«Повелительная необходимость»: год 1932-й

Американский историк Генри Брукс Адамс в свое время иронизировал: «Реальная политика заключается в том, чтобы не замечать факты». Большевистские политики той эпохи, о которой будет идти речь, без сомнения, могли дополнить эту сентенцию так: «Если факты не считаются с политикой, тем хуже для фактов». Официальная пропаганда и статистика в СССР не только замалчивали сведения о голоде начала 30-х годов, но и, как известно, стремились вообще не употреблять слово «голод». Вместо него был изобретен эвфемизм «недоучет смертей».

Как же удалось скрыть правду, ведь всего в СССР голодом было охвачено 77 миллионов человек, из них 30 миллионов проживало в Украине? В какой степени тогдашний политический истеблишмент был информирован о реальном положении дел? Можно ли было предотвратить инфернальные события 1932—1933 годов, которые только в Украине унесли жизни до пяти миллионов человек (и это только по минимальным подсчетам)? Если да, тогда почему это не было сделано?

ПОСЛЕДНИЙ ШАНС БОЛЬШЕВИКОВ УКРАИНЫ

Информацию для размышлений над этими вопросами дают материалы III конференции КП(б)У, проходившей 6—9 июля 1932 года в тогдашней столице Украины Харькове в помещении Государственной оперы. Среди 252 делегатов конференции с решающим голосом 158 человек (или 62,7%) составляли секретари сельских районных комитетов. Эти люди вместе с руководителями райисполкомов были непосредственными исполнителями директив центра. Они понимали, чем угрожают Украине хлебозаготовительные планы. Им, в частности, было известно постановление ЦК ВКП(б) от 23 июня 1932 года: «Ограничиться уже принятыми решениями ЦК и дополнительный завоз хлеба на Украину не осуществлять». У них теплилась надежда, что III конференция, на которую приехали высокие московские сановники в лице Вячеслава Молотова и Лазаря Кагановича, даст тогдашнему центральному руководству точное представление о состоянии сельского хозяйства в Украине, а главное — (возможно) смягчит их отношение к Украине.

Многого ожидали от конференции и беспартийные. Это, в частности, подтверждает письмо из Тирасполя, направленное 18 мая 1932 г. в адрес президиума партийного собрания. Процитируем отрывок из этого письма: «Товарищи! О том, что мы переживаем серьезные трудности в сельском хозяйстве, о том, что есть ряд вопиющих бесчинств, как перегибов, так и очковтирательства, думаю, не следует описывать... Обратите внимание на чехарду уполномоченных из города. Каждый раз приезжает другой и пытается обеспечить только то, что в данный момент от него требуется. Например, во время хлебозаготовок уполномоченные шли на то, чтобы сдать посевматериалы, не думая о посевкампании...».

Определенные надежды возлагало на конференцию и высшее партийно-государственное руководство УССР. Его члены также были хорошо знакомы с реальным положением дел на селе. Не случайно Председатель Всеукраинского Центрального Исполнительного Комитета Григорий Петровский писал генсеку ЦК КП(б)У Станиславу Косиору в 1932 году: «Из-за того, что продовольственное положение начинает тяжело складываться для районов Днепропетровской, Одесской, Харьковской, Киевской и Винницкой областей и не только сел, но и некоторых рабочих городов, я считаю необходимым: 1. Написать докладную записку в ЦК ВКП(б)... 2. Просить ЦК ВКП(б) издать постановление о прекращении хлебозаготовок на Украине...».

Зная все это, стенограмму III конференции, несмотря на то, что она зафиксировала обязательные тогдашние политические ритуалы (как избрание «почетного президиума», «почетного председателя» в лице Сталина, приветствия и тому подобное), воспринимаешь, как акт исторической драмы. На повестке дня стоял один вопрос: «Об итогах весенней посевной кампании, о хлебозаготовительной и уборочной кампании и задачах организационно- хозяйственного укрепления колхозов». Доклад сделал С. Косиор, который — нужно помнить! — был членом Политбюро ЦК ВКП(б). Именно это в немалой степени определяло суть и даже тональность его выступления.

Здесь уместно напомнить и о том письме, которое он направил Сталину 26 апреля 1932 года. В нем, в частности, отмечалось: «У нас есть отдельные случаи и даже голодающие села, однако это только следствие местного головотяпства, перегибов, особенно что касается колхозов. Всяческие разговоры о «голоде» на Украине следует категорически отвергнуть». И это писалось тогда, когда выполнение хлебозаготовительного плана 1931 года, затянувшееся до зимы 1932 года, ощутимо ударило по животноводству, положило начало голоду. Уже в первой половине 1932 года от этого голода погибло до 150 тыс. крестьян. Вот так: голод есть, но «разговоры о «голоде» на Украине следует категорически отвергнуть».

