«Переиздание» многовекторности

Последние три года Бельгия переживает политический кризис. И в мировых СМИ постоянно появляются пророчества о распаде этой страны на три части: Фландрию, Валонию и Брюссель, в котором расположена столица Европейского Союза и штаб-квартира НАТО. Действительно ли, Бельгия стала «болезнью Европы», как об этом заявил лидер фламандских националистов? Что означает в действительности многовекторность при нынешнем правительстве и обеспечивает ли безопасность Украине провозглашенный курс на внеблоковость? Об этом «Дню» — в эксклюзивном интервью Чрезвычайного и Полномочного Посла Украины в Бельгии, главы миссии Украины в НАТО Игоря ДОЛГОВА.

— Игорь Алексеевич, поскольку вы возглавляете две миссии, то хотелось бы спросить, какая из них для вас важнее?

— Каждая работа является важной. Зависит от того, как к ней относиться и какие задания ставит перед тобой руководство. Буквально на днях стало известно, что Президент подписал Указ и назначил меня послом еще и в третью миссию — Люксембург. Означает ли это, что у меня будет меньше времени или рвения работать в двух первых направлениях? Наверно, нет. Говорить о том, кто более или менее важен в современных условиях очень сложно. Тем более что во второй половине года, как раз когда я приехал, Бельгия уже председательствовала в Евросоюзе. То есть это вопрос достаточно не простой для всех, не только для меня. Я отвечу так: нужно работать — и я готов это делать.

— Тогда начнем со страны пребывания. Недавно лидер фламандской партии, которая выступает за независимость Фландрии, Бар ди Вевер назвал Бельгию «болезнью» Европы. Как вы это можете это прокомментировать? Действительно ли, эта страна — «болезнь Европы»?

— У меня было совсем другое впечатление. Действительно, приезжая с информацией о том, что в стране кризис продолжается уже несколько лет, ожидаешь кризиса. Но когда начинаешь работать, когда страна председательствует в Евросоюзе и все проходит в нормальном режиме, то кажется, что все не так уже плохо. Вместе с тем все понимают, что есть проблема, и эта проблема может привести к определенным изменениям общественной ситуации, даже в конституционном строе страны. Но, собственно говоря, это тоже не новость. Это было известно еще три года тому назад, даже больше. Вопрос в ином: насколько толерантным может быть общество и политические силы к тем проблемам, которые появляются. Продолжается диалог. Несмотря на все сложности, несмотря на диаметрально противоположные взгляды на будущее, конституционную реформу, политические партии все же пытаются договариваться между собой и продолжают это делать. И я уверен, что они не остановятся и не скажут, что это конец, мы не можем договариваться дальше. Они будут говорить дальше. Это для меня открытие, новизна.

— Можно ли сравнивать эту ситуацию с украинской, полагать, что наша страна, как Бельгия, расколота на части?

— Были попытки в разговорах со мной местных чиновников и послов других государств сравнивать ситуацию. Я против таких сравнений, потому что здесь совсем другая историческая почва, совсем другие взгляды на будущее, совсем другой политический строй. Возможно, чему-то нам нужно поучиться. Возможно, нам кое-что нужно принять во внимание. Но сравнивать то, что есть здесь, и то, что есть у нас, было бы слишком просто.

— Часто в Украине считают, что нам нужно заимствовать опыт многоязычности Швейцарии, Канады, возможно, Бельгии. Вы говорили, нужно брать уроки у Бельгии. Какие бы уроки понадобились Украине, например, относительно языковой политики?

— Это уроки толерантности, умения договариваться, терпения. Ничего не должно решаться за один день или за один час, на все нужно время. Другое дело, насколько общество готово ожидать, пока договорятся между собой политические силы. Но другого выхода нет. И для того мы, собственно говоря, избрали этот путь в Европу и исповедуем европейское развитие, чтобы учиться именно толерантности.

— Игорь Алексеевич, оказывает ли кризис в Бельгии влияние на двусторонние украинско-бельгийские отношения?

— Это как раз то, на что я обратил внимание по прибытии сюда и после проведения важных визитов, которые были на протяжении года. Политическая ситуация в Бельгии никоим образом не повлияла на то, что мы могли бы и хотели бы сделать в плане двустороннего сотрудничества. Я хотел бы обратить внимание, что, формируя экономическую миссию, принц Филипп отдельно отмечал то, что важно иметь равное или, по крайней мере, равнозначное представительство двух наиболее влиятельных регионов, собственно, трех, включая столицу Брюссель, в этой миссии. То есть продолжается текущая работа, следовательно, business as usual.

