Самосожжение в Каневе на Чернечей горе

«...По случаю 60-летия провозглашения самостоятельной Украины Центральной Радой 22 января 1918 г., 22 января 1978 г. в знак протеста совершил акт самосожжения Гирнык Олекса из Калуша. Только таким образом можно протестовать в Советском Союзе!» Это слова из предсмертной записки, оставленной покойным.

Каневский краевед Михаил Ищенко, который 8 лет назад первым предал огласке в прессе историю самосожжения Олексы Гирныка на Чернечей горе, до сих пор хранит зажигалку, которой протестант в последний раз в жизни черкнул, воспламенясь живым факелом в тьме снежной ночи в нескольких десятках метров от могилы Тараса Шевченко...

Олесь Гирнык, имевший гордые бойковские корни, рано узнал, по чем фунт лиха. Участие в довоенные годы в ОУН, служба в польском войске, откуда за неповиновение и патриотические настроения его упекли в львовскую тюрьму, разбитые надежды, связанные с приходом на Западные земли Красной Армии... За суровую правду, высказанную сталинским приспешникам, Олекса Гирнык в преддверие 1941 года попал в Сибирь. Система выжимала из него свободолюбие, заставляя тесать камни, валить лес, шла на заманчивые компромиссы, предлагая ему в числе других западноукраинцев записаться добровольцем в польский корпус, формировавшийся под советским началом. Но нет — ни кнутом, ни пряником не смогли переманить Олексу. Отсидел от звонка до звонка. Вернулся домой в 1948-м. Дома тоже было не сладко: «волчий» билет, выданный в лагерях, пугал начальство, на работу не брали. Начинал как землекоп. До роковой январской ночи 1978-го оставалось целых 30 лет...

О том, что задумал, он не сказал никому. Собрал сумку, в которую положил патриотические открытки, небольшую канистру с бензином, написал жене и сыну записку, что, дескать, едет по делам во Львов, а сам отправился в Канев — к Тарасу.

...В ту ночь была сильная метель, музейные сторожа укрылись в помещении, ничто не мешало Олексе осуществить свой замысел. Все в этой жизни должно догореть... Трудно сказать, какие мысли роились в голове Гирныка в эти последние минуты. По всей вероятности, были и сомнения: а стоит ли?.. Но то ли такой уж глухой и непроглядной была та январская ночь, то ли такими же глухими, герметическими и непроглядными были те брежневско-застойные времена, что Олекса черкнул зажигалкой.

На следующий день по Каневу уже бродили люди в гражданском, но с заметной военной выправкой. Рыскали, расспрашивали, присматривались. Город настороженно замер. В среде горожан воцарился страх и подозрения. О том, что произошло на Чернечей, люди старались не говорить, а если и вели разговоры, то шепотом. Все боялись...

Сейчас на улице 2000-й. Сегодня мы отмечаем День Соборности. Но странно, на той же Чернечей горе опять, нет-нет, да и перейдут на шепот. Дело в том, что по инициативе директора Шевченковского Национального заповедника Игоря Лихового и все того же краеведа Михаила Ищенко при поддержке мэра Канева Владимира Фролова на месте самосожжения Олексы Гирныка на днях установлен памятный знак — полтонный гранитный камень.