С помпой на руинах

Снова, как и в советские времена, будут скопом вручать удостоверения новоиспеченным заслуженным актерам, деятелям искусств и работникам культуры, а группе создателей фильма «Москаль-чарівник» и Государственную премию имени А. Довженко. Подписывая указ о присуждении этой награды «за выдающийся творческий вклад в создание фильма» (оцените стиль!), Президент очередной раз продемонстрировал величайшую художественную компетентность: мало того, что сей скабрезный водевиль, изготовленный режиссером Николаем Засеевым, мягко говоря, не принадлежит к шедеврам, так ведь и снят фильм несколько лет тому назад.

А может быть, так и надо. В стране, где национальное кино все более превращается в некое эфемерное, мнимое явление, где практически парализован кинорокат, где молодые режиссеры заканчивают институт, не сняв ни одного фильма, а опытные старые кинематографисты торгуют на рынках сигаретами — что еще остается, как не поддерживать миф, сохранять приличную мину, нагнетать приторную помпу? А что думает, заходя на студию имени А. Довженко, один из самых опытных украинских режиссеров Юрий Ильенко? С ним встретился наш корреспондент.

— Что вы чувствуете в связи с 70-летием киностудии имени А. Довженко? — спросили мы у режиссера Юрия ИЛЬЕНКО.

— Когда я захожу туда, у меня комок к горлу подкатывает. Не могу видеть эту мертвую студию без кино. Раньше здесь уже возле проходной бурлила жизнь. А теперь все коридоры пропахли коньяком. Кто нашу студию пропивает? Не кинематографисты. Кинематографисты, которые ее делали, оказались вдруг не нужны. Они не работают. Это очень трагично. И закрывать на это глаза просто нечестно, несправедливо.

— Сегодня, когда речь заходит о проблемах украинского кино, все без исключения прежде всего начинают говорить о деньгах. Если все-таки не касаться финансовой стороны, то существуют ли, на ваш взгляд, какие-то схемы, модели, благодаря которым национальный кинематограф все-таки смог бы возродиться?

— Мы переживаем очень сложный момент. Может создаться впечатление, что кинематограф действительно погиб. Но это не так. Просто его по ошибке выносят из дома, как покойника. Донесут до кладбища, а он там все равно встанет.

Конечно, кинематограф требует больших финансовых затрат, чем другие виды искусства. Но развитой кинематограф, когда идет непрерывный поток картин, никогда не проигрывает. Экономисты говорят, что нужно делать как минимум шесть фильмов в год, чтобы студия окупала себя. Но это при действующем рынке. А он сейчас разрушен. Поэтому, чтобы украинский кинематограф развивался, он нуждается в очень серьезном протекционизме государства. Дело отнюдь не только в деньгах, а прежде всего в волевых усилиях законодательной и исполнительной власти, системе законов. Она, кстати, была разработана и в Украине. Были, в частности, подготовлены законы и положения о лицензировании фильмов, о создании фонда развития кинематографии, о взаимоотношениях с телевидением, о квотировании национальной продукции. Фрагментарно эти положения постепенно внедряются в жизнь. Но они должны быть внедрены одновременно всем пакетом. При этом, конечно, должны быть вложены и стартовые деньги. Государство их дать не может, и не надо на это рассчитывать. Но оно обязано было бы создать протекционистские условия для инвесторов, прежде всего внутренних. Сейчас для инвестора вложенные в кино деньги — по сути выброшенные. Он не только прибыли не увидит, но еще и дополнительно будет ободран государством.

— Вы, сказали, что шесть картин в год способны окупить профессиональную студию. Но ведь, например, выпуск в 1996 году и семи украинских фильмов никак не повлиял на ситуацию...

— На мой взгляд, все это достойные картины. Но ведь они были отрезаны от проката. Кинопроката как такового в Украине вообще не существует. Я иногда слышу, что у нас кино просто не востребовано, но ведь это чепуха. Я уверен, что украинское кино обладает достаточным потенциалом, чтобы удовлетворить собственный рынок. Просто государство должно, наконец, сообразить, что это, во-первых, экономически очень выгодное дело, и во-вторых, важный фактор влияния на образ жизни общества. Ведь глупо даже возражать на то, что кино формирует менталитет, душу, облик человека. Кинематограф борется за две вещи — за душу и за деньги. Не мы первые оказались сейчас в подобной ситуации. Но французы, например, сумели создать сложную многовекторную систему поддержки национального кинематографа. Они любят и ценят свою культуру. Поэтому и отреагировали адекватно на вторжение американского кино в свое пространство, ввели, например, дополнительный налог с проката голливудских фильмов и направляют эти средства на создание собственных картин. Наше же общество почему-то отнеслось к этому вторжению, как к большому достижению демократии. Зритель готов смотреть кино. Вот создан в Киеве «Кинопалац», там огромные цены на билеты, но публика ведь приходит. Потому что здесь предлагают качественное зрелище, потрясающее изображение, звук «Долби». Прав был Спилберг, когда сказал, что смотреть фильм по телевидению — все равно что рассматривать Рембрандта на почтовой марке. Кино нужно смотреть в кинотеатрах.

— Вы как заведующий кафедрой кинорежиссуры в театральном институте имеете непосредственную связь с новым поколением кинематографистов. Куда они пойдут?

— Сейчас, к сожалению, просто прийти в чистый кинематограф, как это было раньше, фактически невозможно. Большинство занято созданием музыкальных клипов, рекламы, телепрограмм. И эта профессиональная режиссура на телевидении уже заметна.

— Но ведь вероятность того, что эти люди вернутся в кино, невелика...

— Кое-кто, наверное, и не вернется. Но если появится реальная возможность снимать фильмы, их будет кому снимать, поверьте.

Когда-то на студии А. Довженко во время павильонных съемок перед командой «Мотор!» давали сигнал специальным колоколом. И все на студии замирали, как в игре «Замри». И только когда режиссер давал команду «Стоп», по студийным коридорам снова начинали цокать каблучки. Мы сейчас замерли, но лично я верю, что эта нелепая пауза прервется. С командой «Мотор, съемка!».

Беседу вел Вячеслав КРИШТОФОВИЧ-младший