Пять заповедей от Рене

Ален Рене — живая легенда мирового кино, один из зачинателей французской кинематографической «новой волны», автор очень изысканных, даже эстетских лент. Его лучшие игровые фильмы 1960—70-х годов подобны художественным ребусам: их визуальная форма усложнена настолько, что нуждается, скорее, в интуитивном восприятии; здесь не столько разгадывание культурных кодов, сколько погружение в этот асимметричный калейдоскоп образов и смыслов. Между тем массовому зрителю практически ничего не известно о Рене-документалисте. Его ранние неигровые короткометражки, большей частью снятые более полувека назад, ныне являются настоящими раритетами. Так что ретроспектива этих работ, показанных в кинотеатре «Жовтень» в рамках фестиваля документалистики «Контакт», стала приятнейшим сюрпризом.

Темы всех пяти лент совершенно разные, и вот что самое интересное: режиссер для каждой картины находит свой отдельный стиль в зависимости от того, о чем идет речь. В «Гернике» (1950), посвященной одноименному полотну Пабло Пикассо, нет ничего, кроме живописи и закадрового голоса, начитывающего экстатический текст Поля Элюара. Рене выстраивает путь к главному шедевру через другие, более мягкие и лирические произведения Пикассо. Понемногу лица и фигуры становятся все драматичнее, и вот уже камера как в лихорадке выхватывает отдельные части «Герники», и каждый фрагмент обретает на экране взрывную силу.

Фильм «Ван Гог» (1948) должен был согласно стандартам портретного кино стать очередным биографическим очерком. Рене же оставил в кадре снова-таки только живопись; однако картины Ван Гога превратились в декорации жизни и гениального безумия великого голландца.

Снять образовательно-пропагандистскую ленту «Вся память мира» (1956) о Национальной библиотеке — есть ли, казалось бы, задача более скучная и понятная? Но библиотека предстает на экране не просто как хранилище знаний. Из колонн и огромных залов, из корешков редких фолиантов и из безлюдной геометрии коридоров и стеллажей Рене выстраивает таинственное, самодостаточное пространство, которое существует по особым законам, не вполне доступным для обычного восприятия.

А вот фильм «Ночь и туман» (1956) врезается в память, причиняя почти физические страдания. Фильм о концлагере Рене составляет из традиционных компонентов: собственно лагерной хроники, послевоенных цветных съемок в мемориалах на местах массового истребления. Ужасают, однако, даже не кадры насилия, а сочетание ярких солнечных пейзажей, где почти теряются опустевшие бараки, и черно-белых кошмаров с горами истерзанных трупов: нечеловеческое прошлое вторгается во вроде бы благополучный сегодняшний день.

В 1958 году производитель полистирола заказал Рене фильм, чтобы воспеть «благородный материал, полностью созданный человеком». Вместо этого режиссер создал сюрреалистическую «Песню о стироле», насыщенную непонятными устройствами, разноцветными пластиковыми структурами, какими-то инопланетными веществами и загадочными лицами персонала. Получилась-таки настоящая песня об абсолютно будничном продукте; трудно даже представить, кто бы еще смог так поэтически высказаться о самой обыкновенной пластмассе.

Все это наводит на очень простую мысль: неинтересных или невозможных тем не бывает. Хочешь снимать — бери и снимай. О лагерях, о пластмассе, о капусте, о королях. И в конце концов этих кадров станет так много, что поднимется — на радость нам, на удивление миру — собственная новая волна.