В докладе С. Косиора была представлена точка зрения ЦК КП(б)У на причины возникших трудностей. Во-первых, серьезной, хотя и не главной причиной были названы сложные климатические условия 1932 года (как известно, сложные климатические условия всегда мешали большевикам руководить хозяйством бывшего Советского Союза). Во-вторых, трудности весенней посевной кампании связывались «с неудовлетворительным управлением организацией хозяйства колхозов, проведением прошлогодней осенней уборочной и хлебозаготовительной кампании». В-третьих, источником многих проблем была названа бесхозяйственность в колхозах. В докладе фактически ничего не было сказано об ошибочности «военно-коммунистических», административных методов руководства аграрным сектором, которые в первую очередь и вызвали катастрофическое положение на селе.

Руководители КП(б)У не хотели об этом говорить. Почему? В значительной степени это объясняет письмо Председателя Совета Народных комиссаров УССР Власа Чубаря В. Молотову и И. Сталину, посланное в Москву еще до ІІІ конференции, а именно 10 июня 1932 года. Вот отрывок из этого письма: «Ваши упреки в том, что мы, украинцы, не знаем, что делается на селе и что мы не занимались как следует селом, целиком и полностью справедливы... Переоценка наших возможностей имела место в принятом нами плане хлебозаготовок, в плане мясозаготовок и др. Сейчас, перед новым урожаем, когда исчерпываются старые ресурсы, в период наивысшего напряжения сил для выполнения плана весенней посевной кампании, вскрываются с особой остротой все слабые места. Количество районов, находящихся в тяжелом положении, растет... Сейчас уже можно считать минимум 100 районов (вместо 61, считавшихся к началу мая), нуждающихся в продовольственной помощи и срывающих план весеннего посева. Они же будут срывать обработку и уборку урожая технических культур и хлеба».

Вот, как оказывается, что думали в Кремле: украинцы слишком «оптимистично» относились к возможностям села, а значит сами себе создали проблему с голодом, который — повторим — начался уже в конце 1931 года и в начале 1932-го. По мнению московских вождей, сами руководители УССР переоценивали собственные возможности в хлебозаготовках.

ПОПЫТКА «ПЕРЕИГРАТЬ» КРЕМЛЬ

Понятно, здесь в словах и «признаниях» В. Чубаря была игра — нужно покаяться, и вдруг удастся уговорить облегчить жесткие условия хлебозаготовок. Не зря в конце своего письма он писал: «Правильное ведение хозяйства нарушено у нас в УССР на таком большом участке, что требует внесения специальных корректив в планы хлебозаготовок, мясозаготовок и других заданий в области сельского хозяйства, о чем придется входить в ЦК и Совнарком особо.»

Характерно, что и в письме В. Чубаря и в еще одном чрезвычайно интересном документе — письме Г. Петровского В. Молотову и И. Сталину — без всяких эвфемизмом употреблялось понятие «голод», запрещенное в официальных открытых публикациях. Вот отрывок из письма «всеукраинского старосты»: «Мы знали, что в хлебозаготовках у нас будет суровый нажим и горшки будут биты. По-моему, взявшись выполнить 510 млн. пудов хлебозаготовки на Украине, ЦК КП(б)У виноват в том, что он без возражения это сделал, подчиняясь повелительной необходимости (подчеркивание мое. — Ю.Ш. ) сохранить взятые нами темпы социалистического строительства, а также учитывая напряженное состояние международного положения. В этом смысле я понимал необходимость выполнения директивы ЦК ВКП(б) о хлебозаготовках, которая и была принята нами к неуклонному исполнению.

Однако, мы знали, что выполнение хлебозаготовок на Украине будет нелегким, но то, что я теперь увидел на селе, говорит за то, что в этом деле сильно переборщили у нас, перестарались. Я был во многих селах этих районов и везде видел, что порядочная часть села охвачена голодом (подчеркивание мое. — Ю.Ш. ). Немного, но есть и опухшие от голода, главным образом, бедняки и даже середняки. Употребляют такие суррогаты, что дальше некуда, да и суррогатов этих подчас нет. На больших собраниях по селам меня, конечно, ругают почем зря, бабы плачут, а бывает, и мужики. Иногда критика создавшегося положения заходит очень глубоко и широко — зачем создали искусственный голод, ведь у нас был урожай; зачем посевматериал забирали — этого не было даже при старом режиме (подчеркивание мое. — Ю.Ш. ); почему украинцам нужно в тяжелых условиях ехать за хлебом в нехлебные края, а не привозят хлеб сюда и т. д.

