспоминает, что когда он освоил самолет и начал самостоятельно летать, впервые за несколько лет приехал домой в село к бабушке. Ну и как полагается, рассказывает, как все было: как летает, как садится. А бабуля и спрашивает:

— Ты что, в самом деле летаешь?

— Да.

— И где?

— Высоко.

— Но ведь там Бог!

— Нет, бабуля, нет там Бога. Я и в тучах был, и поднимался над тучами — нет Бога.

— Ну, это сейчас нет, а когда-то был.

ЖИЗНЬ

Родился Григорий Иванович Пащенко 14 декабря 1914 года в селе Ордынка, что на Харьковщине. Когда ему исполнилось пять лет, умерла мать и на хозяйстве остался он с отцом, который в сезон занимался сельским хозяйством, а зимой столярничал и работал кузнецом. Закончив четырехлетнюю школу, ему пришлось ходить в семилетку в другое село. Потом курсы учителей, после которых он стал учителем родной ордынской школы. Затем был еще ряд учебных заведений. И наконец, он заканчивает Харьковский университет им. Сеченова по специальности физик-экспериментатор. Позднее учится в так называемой рабочей аспирантуре при центральном научно-исследовательском институте аэрологии СССР в Ленинграде, в котором готовили специалистов по изучению космического пространства. После ее окончания Григория направляют в Центральную аэрологическую обсерваторию (ЦАО) в Долгопрудном под Москвой, где он проработал до следующей работы: на этот раз в Одесской геофизической обсерватории в качестве начальника аэрологического подцентра, где в его подчинении было 2 самолета, лаборатория для запусков радиозондов и служебный автомобиль. «Приезжая на работу, я одевал специальный скафандр, 2 парашюта и поднимался на самолете на высоту 5—7 км (кислородную аппаратуру я игнорировал, поскольку был достаточно здоровым человеком) и собирал атмосферные данные».

Проработал там Григорий Пащенко до 1939 года, пока его не призвали в армию. Хотя по возрасту он должен был пойти в армию еще за 3 года до того, но поскольку его считали научным работником, то дали отсрочку на 3 года. «Государству ученые нужны!»

В то время председателем ВС СССР был Ворошилов, который и приказал всех учителей, ученых и врачей, не проходивших военную службу, призвать в армию. Так попал Григорий прямо на финскую войну. «О войне я ничего не знал, только слышал, что такое есть. Одним словом, был теоретиком», — говорит он. На войне его назначили командиром подразделения по поиску мин. «Мы гибли, как мухи. Там меня впервые и ранило. Забрали меня в больницу, а после выздоровления нас, нескольких избранных, куда-то повезли. «Куда — не ваше дело. Это тайна», — так нам сказали по дороге», — вспоминает Григорий Иванович.

ЛЕМБЕРГ, ИЛИ КАК ИЗ ЛЕТЧИКА СДЕЛАТЬ ТАНКИСТА

Так секретно Григорий Пащенко попал в город Лемберг. Что это за город, никто из только что привезенных не знал. И только позднее он узнал, что Лемберг — это западноукраинский город Львов. Здесь его зачислили в танковую часть. «Говорят мне: Ты летал? Летал. Ну, значит знаешь, как танками управлять. Будешь солдат учить на танках ездить». Вот так бывший летчик, учитель, ученый, атомный физик стал танкистом. Хотя даже в армии Григорий Пащенко остался для всех ученым.

ЧТО БЫ ТАКОЕ СДЕЛАТЬ, КОГДА НЕТ РАБОТЫ?

После армии его взяли в группу по разработке и испытаниям космических кораблей. А пока до этой программы оставалось несколько месяцев, Григорий Пащенко, у которого руки горели что-нибудь делать, остался в Киеве и пошел в Штаб командования в отдел кадров, где попросил дать ему работу. В то время там как раз искали геолога-геодезиста. И Григория назначают руководителем партии по строительству аэропосадочных полос. И не для больших пассажирских машин, а самолетов определенной конструкции. «После очередного рабочего дня мы поехали отдыхать, — вспоминает он. — Приезжаем назад, а сосед по купе рассказывает, что где-то кого-то бомбили. Спрашиваем — кого? А он сделал большие глаза и говорит: «Да нас бомбили! Война началась…»

ПРОСТО ПОВЕЗЛО

В Долгопрудном под Москвой была Центральная аэрологическая обсерватория (ЦАО). В 1934 году при ЦАО было создано подразделение по запуску стратостатов, которому срочно был нужен летчик-дублер на «Осоавиахим-1» — советский стратостат — с такими критериями: физически здоровый специалист. И Григорий Пащенко, подходивший по всем параметрам, был зачислен дублером аэронавта Ансберга на случай, если бы тот заболел или что-то еще с ним случилось. Условием полета было: если полет удавался первым аэронавтам, то следующими летели дублеры.