— Мне рассказывали в Брюсселе, что в царской России бельгийцы были чуть ли не самыми влиятельными инвесторами и предпринимателями. Задействован ли как-то этот фактор в отношениях Бельгии с Украиной?

— Царская Россия — это, конечно, часть нашего общего прошлого, но у нас есть своя история, история Донбасса. Так вот, индустриализация Донбасса во многом связана с бельгийскими инвестициями, бельгийским капиталом и бельгийскими инженерами. Именно поэтому во время визита принца Филиппа одной из составных частей миссии была культурно-историческая, в частности, было презентовано на украинском языке уникальное издание «Степь и сталь», которое как раз рассказывает о том, как пришли к нам бельгийцы, что они успели сделать на украинской земле и чего ожидают в будущем. Я хотел бы заметить, что эта тема является не только эмоциональной, она имеет определенную историю, поэтому я, конечно, буду с ней работать и здесь у нас есть люди, компании, которые занимаются историей и готовы это поддержать, развивать.

— Возможно, вы можете назвать несколько проектов, связанных с бельгийскими инвестициями, которые реально планируется внедрить в Украине?

— Хотел бы начать ответ на этот вопрос с того, что инвестиции — это вопрос конкуренции. Никогда не будет, надеюсь, у нас предоставление преимуществ административным путем определенному бизнесу, определенной компании. Не для того мы стремимся идти в Европу, чтобы делать преференции или создавать исключительные условия кому-то. Бельгийские компании являются конкурентоспособными. Они имеют свой опыт, историю, очень хорошие возможности. Речь идет, в первую очередь, о таких компаниях как «Barco» (аудиовизуальное оборудование для стадионов и фан-зон), «Dessosport» (искусственное покрытие для футбольных полей). Возможно, это не настолько известно, но это конкретные факты. Вторая особенность, которую я хотел бы подчеркнуть, заключается в том, что в современном мире капитал является глобальным, интернациональным, поэтому, когда инвестиции приходят в Украину, они обычно уже национальности не имеют. Примером этого является InBev, один из международных концернов, что происходит из Бельгии, инвестировал в Украину достаточно значительные средства и в настоящий момент занимает приблизительно треть украинского рынка пивоварения. Но если брать статистически, то там бельгийских инвестиций не так много. Поэтому я бы уклонился от ответа, сколько там миллионов, миллиардов и так далее. Будем смотреть, будем работать — увидим.

— Будут ли использованы бельгийские ноу-хау для изготовления украинских биометрических паспортов?

— Хотел бы вернуться к началу ответа на предыдущий вопрос. У нас — соревнование. У нас есть тендер и предложения. Предложение бельгийской компании очень привлекательно. Но все делается прозрачно. Кто победит, тот и будет делать. Я не сторонник того, чтобы даже при условии, что я являюсь послом в Бельгии, предоставлять кому-то преимущество. Нужно исходить из государственных подходов. Есть предложения, есть конкуренция, есть наилучшие предложения.

— Игорь Алексеевич, находясь в Киеве, вы сказали, что благодаря избранию Украиной внеблокового статуса отношения между Россией и НАТО улучшились. Но многие эксперты отмечают, что таким образом Украина испытывает дефицит безопасности, поскольку такой статус официально в мире не признан.

— Могу спросить вас сразу: какой был статус до июля этого года, когда Верховная Рада приняла данный закон?

— Были намерения, которые закреплены в законах, присоединиться к Организации Североатлантического договора.

— Это был статус или намерения?

— Намерения, конечно.

— В этом и ответ.

— Хорошо. Тем не менее, можете ли вы сказать, что внеблоковый статус повышает уровень безопасности Украины?

— Да. Я это могу ответственно и уверенно сказать, и еще раз отметить, что определенность Президента Украины и правительства относительно статуса нашего государства во многом содействовала развитию тех событий в Европе и мире, которые мы теперь наблюдаем. Но при этом хотел бы заметить, что мы их не только наблюдаем, мы в них принимаем участие как равноправные партнеры, несмотря на внеблоковый статус.

