Хутор, который электрификация обошла стороной
Так что идем с водителем (ибо уж дальше не проехать) вдоль неубранных и давно непаханных колхозных полей. Но вот и изба на опушке, где еще, похоже, есть какая-то жизнь. Залаяла на цепи старая собака, напугала сороку-воровку, еще какую-то птичку. Сорока разнесла на хвосте весть, что кто-то растревожил это безмолвие. Где-то за избой бухнуло на землю яблоко. К калитке вышла пожилая женщина, назвалась Ошовской Лидией Григорьевной. Это она никогда не видела в своем доме «лампочки Ильича».
TВ 13 КИЛОМЕТРАХ ОТ ХМЕЛЬНИЦКОГО
Хутор Балакиры не невесть где, а под носом областной и районной власти. От Хмельницкого — 13 километров, до Ярмолинец, райцентра, — не больше. Но этого населенного пункта ни на карте, ни в справочнике об административно-территориальном делении нет и никогда не было. Говорят, что на военных картах Балакиры обозначены. «Шесть наших, балакиревских, с войны не вернулись», — называет всех павших поименно Лидия Григорьевна. Первым — своего мужа, «... погибшего в Ходорове, в сорок четвертом». Немцы же сюда шли вдоль Черного леса, на который только что показывал пастух, через Балакиры, на Виноградовку, Деражню... Оттуда шли, от Скаржинцов, которым теперь подчинен территориально этот хутор. В Скаржинцах — сельский голова. Л.Ошовская с ним незнакома, ибо «он сюда не заглядывает». Но: «Как выборы были, то приходили какие-то люди с ящиком, говорили, за кого нужно голосовать. Может, обещали, электрификацию наших Балакирей сделать».
В ГОЭЛРО-2 наша собеседница уже не верит — «придется в темноте умирать, как всю жизнь прожила. А мне зимой восемьдесят исполнится». О другом вспоминает: «Сразу после войны Балакиры были в плане электрификации, но начальник опоры деревянные продал. Через две недели после того, как продал, рассказывали люди, взял и умер, понятно?» Это где-то взятое из русского «понятно» баба приобщает к любой своей мысли и почему-то каждый раз угадывается в этом слове ее какое-то глубокое, мало того, глубинное содержание.
ПРОШЕЛ ПЕРВЫЙ ВЕК. И ПОСЛЕДНИЙ
Над Балакирами какая-то кладбищенская тишина. Восемь из девяти изб — словно могилы. А от остальных «могил» остались неухоженные сады, заброшенные колодцы и вот погреб под старым дубом, на цементном навесе погреба выведено — 1914 год. Этак, по-видимому, застройщик оставил для истории дату «сдачи объекта в эксплуатацию». Строились, сажали деревья, сеяли и собирали выращенное — думали, что навсегда. А оно вон как повернулось: все труды и надежды ненасытная темнота загубила, обратила в прах. Каких-либо объектов так называемого соцкультбыта здесь испокон веков не было. Дети ходили учиться в соседнюю Виноградовку, которой повезло на «лампочку Ильича». Там же, в Виноградовке, были для балакиревских магазин, медпункт, почта и телеграф, на которых набил руку творец ГОЭЛРО-1.
Хутор сделал первый шаг в свой второй век. Баба Ошовская это истинно знает: «В 1897 году мой дед Савицкий Франц услышал, что помещица из села Карповцы осталась вдовой, продает землю. Дед купил семь десятин, вон там поставил себе избу», — кивает направо, где от избы давно уже ничего не осталось. Тогда, кроме Ф. Савицкого, еще шестеро купили землю у вдовы-помещицы. Все — из села Балакиры Городоцкого района. Поэтому этот хутор одноименный с селом, откуда пришли сюда его выходцы.
КАК НА ЗАЕМ ПОДПИСЫВАЛИ, ТО О БАЛАКИРАХ ЗНАЛИ
Балакиры далеко не всегда были такие глухие и забытые: «Как нужно было заем подписать, а у бабы Лены Жеребецкой не было с чего подписать, то прибыл за ней конвой — целых 18 душ. С ружьями взяли бабу под руки, потянули к машине и повезли куда-то, назад не возвратили, понятно?» То уже был период завершения «электрификации всей страны». По-видимому, поэтому и не удалось построить коммунизм, что план, как выяснилось, на самом деле не был выполнен по всем пунктам. Советская власть была, электрификация тоже была и, как теперь оказалось, не «всей страны». Хутор обошли...
Впрочем, существует еще одна версия. Вроде бы бывшее начальство, принимая во внимание живописные балакиревские пейзажи, гостеприимство аборигенов любило здесь отдыхать — хорошо пить и не хуже закусывать. Поэтому, для того, чтобы обезопасить хутор от нашествия цивилизации, вычеркнули Балакиры из плана электрификации всей страны.
Но хватит уже что-то толком выяснять, когда тех нет, а те далече. Были Балакиры многолюдными (одной из существенных причин ухудшения демографической ситуации в народе мотивированно называют свет в домах). «С какого угла начать? — обращается с риторическим вопросом Лидия Григорьевна. — Вон с того? Там жилы и были Штойки, у которых было пятеро — Борис, Сашка, Манька, Наталья, которая потом приняла Мазуркевича... Здесь — Качуровские... Вы, наверное, слышали об одном Качуровском, дежурным на железнодорожной станции работал. Были Жеребецкие — Григорий, а жена его Лена, а у них были дети — Людмила и Юлиан, сын. Голубовские... Обождите-ка, ибо я уже сбилась с панталыку, понятно?.. Дальше — другие Голубовские...»