Трудно при таких условиях давать объяснения. Ругаешь, конечно, тех, кто наделал перегибы, но в общем вертишься, как карась на сковородке. На отчаянный крик о помощи посевматериалом и хлебом для продовольствия, я относительно посевматериала кое-что обещал, заставляю крестьян выискивать семена у себя на местах, а насчет продовольственной помощи хлебом, я не могу ничего обещать или обещаешь мало. Сейчас на почве голода по селам развиваются массовые кражи, главным образом, птицы — крадут кур, уток, забирают остатки картофеля, режут ночью телят и коров и съедают их».

Итак, еще до III конференции партийно-государственное руководство Украины прекрасно знало, что реально происходит на селе, но подчинялось, по словам Г. Петровского, «повелительной необходимости», исходящей из Кремля. Впрочем, подчинялось, как выяснилось, в недостаточной степени. Этим и было обусловлено присутствие на конференции Л. Кагановича и В. Молотова, хотя С. Косиор предложил официальное обоснование приезда сразу двух «сталинских соколов»: «Украина в Советском Союзе занимает весьма выдающееся, если не сказать решающее, место в отрасли сельского хозяйства... Вот почему мы сегодня видим здесь на нашей конференции и т. Кагановича, и т. Молотова, которых отправил ЦК ВКП(б), чтобы вместе с нами обсудить и наметить меры, чтобы как можно скорее продвинуть вперед сельское хозяйство Украины, повысить производительность наших колхозов, исправить целый ряд изъянов, существующих в нашей работе на селе».

Это очень важный момент для понимания многих коллизий на III конференции. На ее пяти (из шести) заседаниях продолжалось обсуждение доклада С. Косиора. Выступили 33 человека, среди которых были секретари 18 райкомов партии, секретари обкомов — М. Майоров, В. Чернявский, М. Демченко, Р. Терехов, а также В. Затонский, П. Любченко, Г. Петровский, Н. Скрипник, В. Чубарь, А. Шлихтер и другие делегаты.

УКРАИНСКАЯ ПАРТИЙНАЯ РАПСОДИЯ

Некоторые районные руководители делали попытку в своих докладах не только выявить сложность ситуации на селе, но и показать, что нельзя переводить основную ответственность за эту ситуацию на низовые звенья, в первую очередь на недавно созданные районы. Не случайно в напечатанном в 1932 году в Харькове стенографическом отчете III конференции были изъяты или тщательно отредактированы именно те фрагменты выступлений районных руководителей, которые имели критическую направленность или привлекали внимание высокого руководства к имеющимся проблемам.

Вот что говорил, в частности, представитель Смелянского района Г. Фомин: «К вопросу о непосредственной помощи районам со стороны ряда ответственных работников, даже отдельных членов правительства, приезжающих для оказания помощи районам. Я не хочу говорить персонально, но считаю, что отдельные товарищи, приезжая к нам, не только не помогали районам, не только не изучали экономические условия районов для того, чтобы конкретно помочь, а создавали условия, которые деморализовали районы.» В официальной печатной стенограмме конференции этот фрагмент выглядит так: «Далее об уполномоченных. Я считаю, что руководство присылаемых уполномоченных должно быть гибким. Уполномоченные должны конкретно помогать в осуществлении директив партии по севу и хлебозаготовкам. А товарищи приезжают и часто ничего конкретного районной организации не дают, потому что не знают условий района. Конечно, это относится не ко всем уполномоченным.»

А вот что было изъято из выступления представителя Драбовского района П. Шерстова: «Драбовский район находится в очень тяжелом состоянии. Там был забран весь посевной материал, происходило массовое избиение колхозников и колхозниц, в трех комнатах заседал штаб буксирных бригад, где требовали хлеб, подписку на ссуду, выплату всяческих налогов. Вследствие и благодаря этим специальным штабам, буксирным бригадам, создались неблагоприятные политические настроения.» Из печатного варианта стенограммы был изъят и другой фрагмент выступления П. Шерстова. Вот он: «Я хотел бы спросить тов. Косиора — я новый человек, у нас посеяно 11 тысяч га свеклы, на 28-е число мы прорвали 38%, этого слишком мало, безусловно, мало, но представьте себе такую картину, когда народ опухший, когда есть большое количество людей, которые лежат и не встают.

(Косиор: Какой это район?)

Драбовский район.

(Косиор: Вы нас не пугайте, вы лучше о работе рассказывайте).

Я о работе и расскажу.

На сегодня, когда не хватает продуктов, колхознику нечего дать. В большинстве случаев колхозники идут полуголодными работать».

Правда, в печатную версию стенограммы попал не менее интересный момент из выступления П. Шерстова, ярко иллюстрирующий методы и уровень тогдашнего руководства: «Здесь т.Косиор полностью правильно отметил, что центральные организации не знали района, районы не знали колхозов и сел. Я приведу один пример: работая в другом районе, где, кроме леса, ничего нет, я получил молнию из Наркомснаба: за 24 часа заготовить и отгрузить морковь и капусту. Мы этого сделать не могли, потому что ни того, ни другого у нас нет. Через несколько дней получаем телеграмму о вызове представителей заготовительных организаций: «Почему не выполняете наряды?»

