Мистерия угодничества

Итак, в 16 часов 27 января 1924 года весь единодушный Советский Союз на пять минут затаил дыхание, выстрелил из пушек, осторожно снял с подиума окруженный почетным караулом, членами правительства и ЦК гроб с забальзамированным телом Ленина и опустил его в склеп временного мавзолея. Сталин, едва скрывая радостное возбуждение (не оставлявшее его с 21 января, когда умер Ленин, а сам он, Сталин, возглавил комиссию по погребению, а следовательно, и постановку мистерии), прочитал клятву. Вопреки желанию и существующему уже имиджу «простого как правда» вождя и протестам Крупской (которой пригрозили лишением статуса «вдовы Ильича»), мощи Ленина были использованы для создания едва ли не самого грандиозного в истории человечества пропагандистского шоу.

Непрерывно говорило радио, ревели заводские гудки, стреляли пушки. Народу приказано было скорбить, вывешивать черные флаги и собраться на общегосударственный траурный митинг. Перед гробом «дефилировали», по словам Владимира Немировича-Данченко, все организации, а другие спектакли (с грустью добавляет он) были запрещены в течение недели. Газеты печатали сочувственные телеграммы, иногда совершенно абсурдные, наподобие: «четыреста миллионов негров искренне плачут над могилой Ленина». Осип Мандельштам удивлялся: хоронят, словно царя.

Замерзший люд плелся в манифестации, в то время как начальство всех уровней соревновалось, какую бы еще проявить усердную инициативу (Киевский городской совет оперативно принял постановление о сооружении в городе памятника Ленину). Чиновничество засуетилось вокруг создания ленинских уголков, организации ленинских чтений, паломничества к ленинскому шалашу, заказа траурных стихотворений, поэм и наскоро сляпанных спектаклей. Художники засуетились вокруг чиновников и создали для его нужд целую отрасль — изготовление и торговлю ленинскими сочинениями, портретами и бюстами (гипсовые, бронзовые, мраморные, гранитные, в натуральный и двойной размер с оригинала, разрешенного к воссозданию и распространению Комиссией, как сообщалось вскоре в газетном объявлении). «Чтобы жить безбедно, — доверял «Дневнику» наблюдения Корней Чуковский, — приходилось фабриковать Ленина, Ленина, Ленина. Скука и казенщина, казенщина и скука».

В 1925 году, официально внося в календарь скорбную дату, государство установило даже новую форму налога: всех граждан обязывали покупать жалобные черные флаги установленного образца (13 рублей для «простых» граждан и 25 для «буржуев»). В учреждениях раздавали служащим по лоскутку черного крепа с изображением мавзолея Ленина, а потом стоимость его вычитали из и без того мизерной заработной платы. Народ протестовал против этого разве что анекдотами. Вот красноречивый пример: смотря на траурные украшения, рабочий говорит другому: «Сколько же денег вбухали в это!» — «Ничего, — успокаивает тот, — нужно же было добрый почин сделать».

Впрочем, как и надлежит настоящей мистерии, смерть бога стала в то же время и его возрождением, дав мощный толчок для формирования новых пропагандистских жанров «казенного» искусства. На смену футуризму и конструктивизму надвигалось социалистическое барокко, карнавал постепенно вытеснялся театром иезуитов и auto da fe.

Художники огосударствливаются, между ними устанавливается и поныне действующая система чинов (именно так записано в одном из первых постановлений!) — народный и заслуженный артист; создается институт государственной «критики» произведений искусства («кроме доносительства, — делился впечатлениями после посещений «сталинской» Москвы Андре Жид, — эта критика заключается в том, чтобы постоянно выяснять, насколько какое-то произведение, какой-то поступок, какая-то теория отвечает священной «линии»); вводится система творческих союзов (сегодня эти совнархозы переименованы в Украине в Национальные союзы); провозглашается творческий метод — социалистический реализм, который истолковывается как разновидность реализма и «правдивое, исторически конкретное отражение действительности в ее революционном развитии с целью идейного преобразования и воспитания трудящихся в духе социализма» (заменив слово «социализм» на любое другое, легко убедиться, что метод — вечный). Одним словом, цитируя афоризм главного выдумщика и режиссера этой идеологической кампании тов. Сталина, «жить становится лучше и веселее».

