Последнее предупреждение

Чем мы хуже соседей? По-видимому, каждому украинцу пришлось не раз слышать этот вопрос. Более того, возможно, сегодня он уже нериторический. Действительно, чем? Ведь, возможно, таки действительно хуже, если у них на 21-й годовщине независимости не возникает угроза потерять самоидентификацию, а у нас — чуть ли не еженедельно приходится защищать свое: язык, границу, историю...

В своем материале («Война за язык») наш постоянный автор доктор исторических наук Тарас Чухлиб наряду с историей о «языковой обороне» Украинского дома вспоминает о своих собственных боях за родное слово, о том, как ему приходилось в детстве отвоевывать свое право говорить, чтобы его не обзывали «провинциальным», «бычьим», «жлобским»... Чухлиб его отвоевал, а на уровне государства нам этого сделать не удалось. Иначе бы в преддверие 21-й годовщины независимости молодежи не пришлось в отчаянии и ощущении тотальной несправедливости защищать родное слово голодом.

Главный бой, который должен был быть для нас после получения независимости, — это бой за полноту политической власти. На этой неделе известный украинский государственный деятель, дипломат и научный работник Юрий Щербак, который был гостем Летней школы журналистики «Дня», признал, что в начале становления независимости власть ошиблась. «Мы были ослеплены независимостью. Нам казалось, что у нас есть почти все государственные структуры и нужно лишь достроить их. Это была огромная ошибка — строить государство на старом советском фундаменте», — заметил он.

Досадно, но уровень наших национал-демократов действительно оказался несоизмеримым с вызовами независимости и со всеми посягательствами на ее ограничение. Именно поэтому визит Владимира Путина, особенно после Харьковских соглашений и «языкового» законопроекта, а также позавчерашних новостей о «предложении» передвинуть границу Луганской области, наполнен тревожным ожиданием. Именно поэтому Владимир Путин позволяет себе на два часа опаздывать на встречу к Януковичу. Это — сигнал, который дает четко понять отношение российского президента и к Виктору Януковичу лично, и к Украине в целом.

Нерешенные внутренние проблемы делают страну крайне уязвимой. Тем мы и хуже соседей (поляков, румын, болгар, грузин...), которые использовали первую же возможность и вырвались из постсоветского болота. Конечно, объяснений тому, почему нам не удалось, может быть множество. Но как раз здесь и есть пространство для проявления воли. Как раз здесь — в вопросах создания государства — нам понадобится способность драться профессионально, оборонять свое.

Почему-то думал, что все митинги, которые начались для меня в далеком руховском 1989 году, закончатся в 2004 году на помаранчевом Майдане. Так нет же! В мае-июне 2012 года у меня был насыщенный график: 26 мая выступал на конференции «Южная Украина: казацкая и послеказацкая эпоха» в Одессе; 27 мая был с коллегами в Бендерской крепости (Приднестровье) и селе Варница (Молдова); 29 мая побывал в Очакове и переправлялся на Кинбурнскую косу; 31 мая читал лекцию «Мазепинская эпоха» в Свободном университете в Одессе, 14 июня выступал с докладом «Украинцы в Венской битве 1683 года» на общественных слушаниях во Львовском областном совете, 26 июня был оппонентом на защите докторской диссертации историка Ярослава Федорука в Киеве, а 28 июня в Олеском замке на Львовщине уже открывал экспозицию полотна Мартино Альтомонте «Битва под Веной» и опять вернулся в столицу, чтобы стать участником «языковой обороны» Украинского дома.

4 июля в 6.35 утра позвонил по телефону Ярослав Федорук: «Тарас! Ты что там делаешь? Я тут ночевал под Украинским домом в защиту украинского языка, а ты отлеживаешься?! Давай сюда, потому что собирается «Беркут» и нас, возможно, будут атаковать...» Честно говоря, и сам хотел ехать туда к 9.00, ведь прочитал в Фейсбуке призывы о сборе, однако быстро оделся и поехал на метро «Минская — Почтовая» и уже в 7.40 был на месте.