Косиор: Какой это район?

Шерстов: Олевский.

Эту капусту и морковь нужно было отгрузить в Ленинград, а мы сами для поставки получаем из других районов».

Можно только представить, как нелегко было осмелиться районным руководителям откровенно сказать подобные вещи в присутствии высокого начальства. Они осмелились и, понятно, были раскритикованы: стрелочники, как известно, виноваты всегда. «К сожалению, — отметил, например, В. Затонский, — на этой конференции в некоторых выступлениях представители нескольких районов плакались перед нами. А как они проводили партийную линию у себя, что они сделали, чтобы не было таких потерь во время уборки хлеба, что они сделали для лучшей обработки земли, лучшего осеннего засева, для организации труда, — об этом они ничего не говорили.»

Накануне конференции члены Политбюро ЦК КП(б)У посетили многие районы Украины и собрали большой материал, который и был положен в основу их выступлений на конференции. Н. Скрипник, в частности, говорил: «Я не согласен с теми товарищами, которые из теперешних сельскохозяйственных кампаний главное свое внимание отдают вопросу хлебозаготовок. Не нужно себя гипнотизировать тем, сколько нужно взять хлеба с нашего урожая. Нужно собрать полностью все то, что мы засеяли. Когда мы сумеем преодолеть трудности уборочной кампании, когда вопрос борьбы с потерями поймем, как вопрос политический и хозяйственный, у нас будет достаточно хлеба целиком и полностью и для выполнения плана хлебозаготовок...»

Характерно, что и в выступлении Н. Скрипника содержались положения, которые не вошли в печатный стенографический отчет III конференции. Вот одно из них: «Многие товарищи подменяют один политический вопрос другим. Вместо вопроса о том, что является причиной наших прорывов, они сейчас ставят другой вопрос: кто является причиной наших прорывов. Сама постановка этого вопроса неверна. Мы должны выяснить, что является причиной наших прорывов. Мы люди, живем и боремся, и, значит, имеющиеся ошибки имеют причины. Мы — ЦК КП(б)У — ни в коем случае не снимаем с себя ответственности за целую работу целой нашей парторганизации. Ни в коем случае не снимаем, потому что причиной является неполное понимание, неполное осознание глубины произошедших политических процессов».

С присущей ему осторожностью попробовал привлечь внимание к проблемам села и Г. Петровский: «Нужно откровенно сказать, что некоторые районы находятся в затруднительном пищевом состоянии. Вы знаете, товарищи, что у нас много хлеба осталось на полях. И причина здесь та, что наша организация труда в колхозах, массовая политическая работа была не на должной высоте... Я проехал несколько сел; спрашиваю секретаря — давно ли вы здесь? Говорит, месяца два, а председатель — месяца три- четыре. Понятно, что это неправильно. Если на селе будет такая текучесть руководящего актива, то мы не добьемся стойкости и в самих колхозах».

МОСКОВСКИЙ НАБАТ

Попытки кое-кого из руководителей УССР, а особенно представителей районов, указать на сложность ситуации в сельском хозяйстве Украины не тронули Вячеслава Молотова и Лазаря Кагановича. Последний, обращаясь к делегатам конференции, говорил: «Вы должны подготовить и развернуть работу, чтобы полностью выполнить план хлебозаготовок, решительно преодолевая все и всяческие демобилизационные, а часто капитулянтские, правооппортунистические настроения относительно хлебозаготовок. Вы должны на селе, в районе переломить настроения некоторых активистов, которые сегодня у вас демобилизованы». В выступлениях Молотова и Кагановича был не просто значительно сужен спектр факторов, обостривших ситуацию в Украине. Эти выступления, по сути, свидетельствовали, что центр однозначно занял жесткую позицию в отношении украинского крестьянства.

В своей речи В. Молотов, отметив, что план хлебозаготовок не выполнен и что «в ряде районов вследствие ошибок, допущенных во время хлебозаготовок, создалась тяжелая продовольственная ситуация», подверг острой критике райкомы партии, а также ЦК КП(б)У. «Теперь, — подчеркивал В. Молотов, — есть попытка затереть изъяны работы в сельском хозяйстве на Украине, свалив негативные факты последней хлебозаготовительной кампании на Украине на «внешние» причины, на размер хлебозаготовительного плана и т. д. Нужно дать решительный отпор этим антибольшевистским попыткам.» Главный вопрос, по утверждению В. Молотова, заключался в том, как разверстать план хлебозаготовок и как проводить этот план.

