Как не сесть на мель?

Монопьесу Евгения Гришковца поставил актер театра Петр Панчук, который уже успел попробовать свои режиссерские силы во время работы над «Отцом» Августа Стриндберга. Между тем, постановка «Дредноутов» может считаться режиссерским дебютом актера. Стриндберга он режиссировал в паре с Александром Белозубом и сам, ко всему же, играл главную роль. Теперь Панчук обошелся без помощников, сам себя на роль не назначил и, как водится у настоящих режиссеров, смотрел свой спектакль не изнутри, а со стороны, сидя в зале Театра в фойе. Если кто-то и мог послужить Панчуку помощником в постановке «Дредноутов», так это сам Гришковец. И не только потому, что этот драматург-режиссер-актер как никто другой сам умет играть и ставить свои пьесы. Гришковец, как известно, служил на флоте, а значит, есть все основания полагать, что он нашел бы общий язык с другим бывшим матросом Панчуком.

Человеку театра, чья жизнь некогда была связана с морем, трудно устоять от соблазна сыграть «Дредноуты». Малоизвестное у людей, не болеющих морем, слово «дредноут» означает ничто иное, как военный боевой корабль. При этом очень большой корабль. Дредноуты поражали воображение не только тех, кто имел возможность видеть или читать о них сто лет назад, когда они начали бороздить мировой океан. Эти боевые машины своей мощью производят впечатление даже на наших современников.

Тем, кто не знаком с творчеством Е. Гришковца, может показаться, что тема для театрального повествования им выбрана не совсем удачно. Со сцены, как известно, нужно говорить о людях, а не о кораблях или других чудесах технического прогресса. Гришковец, который умеет превратить в акт искусства как самые простые, так и самые неожиданные вещи, написал свою монопьесу именно о людях.

В «Дредноутах» рассказывается о том, что ярко раскрашенные, словно игрушки, большие и малые военные корабли, сойдя с трапов и пройдя парадом перед королевой и цивильными патриотами Соединенного Королевства, чаще всего уходили в свое последнее плаванье. Но их подлинная красота и величие заключались даже не в совершенной форме или боевой мощи, а в том, что в бою они не опускали флаги (опустив флаг, корабль по законам того, не утратившего еще благородства времени, просто выбывал из сражения и экипаж оставался живым). Драматург, не понаслышке зная, что переживает человек, оказавшись в море на огромной железной посудине, которая к берегу может и не доплыть, рассказывает в своей пьесе о мужестве людей, каждый день живущих, как последний. Он предлагает и нам склонить голову перед теми, кто, исполняя свой долг до последнего мгновения, заряжал пушку и бросал в топку уголь, когда корабль уже шел на дно; кто, охваченный пламенем горящего корабля, честно, без лишнего пафоса, делал свое дело. Так что Гришковца и Панчука можно понять. Рассказать со сцены о кораблях и служивших на них отважных моряках, для бывших матросов — это еще и возможность вспомнить о славной поре собственной жизни, требующей личной отваги, ответственности и мужества, которые сейчас в большом дефиците.

Эту нехватку мужества и ответственности за взятый долг особенно остро сейчас ощущают женщины. Взяв на себя миссию морально поддержать нежную половину человечества, показав ей образцы еще полностью не исчезнувшего из мира волевого мужского начала, Евгений Гришковец назвал свое произведение «пьесой для женщин». Чем и подсказал режиссеру идею ввести в спектакль актрису, отдав ей основную часть текста. Получив мужскую роль, молодая исполнительница Наталья Ярошенко со всей искренностью и темпераментом своей актерской души старается оживить часовой монолог о кораблях, сражениях и погибших в них английских и немецких матросах. Одетому же в матросскую форму столетней давности Александру Печерице, в спектакле осталась второстепенная роль. А жаль. Он, достанься ему побольше текста, может быть, по молодости лет пока что и не вытянул бы весь спектакль (его, какой пьеса по воздействию на зрителя задумывалась, не вытянул даже сам Е. Гришковец). Но, судя по финальному монологу, актер привнес бы в полуторачасовое сценической действо побольше эмоционального смысла.

Ради большего прояснения смысла «Дредноутов» Панчук превратил часть монолитного монологического текста в диалог. В той части пьесы, где герой занимается самоуничижением, вместо приличествующего мужчине мужества обнаруживая в себе лишь способность понимать «разные смыслы», режиссер организовал на сцене бытовой семейный скандал. Все саморазоблачающие мужские речи озвучивает героиня, бросая в лицо очередному мужу, что и в этот раз вышла замуж не за того. Петра Панчука, конечно же, понять можно. Ему, похоже, как и большинству вкусивших «сладкий плод» семейной жизни счастливцев, наболело. Но «Дредноуты», чтобы наболевшее выразить, требуют не внешней экспрессии, а внутреннего погружения в потаенные глубины своей души...

«Дредноуты», впервые сыгранные в Москве пять лет назад, даже в исполнении Е. Гришковца не только не имели того успеха, который до сих пор преследует «Как я съел собаку» и «ОдноврЕмЕнно», но даже были признаны неудачей. Готовя пьесу к изданию, автор посчитал нужным предупредить читателя, что «Дредноуты» — «спектакль, который не получился». Не получился он не потому, что идея пьесы незначительна или, что она не четко прописана или не объяснена со сцены. Идею мы поняли — большие корабли, чтобы выйти в плаванье и исполнить свою миссию, требовали не только океанских глубин, но также и глубин душевных; требовали отваги и хорошей доли безрассудства всего экипажа. Но эту, более чем злободневную для наших обмельчавших душ мысль, хотелось бы не только понять, но также еще и эмоционально пережить...