Ситуация вокруг Украинского дома была напряженной, ведь милицейского «Беркута», ОМОНа, разных «вэвэшников» собралось едва ли не втрое больше, чем митингующих. Среди протестующих (против неконституционного принятия во втором чтении антиукраинского Закона о «языках» в Верховной Раде) выделялись своей креативностью и подвижностью народные депутаты от оппозиции: они создавали цепи с людьми, чтобы засветиться перед многочисленными телекамерами, восторженно объясняли журналистам суть дела, выступали перед своими однопартийцами со знаменами «Батькивщины», «Фронта змин», «Удара», «Народного Руха», «Свободы». Одним словом, пп. Кириленко, Соболев, Яценюк, Гриценко, Тарасюк, Кличко, Тягныбок (а всего «неприкосновенных» депутатов было человек с 30—40) бойко суетились и удачно «пиарились». Уважение вызывали разве что Вячеслав Кириленко, который и начал голодовку около Украинского дома, и Олег Тягныбок, который удачно командовал «своими» ребятами и девушками, расставляя их на основных местах возможного прорыва «беркутовцев». Увидел знакомого — Андрея Ильенко из «Свободы», с которым перекинулся несколькими словами, поздоровался с Сергеем Пашинским из «Батькивщины», ведь вместе учились в университете. Где-то в 9.30 позвонил по телефону маме и сказал, что нахожусь возле Украинского дома, потому что она думала, что я пошел на «зарядку» к Днепру. Как потом оказалось, большинство гламурных депутатов поразбегались заранее — только харизматичные Тягныбок и Ильенко решительно дрались на левом фланге митингующих, а Кличко грозно возвышался неподалеку..., но это было уже потом.

Вместе с Ярославом и его товарищем, историком Биляшивским, обошли все возможные «горячие точки» и решили стать на пути наиболее возможного прорыва милиции — слева от центрального входа, у второй колонны, вместе с наиболее организованными «свободовцами», впритык к стеклянным витринам — на правом фланге обороны. И мы не прогадали — где-то в 10.30 (в 11.00 в Украинском доме должна была состояться плановая пресс-конференция Януковича, который стал в 2010 г. Президентом Украины при поддержке российских спецслужб, американских политтехнологов и больших избирательных нарушений) из-за угла, со стороны «черного хода», на нас лавиной ринулись упитанные ребята с дубинками в черных защитных костюмах и шлемах. Бежали они так красиво, что можно было залюбоваться. Но это продолжалось всего несколько секунд. Мы с Ярославом взялись с другими ребятами под руки, пригнулись и наклонились вперед. Сначала были во втором ряду — я подпирал руками крепкого парня с надписью «Свобода» на футболке. Однако, когда увидел, что два беркутовца начали пробираться слева от них по водосточному желобу стеклянной рамы в наш тыл, выскочил им навстречу с криком «Сволочи, а ну геть звідси!». То ли они меня испугались, или, может, испугались разбитого ими же стекла, которое под давлением моего плеча начало оседать, но быстро оттуда убрались. Мы стали сдерживать натиск, ведь за нашей спиной собралось около 200 человек, которые напирали, а впереди — почти столько же «беркутовцев». Надо отдать должное одному из них, который оказался как раз напротив меня, — он очень «нежным» голосом несколько раз сказал мне: «Смотри, не порежься, гляди, осторожно, не порежь ногу...» (ведь на мне были спортивные открытые сандалии «Колумбия»). Возможно, именно поэтому, а я уже оказался с Ярославом в первом ряду, мы не били противников, но толкали их чем могли — руками, плечами, головами, грудью, а также отбивали их руки, при этом уговаривая: «Не бийтеся, заберіть руки...». Таким образом оттеснили их метров на 20—25 назад. Помогло и то, что «свободовцы» стали петь Гимн Украины. Я также начал петь, но потом перестал, потому что очень сдавливало грудь и не хватало воздуха. Кроме того, нужно было беречь силы для толкотни — использовал мраморную стену Украинского дома: упирался в нее спиной и изо всех сил толкал милиционеров. Боковым зрением видел, как в широкую спину Ярослава буквально влипла хрупкая, но боевая женщина (как потом оказалось, депутат Фастовского горсовета). Подумалось, главное, чтобы она не упала...

«Беркутовцы», чувствуя, что проигрывают, а мы их оттеснили к углу дома, откуда они и прибежали, начали применять другие приемы — какой-то мелкий «дундук» все время наносил мне снизу удары ногами (а они были в десантных «берцах» с толстой литой подошвой), в ответ я кричал, что сейчас его «закопаю», но не дрался, а только отталкивал руками передних 2—3 солдат. Однако этот «дундук» не успокаивался, ведь был очень перепуган (это можно было понять по его расширенным глазам), и начал бить меня кулаками в лицо. Пришлось пригнуться, но один крепкий удар по челюсти все же пропустил. В это время какой-то капитан-беркутовец маленького роста начал падать нам под ноги — Ярослав схватил его за «шкирки» и вытянул, а иначе бы затоптали! Самое главное в этой сложной ситуации было не упасть. Позади кто-то из наших ребят начал сильно материться на нападающих и говорить, что они «неукраинцы»: и, о чудо, большинство из первой-второй шеренги, несмотря на всю свою «занятость» обороной-натиском, начали стыдить его: «Та не матюкайся! Це не наша лайка! Хлопці-«беркутівці» теж українці!».