Очень меткую характеристику миссии В. Молотова и Л. Кагановича дал один из британских дипломатов, который в своем сообщении от 18 июля 1932 года отметил: «Хотя Молотов и Каганович любезно подсластили пилюлю недовольства центрального правительства, восхваляя заметные достижения украинских большевиков в отрасли промышленности, по их выступлениям было понятно, что они прибыли главным образом для того, чтобы задать украинской партийной организации суровую трепку.»

Еще интереснее то, что уже на склоне лет В. Молотов неоднократно встречался с писателем Феликсом Чуевым, вспоминал прошлое. Вот отрывок из их разговора:

«— В писательской среде говорят о том, что голод 1933 года был специально организован Сталиным и всем вашим руководством.

— Это говорят враги коммунизма!...

— Но разве двенадцать миллионов не погибло от голода в 1933-м...

— Я считаю, что эти факты не доказаны, — утверждает Молотов.

— Не доказаны?..

— Нет, ни в коем случае. Мне приходилось в те годы ездить на хлебозаготовки. Так что я не мог пройти мимо подобных вещей. Не мог. Я тогда побывал на Украине дважды на хлебозаготовках, в Сычово, на Урале был, в Сибири — как же, я ничего не видел, что ли? Абсурд! Нет, это абсурд». Это действительно абсурд, поскольку в выступлении на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) 3 августа 1932 года ни кто иной, как В. Молотов, сказал: «Мы стоим действительно перед призраком голода и к тому же в богатых хлебных районах».

Впрочем, вернемся к III конференции. В заключительном слове С. Косиор снова подверг критике выступления некоторых секретарей райкомов партии, подчеркнув: «Не все еще осознали ответственность за выполнение заданий... С такими настроениями нужно решительно поквитаться. После всего того, что говорилось на конференции, после выступлений тт. Молотова и Кагановича и вашего единодушного одобрения этих выступлений мы должны по-большевистски развернуть работу и обеспечить быстрое преодоление тех трудностей, которые переживают отдельные районы Украины.» Делегаты конференции приняли резолюцию, которую 9 июля 1932 года утвердил пленум ЦК КП(б)У и которой «к безусловному выполнению» принимался установленный для Украины план хлебозаготовок — 356 млн. пудов по крестьянскому сектору. Этот план впоследствии трижды сокращался, а к 1 ноября 1932 года от крестьянского сектора Украины поступило только 136 млн. пудов хлеба.

«БЕЗУСЛОВНОЕ ВЫПОЛНЕНИЕ»

Приведенные цифры стоит сравнить с объемами экспорта хлеба из СССР в Европу. В 1930 году было вывезено 48 млн. пудов зерна, в 1931-м — 51, в 1932-м — 18, в 1933-м — 10. В условиях начавшегося голода, зная, что умирают миллионы собственных граждан, политическое руководство СССР экспортировало хлеб, мотивируя это нуждами индустриализации. Всех, кто не понимал «государственной необходимости», беспощадно карали.

Когда на полях появились «парикмахеры», т.е. крестьяне, которые ночами «стригли» колоски, чтобы выжить, власть с ответом не замешкалась: 7 августа 1932 года появился отредактированный лично Сталиным Закон об охране социалистической собственности (закон «о пяти колосках» или «семь-восемь», как его называли), которым за хищение предусматривались расстрел или 10 лет заключения. К началу 1933 года по этому закону было осуждено 54 645 человек, из них расстреляно 2000.

Впрочем, наказывали не только крестьян, но и самих коммунистов — местных руководителей. За любую попытку противостоять жестким директивам «сверху» секретарей райкомов партии, председателей райисполкомов и других местных работников исключали из партии и отдавали под суд как изменников и организаторов саботажа. Так, в 1931 году и в первой половине 1932 года в Украине было заменено 80 % секретарей райкомов партии.

И здесь стоит специально сказать об антиукраинской направленности голода начала 30-х годов. Как известно, в 1986 году профессор Роберт Конквест написал книгу «Жатва скорби», в которой настаивал на том, что «голод запланировала Москва для истребления украинского крестьянства как национального бастиона. Украинских крестьян истребили не потому, что они были крестьянами, а потому, что они были украинцами-крестьянами». Доныне среди ученых на Западе и в России продолжается дискуссия о том, действительно ли голод имел характер геноцида в отношении украинского народа, но примечательна такая деталь: голод не затронул соседние с Украиной области России. Вот почему страдавшие от голода украинские крестьяне (те, которые могли пройти через установленные кордоны) ходили туда менять и покупать хлеб. Голодали Северный Кавказ, Казахстан, Поволжье, но голода не было в тех западных регионах Украины, которые входили в то время в состав Польши (Львовская, Волынская, Тернопольская обл.). 22 января 1933 года появилась директива за подписями Сталина и Молотова, в которой констатировалось, что крестьяне из Украины и Кубани едут за хлебом (обратите внимание куда!) в Московскую, Западную и Центрально-Черноземную область, Белоруссию, на Среднюю и Нижнюю Волгу. Органам ОГПУ было приказано арестовывать и депортировать назад этих крестьян.