ТАМ, ГДЕ «БАБА НА ОЧКАХ»
В Балакиры я, автор этих строк, несколько опоздал. Ибо с весны, когда начинается посадка картошки, и вплоть до той поры, когда завершается сбор урожая, хутор не такой тихий и забытый, как в эти дни поздней осени. Съезжаются на свою отчизну горожане, к которым город уже не так благосклонен и ласков, как до недавнего времени. После того возвращаются в свои зимние квартиры, где «лампочка Ильича» пока что по графику гаснет и загорается. «И самые старшие с ними будут зимовать. Видели бы, как «баба на очках», которой уже девяносто три миновало, прощалась со своей избой, когда в Хмельницкий отправлялась. Ой-ой, тяжко горевала. Но ничего, она уже шестую или седьмую осень так горюет, а потом возвращается», — Лидия Григорьевна уверена, что еще встретит «бабу на очках».
В «осенне-зимний период» наша собеседница сама поддерживает жизнь в Балакирах. Кивает на собаку, которая, «убедившись», что баба нашла общий язык с нами, неожиданными гостями, уже спокойно дремлет на нетеплом октябрьском пригреве: «А Висла за мной». Уверяет, что ей, бабе, здесь не страшно, не холодно, не голодно, не тошно до весны ждать: «Лес под избой, а за избой — сад и огород, понятно?». Из леса — хворост, которым она растапливает печь, чтобы согреться, сварить себе какой-то ухи. Смотрит туда, где шумят вековые ясени, березы и грабы, ясными, словно у молодухи, глазами.
Нет света, нет радио, нет никаких других источников информации, а она выявляет почти полную осведомленность о ходе событий: «Гусельникова, понятно, сняли с областного руководства. Мы ему писали о лампочке, но он не ответил. По-видимому, наша лампочка ему была до лампочки. А на место Гусельникова поставили того, которого он обидел». Откуда же она это знает? Многозначительно молчит. Об отличиях между тем, что было, и тем, что стало, говорит: «Уже начальство не прячется где-то по лесам, чтобы хорошо выпить и закусить. Где хочет, там и гуляет. Никто их, начальников, не контролирует».
О том, как ей живется длинными осенними и зимними вечерами: «За день баба натопчется по хозяйству, то спит крепко. А как, бывает, не спится, то мечтается. О весне, а о чем же еще?». Тогда, мол, приедет кое-кто из девятнадцати...
ДОРОГА «НАЗАД»
Молча возвращаемся к машине. Вдоль тех самых неубранных или невспаханных полей. В памяти — слова Лидии Григорьевны о свекре Ошовском, раскулаченном в двадцать девятом году. Он всю жизнь старался, пока, наконец, купил землю, богател своим тяжелым трудом, а его шесть сыновей разбежались кто куда. «Один — в Америку, потом доллары им сюда как-то переправлял, чтобы не умерли с голоду в тридцать третьем году. Не знаю, как это ему удалось, но удавалось».
Потом вспоминаются и давние разговоры с руководством Ярмолинецкой райгосадминистрации. «Нет Балакирей. На карте географической нет, а военные карты мне не показывали. Мы — мирные люди». Продолжения о бронепоезде не было. И председатель райгосадминистрации Александр Деревянко убеждал, что Балакирей уже нет.
Нет хутора — нет проблемы. Для райруководства. Но ведь, пока там зимует 80-летняя Лидия Григорьевна Ошовская, хутор есть. Однако о Л. Ошовской райначальство не вспоминает. Неужели не знает и знать не желает?.. Говорит о «дырах» в бюджете, о средствах, которых ни для электрификации, ни для чего-то другого нет. Но вернемся ли мы еще когда-нибудь к уровню 1897 года, когда нужно было всю жизнь тяжело работать, чтобы на несколько десятин заработать? А тогда, когда земля цену имела, имели цену и люди. Что касается деда Л. Ошовской, то он, как говорят там, откуда переправлялись доллары для спасения семьи от голода в 33-м, стоил семи десятин, инвентаря, тягловой силы. Однако тогда еще было очень далеко до плана ГОЭЛРО-1. «Тогда ни программ, ни планов никаких не придумывали, понятно», — объясняла последняя балакиревская аборигенка, прислушиваясь к ветру, гуляющему где-то в верхушках темного леса.
Ветры наверху шумят, а внизу деревья стоят-выстаивают, понятно?
СПРАВКА «ДНЯ»
Как сказал корреспонденту «Дня» Инне Золотухиной начальник Управления координации, передачи и снабжения электроэнергии Иван Ильенко, сегодня в Украине еще не электрифицированы небольшие хутора (насчитывающие два-три дома) в Закарпатье, Ровенской и Волынской областях. К сожалению, точными данными по этому вопросу управление не располагает. И, начиная с 1993 года, не занимается сбором информации. «Поскольку, сегодня не существует государственной программы, обязывающей нас заниматься электрификацией отдаленных хуторов», — отметил И. Ильенко.
