Мы жили на готовеньком...
Сегодня на первой странице «Дня» мы публикуем письмо, которое, по нашему мнению, может претендовать если не на завершение, то, во всяком случае, на некое этапное резюме дискуссии, которая возникла в связи с опубликованным нами текстом политолога Андрея Коваленко («День», №207 «Так кто же ошибается?»), в котором тот, использовав в качестве повода недавнюю очередную годовщину большевистского Октября, высказывал свое мнение о преимуществах социализма. Не будучи с Андреем единомышленниками, мы, тем не менее, ценим его стремление дискутировать аргументами, хотя, конечно же, и аргументы (как и одни и те же факты) в разных головах и, тем более, руках, часто приобретают разные трактовки. Собственно говоря, автор письма, которое мы публикуем сегодня, — Вячеслав Пасенюк из г. Дзержинска Донецкой области — тоже основывается во многом на тех реалиях, о которых писал и г-н Коваленко и которые лично ему (в отличие от еще вполне молодого политолога), знакомы не понаслышке. Может, потому наши оппоненты и приходят к таким разным выводам, что г-н Пасенюк видел и видит и «обратную сторону медали», вернее даже, реальную сторону декларированных социалистических ценностей и успехов? Сегодня на странице «История и я» мы даем также материал профессора Станислава Кульчицкого, который рассказывает о том, почему и как большевики победили в России и в Украине.
Андреем Коваленко высказаны такие упреки, что отмолчаться было бы несолидно.
«Праздник, который большинство из нас с удовольствием отмечало»? Именно так и было, уважаемый товарищ политолог? И в какой же это праздничной компании на полном серьезе поднимались тосты за Великий Октябрь, за эпохальный залп «Авроры», за штурм Зимнего? Выпивали — это да. Гуляли — без сомнений. А когда наш народ отказывался (отрекался) от таких славных традиций? Но октябрь-то при чем тут, хоть и трижды великий?!
В том прошлом остались мои личные сорок два годочка, и были они как раз такими, как у пресловутого «большинства народа»: и обновки помню, и гостинцы помню, и как рубль на киношку у всей семьи собирал (до реформы 61-го года). Оно не было нищим и голодным, мое прошлое, но не было и ликующим. Оно не было страшным, однако и немногие пересечения с тенями из КГБ (в студенчестве и в армии) оставили, что называется, неизгладимое впечатление.
Под теми гербами и флагами остались моя юность, моя молодость, — уже по одной этой причине я не способен ни хаять, ни проклинать эпоху предразвитого социализма. Никто вокруг меня не верил ни в коммунизм, ни в то, что нас к нему приведут вот эти люди с Мавзолея. А я — верил. Меня поднимали на смех, со мной отказывались спорить: ну, очевидно же, что это фикция, всесоюзная панама! А я спорил, я раскрашивал карту мира в красный цвет, имена вождей наших партий на всех континентах были паролями для меня. Я действительно жаждал равенства, братства, мира и мая во всем мире!.. Кто отбил во мне эту веру, как отбивают почки? Те, кто за служение ей получал деньги, подарки, чины и привилегии. Университетские функционеры, армейские политработники, партначальники районного и областного масштаба... Я пытаюсь припомнить среди них людей идеи, ну, хоть одного, — нет! (Где- то они все-таки были, допускаю, как те самые исключения, без которых нет приличного правила).
Прошлое мое не было безысходным, куда там, все было расписано наперед и навсегда, словно по клеточкам вычерчено. И вот это, по-моему, одна из главных составных нашего советского негативного опыта. Мы жили на готовеньком — во всех смыслах: интеллектуальном, материальном, духовном... На дешевеньком, сереньком в розовых тонах, лоскутном, эрзацном, зато — готовеньком. Инерция во всем, боязнь что-либо менять кардинально, оглядка и заторможенность — вот едва ли не самые опасные для Украины, для украинского общества черты сейчас.
Этот новый застой, этот горький настой — ни напиться, ни выплеснуть, слишком густой... До чего же повезло с народами нашим президентам! Везут и везут гробы из Чечни — молчит Россия. Сколько и кого закапывают в самой Чечне — и подавно неинтересно... Нищает народ, тощают деньги, провожаем в последний путь чаще, чем приглашаем на крестины, — молчим. Ну, под нос бормочем, во сне вскрикиваем — это не в счет.
Знакомый говорит: «Выборы состоятся раньше, к лету — точно». Я отвечаю: «Зачем?» Знакомый продолжает: «Народ не выдержит!» Я (глубоко убежденный): «Еще как выдержит!» Знакомый цитирует: «Припомни классика: «Гвозди бы делать из этих людей, в мире бы не было крепче гвоздей!» Я же в ответ: «Не знаю, как насчет железа, об этом надо бы расспросить дух Феликса Эдмундовича. А мне на ум приходит иное: из нас веревки вили, вьют и будут вить...» Именно потому, что советские мы сами и, боюсь, уже успели детей наших заразить тем же: чинопочитанием и холуйством, кабычегоневышлизом и страстью к двойным стандартам...
Хотя, хотя (я работаю в школе) многое мне подсказывает, что дети наши, а тем более внуки, все- таки будут качественно иными: более яркими, «раскрученными», спонтанными, динамичными... При всех своих «негативах».
Уважаемый товарищ Коваленко, не заблуждаюсь я ни относительно общего с Вами прошлого, ни по поводу нашего же настоящего. Не врасту (точно знаю!) ни в рыночную экономику, не интегрируюсь в Европу, не преуспею на ниве демократии... Я остался там, увы, хотя доживаю здесь. Но и врагу, а детям тем паче, не пожелаю прожить их юность и молодость так же — в русле исторических процессов — бесплодно, как мы с Вами. Ни страну, ни строй, ни идею свою мы не отстояли и завещать нам нечего. Впрочем, отрицательный опыт хорош тем, что отпугивает: «Так не делай! Мир большой — ищи другое!»