Итак, голод не был результатом стихийного бедствия, а не кто иной как Сталин признавал, что «в 1932 г. хлеба у нас было в стране больше, чем в 1931 году». И в Украине урожай 1932-го был не рекордным, но достаточным для того, чтобы не допустить голода. Однако тут возник голод, жертвами которого стали все крестьяне, включая колхозников: урожай 1932 года у них просто отобрала власть. Отбирала последовательно, целеустремленно, жестоко. Отбирала, включая семенной фонд. Власть хорошо помнила масштабы крестьянского сопротивления в Украине в 1930 — 1931 годах, когда против «большого перелома» воевали целыми селами, ибо кто же отдает заработанное просто так. Память о тех событиях (не говоря уже о событиях 1917 — 1920 годов) в значительной степени обусловила то, что под недоверие попало все украинское население и даже коммунисты.

О том, что московское руководство было недовольно ситуацией в первую очередь в Украине, ярко свидетельствуют многие документы. Свидетельствует письмо Сталина к Л. Кагановичу, написанное 11 сентября 1932 года и опубликованное в уникальном издании «Сталин и Каганович. Неизданная переписка. 1931 — 1936» (М., 2001): «... Самое главное сейчас Украина. Дела на Украине из рук вон плохи. Плохо по партийной линии. Говорят, что в двух областях Украины (кажется, в Киевской и Днепропетровской) около 50-ти райкомов высказались против плана хлебозаготовок, признав его нереальным. В других райкомах обстоит дело, как утверждают, не лучше... Вместо того, чтобы руководить районами, Косиор все время лавировал между директивами ЦК ВКП(б) и требованиями райкомов и вот долавировался до ручки... Плохо по линии советской. Чубарь — не руководитель. Плохо по линии ГПУ. Реденсу не по плечу руководить борьбой с контрреволюцией в такой большой и своеобразной республике, как Украина.

Если не возьмемся теперь же за выправление положения на Украине, Украину можем потерять. Имейте в виду, что Пилсудский не дремлет и его агентура на Украине во много раз сильнее, чем думает Реденс или Косиор. Имейте также в виду, что в Украинской компартии (500 тысяч членов, хе-хе) обретается немало (да, немало) гнилых элементов, сознательных и бессознательных петлюровцев, наконец — прямых агентов Пилсудского. Как только дела станут хуже, эти элементы не замедлят открыть фронт внутри (и вне) партии, против партии. Самое плохое, это то, что украинская верхушка не видит этих опасностей... Поставить себе целью превратить Украину в кратчайший срок в настоящую крепость СССР; в действительно образцовую республику. Денег на это не жалеть.»

Вскоре началось «выправление положения» в Украине. В частности, в конце октября 1932 года (во исполнение решения Политбюро ЦК ВКП(б) от 22 октября 1932 года) в Украине развернула свою работу «чрезвычайная комиссия» во главе с В. Молотовым. Уже 30 октября последний сообщил Сталину: «Пришлось жестко покритиковать Украинскую организацию и особенно ЦК КП(б)У за демобилизованность в заготовках». В. Молотов придал новый импульс проведению репрессий против колхозного актива, партийных и советских работников. ЦК КП(б)У начал публиковать списки партийцев, директоров совхозов, председателей колхозов и уполномоченных по хлебозаготовкам, которых исключали из партии и отдавали под суд за невыполнение плана хлебозаготовок.

«Чрезвычайная комиссия» во главе с В. Молотовым с ноября 1932 до января 1933 года «выжала» из крестьян еще около 90 млн. пудов. В значительной степени за счет того, что в украинских селах осенью 1932-го в составе специальных бригад по добыванию зерна действовало 112 тысяч активистов, которые получали определенный процент от награбленного зерна и продуктов (и тем кормились, а значит — выживали).

В конце 1932 года в Украину приехали Павел Постышев и Лазарь Каганович, с ними вернулся и Всеволод Балицкий, работавший заместителем Председателя ОГПУ СССР. Начался новый тур «наведения порядка» в УССР. В. Балицкий выдвинул версию о том, что в Украине существует «организованный саботаж хлебозаготовок и осеннего сева, организованы массовые кражи в колхозах и совхозах, террор относительно наиболее стойких и выдержанных коммунистов и активистов на селе, переброска десятков петлюровских эмиссаров, распространение петлюровских летучек» и сделал вывод о «безусловном существовании на Украине организованного контрреволюционного повстанческого подполья, которое связано с заграницей и иностранными разведками, главным образом, польским генеральным штабом».