Первый стратостат поднялся в небо. Аэронавты должны были сделать необходимые замеры температурного режима атмосферы, давления воздуха и спуститься на землю. За полетом технического чуда следили со станции, в том числе и дублеры. 30.1.1934 года стратостат «Осоавиахим-1» установил мировой рекорд высоты, поднявшись на 22 км над землей. И вдруг… Как потом окажется, крыша стратостата сорвалась, водород, находившийся в оболочке, вырвался из шара и он начал падать с невероятной скоростью. Все аэронавты погибли. Так что, хоть судьба Григория и не забросила в занебесные дали, но оставила его в живых.

«КОСМОС — ЭТО НАШЕ БУДУЩЕЕ! КОСМОС — ЭТО БУДУЩЕЕ КОММУНИЗМА!»

После войны Григорий Пащенко попадает в группу ученых, которой руководил известный конструктор Сергей Павлович Королев. Эта группа занималась разработкой и конструированием космических ракет. Первый успешный космический конструкторский проект назывался «ГИРД-008». Это был запуск маленьких ракет, имевших 240 см в длину, моторчик и поднимавшихся на высоту 200, 300, 400 метров, и каждый раз все выше и выше. Запуски проводились на побережье Шпицбергена и вот однажды кто-то увидел перископ... Сразу же сообщили об этом Королеву, которого не было на острове. Из Москвы прислали приказ уничтожить все модели и улететь с побережья самолетом, который будет специально ждать ученых. Оказалось, что перископы принадлежали немецкой подводной лодке. И хотя у немцев наверняка уже была чуть ли не лучшая космическая техника, экспериментальные модели, разрабатывавшиеся не один год, пришлось уничтожить прямо на глазах потенциального врага. А 14 человек, среди которых был и Пащенко, сели в самолет и улетели в неизвестном для них направлении, как потом стало известно, их закинули аж на залив Маточкин шар (Новая земля). И «сбросив» ученых вместе с приборами в ближайший населенный пункт, самолет полетел назад. На Новой земле ученые били баклуши и искали пропитание. Потом оказалось, что в этот забытый всеми край их привезли как «спецзапас» научного потенциала известного атомного полигона, который был расположен на Новой земле. Но поработать атомщиками они так и не успели. Их так же секретно и быстро передислоцировали назад: кого в Москву, кого в Киев, Львов, Алма-Ату.

ПЕРВАЯ АНТАРКТИЧЕСКАЯ

Уже работая во Львове, Григорий Пащенко получил очень интересное и заманчивое предложение поехать в... Антарктиду. Москва подбирала команду элитных специалистов и среди других имен, фигурировавших при отборе, было и имя Пащенко, как специалиста высокого класса, аэролога, авиатора, геодезиста, фотографа и физика. Из Украины он был один. Остальные — москвичи, ленинградцы, жители Казани, Ташкента, Тбилиси и Кишинева. Хотя все равно в команде преобладали москвичи и ленинградцы.

Весь Советский Союз знал, что на далекий континент отправляются советские полярники, поэтому во Львове Григория вышли провожать сотни людей — все-таки единственный из города, из республики (читай, Украины).

Это была Первая советская антарктическая экспедиция. До того к берегам шестого континента дошел лишь Беллинсгаузен, который, собственно, только подплыл к его берегам, и Р.Амундсен, и Р.Скотт, которые все-таки добрались до полюса, но так и остались на белом континенте навсегда.

А вот, что такое жить, вернее, выживать и обустраиваться на незнакомой вечно промерзшей земле, это уже на собственном опыте ощутили первые советские полярники.