— Относительно многовекторности: создается впечатление, что мы возвращаемся в период Кучмы, когда в Брюсселе говорилось одно, а в Москве другое.

— Я уверен, что это не так и, думаю, что поскольку пресса присутствовала на открытии совещания послов и вы могли услышать обращение Президента к украинским послам, нет никакой двусмысленности в этом вопросе. Есть четко определенный приоритет, есть ориентация Украины на европейскую интеграцию. Все, что мы делаем дальше, должно помогать и поддерживать нашу европейскую интеграцию. Что значит европейская интеграция в тех директивах, которые дает Министерство иностранных дел, и какие мы в настоящий момент реализуем? Европейская интеграция — это проведение реформ внутри страны, которые бы сделали возможным безболезненное вхождение нашего государства в общее европейское пространство. То же делают другие страны. Европейский Союз имеет много партнеров по разные стороны Атлантики или Тихого океана. Это означает только то, что есть определенные стандарты, определенные условия, какие мы должны выполнить, если мы этого хотим. А мы этого хотим. Поэтому многовекторность в этом смысле давно, на мой взгляд, перестала быть каким-то негативным определением. Она является абсолютно объективным понятием, какое присуще всем странам, которые хотят жить в современном мире, брать на себя ответственность и делать свой взнос в общее дело.

— Относительно евроатлантической интеграции. Не поспешили ли мы, отказавшись от перспективы вступления в НАТО? Ведь даже в России говорят о возможности в будущем, как это отмечается в докладе Института Юргенса, присоединения этой страны в Альянс. Не продемонстрировали ли мы свою непоследовательность, изъяв положение о вступлении в НАТО?

— А что было к выводу или предложению Института Юргенса? Что изменилось? Почему мы должны приравнивать свои решения к решениям или предложениям одного из многих независимых институтов? Что же, в конечном счете, определяет государственную политику и в чем ее смысл? То, что советуют эксперты, действительно ли соответствует реальным возможностям и реальному состоянию дел? Я бы не ссылался в таких случаях на сравнения, которые бы сводились к тому, что решение и предложения любой, даже очень почтенной, независимой институции или научно-исследовательского института — это закон. Дискуссии и предложения — это одно, а умный, реалистичный курс, который базируется на реальных обстоятельствах и объективных возможностях, — совсем другое дело.

— Игорь Алексеевич, насколько реальным является включение двух украинских СПРН (станций предупреждения о ракетном нападении) к системе противоракетной обороны, которую будет строить НАТО? С таким предложением выступила в Варшаве секретарь CНБО Раиса Богатырева, а недавно в Брюсселе ее первый заместитель Степан Гавриш сказал, что это может быть осуществлено вместе с Россией. Разве этого нельзя сделать независимо от России, которая устами Путина отказалась от использования СПРН в начале 2008 года, а наши инженеры давно уже модернизировали оборудование и получали данные для потребностей украинской космической отрасли?

— Теперь не идет речь о включении или невключении. Есть политическое решение НАТО, которое было провозглашено в Лиссабоне. Потом будет период, который будет длиться, по крайней мере, несколько месяцев, когда будет происходить осознание, что может технически стоять за этим решением для самих членов НАТО. Только затем могут начаться консультации относительно взноса — или технического, или информационного, или любого другого — к этой системе, которая могла бы распространяться на другие страны вне пределов НАТО. Поэтому, по моему мнению, такая постановка вопроса преждевременна. Я бы не возводил этот вопрос исключительно к использованию тех станций, которые были задействованы в прежней системе ПРО Советского Союза и которые находятся на территории Украины. Я уверен, что у Украины есть много других средств и возможностей, чтобы не только этим усовершенствовать или укрепить будущую систему противоракетной обороны.

— При этом действовать, исходя из собственных интересов, не обязательно оглядываясь на соседей.

— При этом — исходя из интересов общей безопасности и исходя из принципа, что безопасность нераздельна. Безопасность для каждого, я не хочу повторять прописные истины. Мы приняли обязательство и нам доверили другие страны — члены ОБСЕ — возглавить эту организацию в 2013 году. Что это значит? Это означает ответственность за общую безопасность. Поэтому нужно исходить из этого. Мы являемся частью общей системы безопасности — европейской, черноморской, глобальной. В каком угодно контексте, но мы не являемся фрагментом, статистом.