Понятие «1989 год» включает в себя гораздо больше чем просто «падение Стены»

Немецкий публицист Вольфганг Темплин являлся одним из самых активных и подвергавшихся самым жестоким гонениям оппозиционеров в бывшей ГДР. И поэтому читателям будет интересно услышать от него впечатления об этом событии и том, извлекли из него уроки ведущие политики Европы, особенно в свете строящейся стены между Южной Осетией и Грузией?

— Какие ваши личные воспоминания о падение Стены, что вы чувствовали в момент этого события?

— За четыре года до падения Берлинской стены мы осенью 1985 года создали в Восточном Берлине оппозиционную правозащитную группу «Инициатива «Мир и права человека». Нас вдохновляли на это оппозиционные движения и диссиденты в других странах Восточного блока и тогдашнем Советском Союзе. Мы чувствовали себя обязанными им, хотя по сравнению, скажем, с сильной оппозицией в Польше мы были очень изолированы и осознавали, что мы находимся в абсолютно других условиях в разделенной Германии. Название нашего издаваемого на протяжении нескольких лет «самиздатовского» журнала «Grenzfall» («Граничный случай») символизировало наше стремление к падению всех границ («Grenzfall» означает также «Падение границ»), то есть Железного занавеса, который отделял Восточный блок от свободной части Европы и свободного мира, а также страны Восточного блока друг от друга. Самой болезненной и самой тягостной из этих границ была для нас Берлинская стена, падение которой мы приближали своей деятельностью, не зная тогда, во второй половине восьмидесятых годов, насколько близки мы были к своей цели.

После нашего ареста и высылки в Федеративную Республику в феврале 1988 года я продолжил свою политическую деятельность в качестве эмигранта на Западе, однако и дальше считал себя частью оппозиции ГДР. Таким образом, падение Стены, так же, как и волна предшествовавших ему массовых демонстраций, застало меня в Федеративной Республике, где я разделил вместе с другими чувство огромного освобождения.

Я жил с паспортом ГДР и тем самым как гражданин ГДР в Федеративной Республике, однако с февраля 1988 года мне был запрещен въезд на территорию ГДР. После падения Стены власть предержащие ГДР больше не могли сохранять этот режим «принудительной ссылки», так что я со своей семьей уже в ноябре 1989 года возвратился в Восточный Берлин и непосредственно после этого принимал участие как один из представителей Инициативы «Мир и права человека» в работе Большого круглого стола.

— Извлекли ли, по вашему мнению, сегодняшние политики правильные уроки из этих событий?

— Полагаю, что с большой медлительностью и на сегодняшний день только в незначительной мере. Понятие «1989 год» включает в себя гораздо больше чем просто падение Стены, воссоединение Германии и освобождение других стран. Это конец «сокращенного» двадцатого столетия (1914-1989 гг.), столетия лагерей, диктатур и тоталитаризмов на европейской земле и в то же время конец коммунизма как международной системы. Мирные освободительные революции 1989 года имели всеевропейское, если не всемирное значение и по своему рангу находятся на одном уровне с французской революцией 1789 года.

Мощь и международное измерение этих событий были громадным вызовом для обществ, элит в различных странах на Востоке и на Западе. 1989 год высвободил путь для ценностей демократии, правового государства и социальной рыночной экономики во всех странах нашего континента. Чтобы успешно двигаться по этому пути, странам Восточного блока, которые десятилетиями были изолированы от свободы и демократии, нужна была помощь Запада. Конечно, они сами должны были найти и сформулировать свои собственные пути реформ, но они несли на себе при этом бремя своего прошлого. Для части свободных и независимых с 1989 года государств Восточного блока этот путь реформ удался, и сегодня они члены Европейского Союза. Однако после 1989 года речь шла об общеевропейском измерении преобразований и тем самым также об обществах, нациях и государствах на территории бывшего Советского Союза, у которых был особенно трудный путь освобождения. Здесь успешному примеру балтийских стран противостоит нерешенная ситуация в Украине, сложная ситуация в Беларуси, Молдове и других восточноевропейских странах. Поскольку даже интеграция сегодняшних новых членов принималась частью западноевропейских политиков с большим трудом, то понятно, что по отношению к другим странам и государствам, которые, кстати, еще сильнее нуждаются в помощи, имеют место слишком сильные тенденции промедления, сдержанности, вплоть до открытого отталкивания. Лично для меня были бы важными дальновидность и способность политики распознать культурный, цивилизационный и экономический потенциал восточной части Европы, воспринимать его как будущее обогащение, а не как нагрузку или даже угрозу.

Еще одним упущением и дефицитом политики я считаю обхождение с наследием 1989 года. Если здесь можно говорить о своего рода «наследии», то имеются в виду такие ценности, как воля к свободе, гражданское мужество, подъем против антигуманной системы. Эти ценности запрещают любезничание с новыми диктаторами и авторитарными руководителями, неважно, как они теперь называются: Лукашенко, Путин или Медведев. Конечно, никто не будет избегать диалога с ними, однако нельзя титулировать их как партнеров. Особенно проблематичный пример демонстрировал и демонстрирует здесь наш бывший Федеральный канцлер Герхард Шредер, его политический стиль и стиль общения с сильными мира сего в России.