ИХ БЫЛО 89

В Первой советской антарктической экспедиции принимало участие 89 полярников. Сколько на самом деле возвратилось — неизвестно и до сих пор. Тогда людей не считали, так как Советскому Союзу нужна была Антарктида. Люди гибли и гибли. По свидетельству очевидцев, только в первую неделю погибло больше 10 человек. Григорий Пащенко рассказывает историю, как на его глазах, пришвартовавшись к берегу и начав разгружать привезенные вещи (а брали наши полярники все что надо и не надо, например, тракторы, вертолеты, краны, доски, ватники, которые в условиях сурового климата не помогали, и многое другое), кто-то поставил трактор на лед с едва заметной трещинкой. И вот эта трещинка начинает расти, увеличиваться. Люди смотрят на это и не могут решить, что же делать с этим чудом технического прогресса. И тут один молодой, «горячий» полярник подбежал к трактору и со словами, «что смотрите, техника ведь погибнет», сел за руль и включил мотор... А не следовало, льдина начала расползаться с невероятной скоростью и мгновенно трактор вместе с Хмарой (так звали этого полярника) пошел под лед. Тракторист не успел даже ничего крикнуть. Так открывали Антарктиду.

О смерти Хмары знали не все полярники: вообще, информацию о гибели товарищей сами участники экспедиции получали случайно «а ты слышал, что...» Смерть и «герои Антарктиды» для Советского Штаба были явлениями несовместимыми. Все данные были засекречены и о них знали только в Центральном командовании. Даже сами полярники о смерти Хмары узнали случайно, через месяц-два. А на вопрос к руководству «Почему же не сообщают?» получали ответ: «Потому что не ваше дело».

СТРАШНАЯ ЦЕНА

Вспоминает Григорий Пащенко еще один печальный случай, связанный с открытием Антарктиды.

Поскольку полярники были разбросаны по материку, то жили они такими себе коммунами. Была, например, авиационная коммуна — дом, в котором отдельно жили авиаторы. И вот, случилось так, что загорелась кровля. А поскольку первопроходцы строили собственные помещения из новинки ХХ века — пенопласта, который погасить почти не возможно, и дерева — дом сгорел быстро и люди остались без крыши над головой. Спасти удалось только несколько приборов, одежду и пару кроватей.

Вообще, пенопласт принес много бед первым полярникам, которые были уверены в его теплоэкономии.

Дом ученых ночью засыпало снегом, под весом которого домик перекосило и замкнуло электрический кабель, который шел от электрической установки, обогревавшей помещение. Этот провод и поджег дом. А поскольку сам пенопласт не горит, а тлеет, его трудно погасить водой, почти невозможно. Если его все-таки гасить — очень летят искры и распространяется едкий дым- газ. Люди, спавшие в ту ночь в домике, даже не успели проснуться — газ пошел по помещениям и спавшие полярники так и заснули навсегда, а кто успел проснуться — не смог даже встать с кровати или все- таки упав, ползали в полной тьме, искали выход. Начальник этого подразделения — Оскар Григорьевич Кричак все-таки дополз до дверей, но пытаясь их открыть, чтобы подышать воздухом, только пообламывал ногти и в кровь ободрал руки об горящий пенопласт — сил не хватило. Так и заснул…

СКАЛА ИМЕНИ ЛЬВОВСКОГО АКАДЕМИКА СПАСЛА ЕМУ ЖИЗНЬ

Сам же Григорий Пащенко сначала был назначен руководителем станции «Советской», но поскольку люди, которые должны были с ним работать, погибли еще в первые дни экспедиции, ему пришлось руководить станцией «Оазис».

Последняя, кстати, не была предусмотрена в планах строительства. Ее надумали строить уже после аварии. Работало на «Оазисе» 7 человек. Ну и, разумеется, не обошлось без приключений.

Однажды над базой прошел ураган, который уничтожил два домика, где жили полярники, их подсобные помещения, одним словом, от базы остались только люди, спрятавшиеся от ветра в пещеру в скале (такие пещеры образовываются во время ураганов, сильных ветров — подобных образований много в Антарктиде. — З.С. ). Пещеру, в которой спасался экипаж «Оазиса», полярники назвали «Скалой Вялова», в честь львовского академика, который когда-то проходил возле Антарктиды, направляясь в Австралию.

В скале оазисовцы прожили почти месяц, питаясь шоколадом (входившим в обязательный ежедневный рацион полярников, которые не всегда его соблюдали, что, кстати, их и спасло) и конфетами, которые они не ели во время «нормальной жизни», а складывали в карман.