Но у меня ужасно не хватало воздуха в груди — безумное давление спереди и сзади, удары в грудь и голову сбивали дыхание, его почти не оставалось... А натасканные «беркутовцы» стояли «на смерть», к ним присоединялись новые силы. И тут в рядах атакующих я увидел щель где-то на двух человек — почему-то в голове возникла глупая идея прорваться сквозь грозную коробку нападающих (их было в ширину человек 12—14, а в глубину — 8—10) и показать, что они — «слабаки», при всей их «крутой» экипировке и профессиональной выучке. Сначала отгонял от себя эту авантюрную мысль, но потом, когда опять одного «беркутовца» выдернули вперед, второй нагнулся, потому что в него бросили из наших задних рядов бутылку с водой, — рванул вперед! Оттолкнул одного, второго, однако посыпалась лавина ударов дубинками, кулаками, ногами... Нагнулся, закрыл голову руками, таранил стену из человеческих тел и... неожиданно вырвался на другую сторону. Но там стояли ребята из «запасного полка», у которых от удивления отвисли челюсти — как это кто-то мог прорвать такой тренированный профессиональный заслон?!. Но сил уже почти совсем не было, голова гудела от ударов, почему-то сбросил футболку и вместо того, чтобы схватить какого-то более близкого противника в боевые объятия, сам пошел в сторону «автозака», но тут сзади навалились два «свежих» и скрутили мне руки. Но пока думал, что им крикнуть, сзади подбежала какая-то смелая девушка (потом из переписки в Фейсбуке оказалось, что это красавица Тина Пересунько, которая когда-то работала в издательстве «Наш Час», где печатались мои книги), и неистовым голосом закричала в уши здоровякам: «Отпустите его! Он за украинский язык! Он доктор исторических наук!». Очевидно, что эта малопонятная для «беркутовцев» последняя фраза их очень озадачила (как, кстати, и меня — «кто же это здесь меня узнал?»), а, возможно, у милиционеров был приказ не брать «заложников» — и они просто вытолкали меня за «периметр». Через несколько минут, отдохнув и надышавшись воздухом, вернулся назад, обойдя справа «поле боя», с мыслью отыскать Ярослава. А там уже на ребят пустили газы из баллончиков, «свободовцы» тоже не растерялись и ответили адекватно, одним словом, колонны разошлись на 2—3 метра, после чего была достигнута договоренность не атаковать друг друга. Нашел Ярослава, которому брызнули «черемухой» прямо в глаза (и зачем он перед этим снял свои «вечные» квадратные очки!?), к нам подбежали журналисты и начали расспрашивать что и к чему.

Все защитники Украинского дома и защитники нашего языка вместе стали петь Гимн Украины в честь победы, ведь мы не только не подпустили «беркутовцев» к центральному входу, но и вытолкали их туда, откуда они прибежали, — к «черному входу». После объявления, что Янукович отложил пресс-конференцию, толпа стала скандировать «Зека геть!», «Менты — п...!» (кто-то начал говорить, что это как-то нетолерантно, но все дружно засмеялись, а я еще пошутил: это у них такая работа — терпеть, когда их ругают), и опять начали петь Гимн. Потом сказали, что Литвин подал в отставку. Мы победили!

Безумно хотелось пить, какая-то женщина бросила недопитую бутылку «Моршинской» в небольшую кучу мусора, а у меня пересохло все в горле и гортани, поэтому не постеснялся, поднял ее и выпил остаток. Потом подошел какой-то парень с бутылкой, у которого попросил воды для Ярослава... Бой закончился, и мы пошли к туалетам на другую сторону Европейской площади — побитые «беркутовскими» кулаками, ногами и дубинками, потравленные слезоточивым газом, в грязной одежде, в синяках и царапинах, но невероятно счастливые: рассказывали друг другу восторженно, как мальчишки, кто и как действовал в «ближнем бое» за наш язык в нашей, но еще такой не своей стране.

...«За язык надо драться», — эту неопровержимую аксиому выучил еще с детства, с 70-х годов прошлого века, когда рос в маленьком рабочем местечке Украинке неподалеку от Триполья. Туда массово заселились строители и электроэнергетики из России, которые строили Трипольскую ДРЭС на Обуховщине. Их дети почему-то (?!) очень не любили украинский язык, который называли крестьянским («деревенским», «мужичьим», «бычьим»), а всех, кто на нем говорил на улице или в школе, обзывали «рогами», «крестами» или же «жлобами». Не один раз приходилось тогда давать сдачи и драться за язык, который дали мать с отцом. Прошло 40 лет, а мы все бьемся за свой естественный язык, а, может, за него нужно не драться, а воевать!? И вот тогда все будет хорошо: в Украине — украинский, России — русский, Польше — польский, Румынии — румынский. Болгарии — болгарский, Грузии — грузинский языки. Чем мы худшие соседей?

Фото Константина ГРИШИНА, «День»