— Что вы думаете по поводу новых Стен в Абхазии, Южной Осетии и Грузии в целом?

— Я бы желал, чтобы письму, которое по этому вопросу написали в сентябре европейские политики и интеллигенты, в том числе Вацлав Гавел и Витаутас Ландсбергис, в германской общественности было уделено более сильное внимание и оказана большая поддержка. Я разделяю сформулированные в письме позиции и вижу в нынешнем положении угрозу территориальной целостности Грузии и открытое поощрение России к продолжению ее экспансионистской политики. При всех ошибках и совиновностях Саакашвили и его приверженцев является установленным, что оккупация грузинской территории планировалась в Москве еще весной 2008 года, что поддержка сепаратистов становилась все интенсивнее и что это должно было стать пробным шаром для продолжения и расширения «политики близкой зоны влияния». Еще одним пробным шаром является Крым. В общем и целом от Запада требуется поддержка демократических сил в Грузии, занятие такой позиции по отношению к России, которая бы очерчивала четкие пределы и призывала к цивилизованному, партнерскому обхождению с ее соседями. России следовало бы распрощаться с великодержавными амбициями и гегемонистическими фантазиями, признать европейский путь Грузии, Украины и других соседних государств и рассматривать его как свой собственный шанс, как это было сформулировано Збигневом Бжезинским в Киеве.

— Звучат голоса о том, что политика ЕС, отказывающая Украине в перспективе вступления в него, чревата появлением на востоке нашего континента новой Стены?

— Я также вижу эту опасность, поскольку, например, шенгенские регулирования затрудняют сложившиеся региональные отношения соседства и сотрудничества вдоль длинной границы между Польшей и Украиной, Украиной и Венгрией и препятствуют им. В ответ на введение украинской стороной полного безвизового режима, которым мы можем воспользоваться для всех поездок и контактов, вплоть до сегодняшнего дня не последовало никакой более или менее положительной реакции со стороны стран ЕС.

В вопросе перспективы вступления в ЕС речь должна идти не о гарантиях и краткосрочных прорывах, а о долгосрочном сближении и поддержке с четкой целью полноправного членства в дальнейшем. Конечно, Украина и украинцы должны сами решать свои задачи по осуществлению реформ и интенсифицировать свои усилия по демократизации, но при этом им нужно дать ощущение солидарности и поддержки со стороны европейских партнеров.

— Какую помощь мог бы оказать Европейский Союз, чтобы Украина ускорила крайне необходимые реформы и начала следующие?

— Через пять лет после кульминационных моментов киевского Майдана, после событий, которые по праву вошли в память международной общественности как оранжевая революция, Украине вновь угрожает участь быть воспринимаемой как «больной человек на Днепре». Силам гражданского общества и реформ, голос которых не умолкает после 2004 года, которые могут высказываться в свободных средствах массовой информации и понимают демократические выборы как шанс для перемен, противостоит большая часть элит и политического класса, которые и дальше рассматривают свою страну как магазин самообслуживания и соответственно обращаются с ней. Даже друзьям Украины вряд ли понятны маневры многих политиков, размер коррупции, слабость юстиции и других институций.

Украинские писатели, деятели искусств и интеллигенты действуют за границей как хорошие послы своей страны и занимают четкую позицию по всем этим вопросам. Однако им тоже угрожает опасность капитуляции перед блокадой реформ внутри страны.

Упрощение визового режима для всех форм обмена, программы по усилению гражданского сектора и деятельности неправительственных организаций в Украине, увеличение трансферта опыта в сфере построения демократических учреждений, независимой юстиции и борьбы с коррупцией могли бы укрепить реформаторские силы в Украине. Развитие общественной культуры, уделяющей внимание вопросам социальной ответственности, допускающей самокритику при обхождении с собственной историей и понимающей распавшуюся коммунистическую систему не только как чужую оккупацию, культуры, идентифицирующей преступников и виновных, вплоть до тех, кто отдавал приказы об убийстве Гонгадзе и других, является здесь неимоверно важным и требует поддержки.

Но, прежде всего, ЕС следовало бы научиться сначала показывать хорошие примеры. Уязвимость для коррупции и высокомерие больших частей элит, их презрение к «тем там внизу» — это явления, которые не ограничиваются Украиной и другими пост-коммунистическими государствами, а в той или иной мере являются нашей общей проблемой.

В вопросе поддержки Европой будущего движения Украины и других государств по пути сближения многое будет зависеть от наличия долгосрочной партнерской политики ЕС по отношению к Восточной Европе. В такую политику следовало бы включить также и отношения с Россией, не оформляя при этом особых связей и не создавая никаких привилегий для «Большого». Центральную роль в формулировке и модулировании такой политики должны играть Польша и балтийские государства как непосредственные соседи, однако эта политика нуждалась бы и в Германии как еще одном моторе. Кто знает, возможно нынешний кризис, новые тенденции политического развития в нашей стране даже создают шанс для этого.