«Аппетит был у всех нормальный, — вспоминает Григорий Пащенко. — Правда, нервная система очень нарушена. Сначала я как руководитель станции подсчитал, что будем есть по три дольки шоколада на человека каждый день, затем перешли на две. Через несколько дней мы ели одну дольку в день. Наша радиостанция была уничтожена ураганом, продукты, одежду и все остальное унесло ветром. И мы ждали. Ждали, пока там, на других станциях, не начнут беспокоиться, что мы молчим. Прошло 18 дней и ураган успокоился. К нам прилетел самолет и сбросил на парашюте какой-то груз. Только мы не смогли его словить и пришлось ждать следующего». Второй прилетел через несколько дней и сбросил голодным ученым прямо под ноги маленький передатчик, 5-6 буханок хлеба, несколько консервов, одеяла и шубы. И если в первый раз все улетело в неизвестном направлении, то в этот раз многое просто разбилось. Но уже была пища, одежда, а это уже немало. Потом начали привозить на вертолетах разборные дома, палатки, пищу, одежду, приборы. Вот тогда и началась новая жизнь «Оазиса».

А в целом, в первую советскую экспедицию полярники успели построить и обжить 5 станций: «Мирный», «Оазис», «Пионерскую», «Комсомольскую» и «Восток».

ПОЛЯРНИКИ СПАЛИ В ОБЫЧНЫХ СПАЛЬНИКАХ

Отдельный разговор о снаряжении экспедиции. Как обычно, в Советском Союзе оно было сделано с шиком и получило большую огласку: это шьется для Первой экспедиции СПЕЦИАЛЬНО, это печется для Первой экспедиции СПЕЦИАЛЬНО и т.д. А зря. «Очень плохо, что нам только «СПЕЦИАЛЬНО» изготовляли, «СПЕЦИАЛЬНО» привозили, — говорит Григорий Иванович. — Одежды, например, нашили сотни костюмов, но вопрос: на КОГО шилось. Штаны: пояс выше обычного, дальше — лямки, потом отверстие — это и был «СПЕЦИАЛЬНЫЙ» костюм, который почти не грел и был очень неудобен. Не говоря уже о размере...

О пенопластовых стенах речь шла выше. Спали полярники, как в зимних казармах: в спальниках (приблизительно таких, которые используются в армии), на одном матрасе, потому как другим надо было накрываться. Носили рабочие комбинезоны под шубами (мечта рабочего класса! — З.С. ).

А техника, техника! Сколько ее туда завезли! А сколько ее там осталось — на дне океана, разбитой об скалы… Может ли представить сегодня современный полярник, что такое два года жить среди белой пустыни, без связи с родиной, спать в ватных спальниках и носить громоздкие шубы и ватники вместо удобных и теплых курток? Трудно представить… А они прожили.

ВПЕЧАТЛЕНИЯ ОТ ВСЕГО УВИДЕННОГО

Сейчас, после многих лет, Григорий Пащенко помнит свою Антарктиду не только как страну пингвинов (мясо которых, кстати, нежелательно употреблять в пищу, по совету Григория Ивановича), но и как Скалу Вялова. «Когда мы сидели в этой нише (Скале академика Вялова. — З.С. )... Знаете, мужчины плачут редко, а здесь плакали все... Плакали с вопросом «зачем я согласился попасть в этот ад?» Мы не знали, доживем ли до чего-нибудь, но у нас была установка — «Родина спасет!» Чтобы ты ни делал, чтобы с тобой ни случилось, «Родина» спасет. Челюскинцев спасли — и нас спасут. И я плакал вместе с ними, потому что мне жалко было этих людей, у которых где-то там семьи, а они попали в такие условия, и я должен ими руководить...»

P.S. Советская полярная станция «Оазис», находящаяся на Берегу Нокса, в 1959 году была передана Польской АН и получила название Добровольской.

Григорий Иванович Пащенко, которому в декабре исполнилось 86, до сих пор живет во Львове. Недавно он перенес очередную операцию. Сейчас он мечтает восстановить когда-то популярный во Львове Кружок любителей Вселенной, отремонтировать построенную им на чердаке обсерваторию и передать ее городу.