Развивая теорию о существовании в Украине крестьянского заговора (а на 20 ноября 1932 года в Украине было арестовано 766 работников сельского хозяйства, в том числе председателей колхозов, директоров совхозов, руководителей среднего звена), Балицкий 5 декабря 1932 года издал «Оперативный приказ ГПУ УССР №1», которым поставил подчиненным «основную и главную задачу — неотложный прорыв, разоблачение и разгром контрреволюционного повстанческого подполья, и нанесение решительного удара по всем контрреволюционным кулацко-петлюровским элементам, которые активно противодействуют и срывают основные меры советской власти и партии на селе».

5 ноября 1932 года В. Молотов и секретарь ЦК КП(б)У Мендель Хатаевич послали директиву обкомам партии, требуя от них срочных и решительных действий по выполнению закона от 7 августа 1932 года «с обязательным и быстрым проведением репрессий и беспощадной расправы с преступными элементами в правлениях колхозов». На это было направлено и постановление Совнаркома Украины от 9 ноября. 18 ноября ЦК КП(б)У с участием В. Молотова принял постановление «О мерах по усилению хлебозаготовок», которым усиливались репрессии против крестьян Украины. В частности, в отношении единоличников, не выполняющих план хлебосдачи, позволялось применять натуральные штрафы по мясозаготовкам в размере (внимание!) 15-месячной нормы и годовой (!) нормы картофеля. И при том нужно было сдавать хлеб. «Кулаков» просто репрессировали по статье за «контрреволюционные преступления».

Однако «ответственными» сделали не только определенные категории крестьян, а все украинское село. Вот только одно (но поразительное) документальное подтверждение. 20 ноября 1932 года В. Молотов телеграфирует С. Косиору из Геническа: «До сих пор в районах действует распоряжение о продаже везде спичек, соли и керосина. Есть об этом телеграмма Бляхера от 9 ноября. Следует срочно это отменить и проследить за выполнением.»

А вот еще одно свидетельство того, какими методами действовала власть. Это свидетельство принадлежит В. Балицкому: «За 4 месяца после начала хлебозаготовок до 15 ноября было арестовано по хлебозаготовительным делам 11 тыс. чел. За месяц с 15 ноября по 15 декабря — 16 тыс. чел., в том числе 435 партийцев, 2260 чел. из колхозного аппарата, в том числе 409 председателей и 441 бухгалтер и счетовод, а также 107 предсельсоветов. К расстрелу тройкой приговорено 108, но еще на рассмотрении 100 человек. За 2 последние декады в ямах и черных амбарах (7 тыс. ям и 100 амбаров) найдено 700 тыс. пудов хлеба. Единоличники прячут у колхозников, особенно тех колхозов, которые выполнили хлебозаготовки...

Последние 2-3 дня на Харьковщине мы применили новую форму воздействия. Приходит в колхоз сотрудник ОГПУ в форме и ведет беседу с председателем, членами правления о сдаче хлеба. Разговор настойчивый. В результате колхоз «Червонный Господарь» за 2 дня повысил хлебосдачу с 58% плана до 96%, «Нов[е] Життя» с 54% до 80% и т. п. Думаем это распространить и на другие области».

20 ноября 1932 года Совнарком УССР принял решение о введении натуральных штрафов: «К колхозам, которые допустили хищения колхозного хлеба и злостно срывают план хлебозаготовок, применить натуральные штрафы в порядке дополнительного задания по мясозаготовкам в размере 15-месячной нормы сдачи данным колхозом мяса как обобществленного скота, так и скота колхозников». 6 декабря принято постановление ЦК КП(б)У и Совнаркома УССР «О занесении на «черную доску» сел, злостно саботирующих хлебозаготовки». Это решение привело к увеличению жертв голодомора.

«ХОРОШО!»

19 декабря 1932 года ЦК ВКП(б) и Совнарком СССР снова возвращаются к вопросу о хлебозаготовках в Украине. Они признают ситуацию неудовлетворительной и поручают «исправить» ее Л. Кагановичу и Павлу Постышеву как «особо уполномоченным».