Как органическое проявление казенного стиля, впервые в мировой практике рождается новая разновидность театра, который по составу исполнителей можно назвать элитарным — здесь работали самые выдающиеся режиссеры и актеры эпохи, — театр в системе концлагерей ГУЛАГа. Разворачивается ряд театрализованных судебных процессов над террористами, вредителями, врачами и т.д.

29 декабря 1934 года с постановкой во Всеукраинском театре Красной Армии УВО спектакля «Аристократы» Николая Погодина рождается еще один жанр — мистерия ГПУ. 17 января 1935 года эту жизнерадостную комедию о перевоспитании инакомыслящих в процессе строительства Беломорского канала выпускает Реалистический театр в Москве. Вскоре после премьеры состоялся, с участием генерального прокурора Андрея Вышинского, диспут о спектакле. Жена М. Булгакова Елена Сергеевна записала в дневнике: «Пьеса — гимн ГПУ». В тот же год «Аристократы» поставлены в Киеве, в следующем году — в Запорожье, в 1936—1937 годах — постановку этого панегирика на Соловках осуществил узник Лесь Курбас.

Именно это макабрическое сочетание — жизнерадостное искусство на фоне массовых расстрелов — обостряет эстетическое ощущение заказчиков и придает мистерии коммунизма специфический (словно прикосновение к вечности) привкус.

Наконец еще один жанр — советская grand opera. 8 октября 1939 года в музыкальном театре им. Немировича-Данченко поставлена опера Тихона Хренникова «В бурю», в которой впервые на сцену оперного театра выведен Ленин, а вскоре состоялась и научно-творческая конференция «Ленин в театре, драматургии и кино» и совещание исполнителей роли Ленина в пьесе «Человек с ружьем» Н. Погодина.

После пакета подобных мероприятий началось победное шествие Ленина по сценам СССР, а чтобы все осознали значение новых жанров, в июне 1939 года докладом А. Вышинского началась Первая всесоюзная режиссерская конференция, на которой главный меценат и, возможно, лучший политический актер эпохи объяснил режиссерам, что такое реализм, народность и идейность, единство формы и содержания и т. д. Художники в общем восприняли эти указания как руководство к действию: им нужно было жить, получать пайки, дачи, квартиры, тиражи и постановки, премии, награды — чиновные члены творческих союзов, не покладая рук, вдохновенно создавали высокий стиль эпохи. Стиль, в котором — это нужно осознавать, проходя мимо домов на даже отмарафеченном в «евростиле» Крещатике, — мы живем. Стиль, который и сейчас создает ритм, атмосферу и взаимоотношения нашего бытия. Ведь войти и поселиться в коридорах бывшей власти, занять место предшественника и одеть его протокольный костюм, — это не просто вынужденный компромисс или стечение обстоятельств. Это — посвящение в таинство власти. Власти, которая, начиная с первой оттепели пятидесятых годов, постоянно развенчивала только культ личности Сталина, но не культ бессмертной власти, олицетворением которой он был.

Именно об этом, когда умер Сталин, писал Юрий Яновский: «Четыре дня лежал вождь, пораженный страшным недугом, и сотни миллионов людей, затаив дыхание ждали, очнется, раскроет глаза, заговорит...»

Когда время от времени слышишь, как наши «интеллигенты» присягают на верность «идее независимого государства», читаешь их верноподданные панегирики в юбилейный альбом Президента, наблюдаешь их суету вокруг «государственного распределителя», то действительно думаешь — заговорит.