Иван ДРАЧ: «Не могу отказаться ни от политики, ни от морализаторства»

В интервью с поэтом, переводчиком, киносценаристом, драматургом, государственным и общественным деятелем Иваном Драчом мы, кажется, говорили обо всем — литературе, культуре, истории, политике — прежней и нынешней, геополитике. Учитывая масштабность биографии Ивана Федоровича, это вполне естественно. В частности, он как непосредственный участник судьбоносных процессов конца 80-х — начала 90-х годов хорошо знаком с хроническими проблемами украинского национал-демократического движения. Крайне актуальная тема сегодня и всегда: конфликт или диалог поколений? Одна из потребностей — постоянный сущностный контакт с российскими интеллектуалами.

О невыученных уроках истории говорим (помимо прочего) с бывшим школьным учителем Иваном ДРАЧОМ.

— Вацлав Гавел, которого сейчас вспоминает весь мир, незадолго до своего отхода сказал, что российское общество ведет борьбу с наиболее жесткой из всех известных форм посткоммунизма — с особой комбинацией старых стереотипов и новой бизнес-мафиозной среды. Кажется, что это касается и ситуации в Украине. Были ли вы знакомы с Вацлавом Гавелом и что можете сказать об этой личности?

— К сожалению, я лично не был знаком с Гавелом. Он мне интересен в комбинации политика, писателя и человека. Гавел был редким, нехарактерным типом человека, которого не могло быть в России и тем более в Украине. Нетипичной для Украины является и чешская ситуация. Все-таки чехи — это «европейские немцы» или, как их еще называли, «европейские славяне». Они внутри самой Европы.

Российская и украинская ситуации — также разные. Что сделал Путин как КГБист? Он «оседлал» олигархов, которые стали работать на власть. А что у нас? Всюду и везде олигархи — от оппозиции до нынешнего, так сказать, истеблишмента.

— Если говорить о преодолении посткоммунизма, то пути в Украине и России также отличаются?

— Конечно. Думаю, следует проанализировать, кто и каким образом пришел к власти в Украине и в России. Леонида Кравчука трудно сравнивать с Борисом Ельциным. Последний выбивался из провинциальной среды — так называли Екатеринбург. Кравчук же вырос внутри идеологической системы. Лично я помогал ему во всем, в чем только мог, что касалось украинской государственности. Для меня было ясно и понятно: украинские диссиденты и так называемые либеральные писатели, к которым принадлежу и я, не имеют сил и возможностей построить государство, украинское государство может быть построено лишь при условии совместных действий тех разных сил, которые существовали в 1991 году.

— Можно ли сейчас говорить о диалоге украинской оппозиции с российской, который в определенной степени присутствовал на уровне вашего поколения? Почему этот диалог не был продолжен и кто должен контактировать, ведь, кажется, когда речь идет о таких личностях как Юрий Афанасьев — это один уровень общения, а если посмотреть сейчас на украинскую оппозицию, то там нет масштабных личностей?

— Это глубокий, сложный и всеобъемлющий вопрос, который можно по-разному объяснять. Например, я только что направил письмо Виталию Коротичу, который живет под Москвой и часто бывает в Киеве. И когда он как бывший шестидесятник и человек, который много сделал для ликвидации советской системы, как редактор журнала «Огонек» возвращается в Киев, то я ожидаю, что здесь будет, по крайней мере, какое-то примирение между ним и другими украинскими интеллектуалами. Но кроме меня и Бориса Олийныка, здесь немногие принимают Коротича. Меня когда-то Дмитрий Павлычко и Юрий Мушкетик даже ругали за то, что я написал предисловие к его украинским стихотворениям.