О том, какой стиль наведения порядка они исповедовали, ярко свидетельствует телеграмма, посланная Лазарем Кагановичем Сталину уже 21 декабря 1932 года: «Вечером 20 и 21 декабря на заседании Политбюро ЦК КП(б)У наметили ряд практических мер по усилению хлебозаготовок. Ввиду того, что значительная часть уполномоченных отсиживается, покрывает бездеятельность, а порой прямое предательство районных работников, разослали решительное предупреждение всем уполномоченным, а 10 наихудших сняли с работы и дело об их пребывании в партии передали в ЦКК. Из десяти снятых 7 были посланы ЦК КП(б)У и 3 обкомами. 38 основных районов Украины должны еще дать 32 млн. пудов хлеба — свыше 40% оставшегося к заготовке без гарнца хлеба по республике. Еще 50 мощных районов должны дать около 30% оставшегося к заготовке хлеба. Из 38 основных районов — 21 в Днепропетровской и 15 в Одесской областях. На этих районах сосредоточиваем наше внимание. Подобрали еще 40 руководящих работников уполномоченными в эти основные районы, а около сотни крепких военных и харьковских работников им в помощь. Одновременно нажимаем на районы, где осталось выполнять немного.

Так как есть большая опасность, что Киевская, Винницкая области снизят темпы и затянут выполнение оставшихся 7-8% плана, послали им категорическую директиву закончить план в ближайшие дни. Еще более решительную телеграмму послали Донецобкому. Крайне неблагополучно с Харьковской областью. Харьковчане не мобилизовались на выполнение плана. Единоличники области должны сдать еще около 6 мил. пудов. Сложилось впечатление, что обком пасует перед этой задачей. Пришлось сердито поговорит с Тереховым. Предложили более энергично взяться за хлебозаготовки, в частности у единоличников.

По нашему настоянию отменены 2 постановления ЦК КП(б)У от 29 ноября и 15 декабря, которые, по нашему мнению, дают основание местным организациям придерживать хлебозаготовки под видом закрепления и создания колхозных фондов и повторной проверки ресурсов совхозов. Подробно расскажу по приезду. Сегодня постановили арестовать и отдать под суд с опубликованием в печати четырех наиболее злостно срывавших хлебосдачу директоров совхозов. Косиор по своему желанию выезжает вновь в Днепропетровск, Чубарь в Чернигов. Хатаевичу поручили наблюдение за Харьковом.

В 4 часа я выехал в Одессу. Привет. КАГАНОВИЧ».

Сталин на этой телеграмме написал: «Хорошо!».

Когда голод поразил значительную территорию, на которой проживали миллионы людей, уже невозможно было сделать «тайну» из этой трагедии. Голодающие прорывались через продуктовые кордоны, ехали в другие регионы за хлебом (в том числе и на границу с Польшей), оставляли в больших городах детей, рассказывали о том, что творится на селе, обессиленные, умирали прямо на городских улицах.

Власть довольно быстро отреагировала на это в общегосударственных масштабах. Еще 15 ноября 1932 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение «О паспортной системе и разгрузке городов от лишних элементов», в котором указывалось, что с целью «разгрузки Москвы и Ленинграда и других крупных городских центров СССР от лишних, не связанных с производством и учреждениями, а также от кулаческих, уголовных и других антиобщественных элементов, которые скрываются в городах, признать необходимым:

1) Ввести единую паспортную систему по СССР с отменой всех других видов удостоверений…

2) Организовать в первую очередь в Москве и Ленинграде аппарат учета и регистрации населения, регулирование выезда и въезда.

3) Для выработки конкретных мер как законодательного, так и организационно-практического характера, создать комиссию...»

27 декабря 1932 года принято совместное постановление Центрального Исполнительного Комитета и Совнаркома СССР о введении паспортной системы и обязательной прописке паспортов. Этот «новогодний подарок» был адресован в первую очередь крестьянам, поскольку они не получали паспорта на руки. Обратите внимание: сельским жителям, которые не были связаны с работой на государственных предприятиях (МТС, совхозах, школах, больницах и тому подобное), а их села не входили в определенные 100- и 50-километровые полосы, а также так называемые режимные территории, паспорта не выдавали вплоть до 1974 года.

Впрочем, миллионам украинских крестьян паспорта были не нужны. Опустевшие украинские села заполняли переселенцами из России, а потому произошедшему нашли традиционное для большевиков объяснение: в том, что делал сам режим, обвинили его врагов. В данном случае в организации голода обвинили «вредителей», «скрытых петлюровцев» и «украинских националистов».

Не случайно трагическую ситуацию 1932 года сталинское руководство использовало для активного свертывания политики «украинизации». В частности, 14 декабря 1932 года Сталин вместе с В. Молотовым подписал постановление ЦК ВКП(б) и Совнаркома СССР в связи с проведением хлебозаготовительной кампании. Этот документ требовал «правильного проведения украинизации» в Украине и за ее пределами, в регионах, где компактно проживали украинцы. Документ также содержал категорическое требование бороться с петлюровскими и прочими «контрреволюционными» элементами. Это означало не только конец, хоть и контролируемой, но все-таки политики «украинизации», но и начало антиукраинских «чисток», масштаб которых в полной мере проявится в 1933 году.

Впрочем, это уже тема другого рассказа — о «повелительной необходимости» 1933-го...