СССР как империя нового типа

Первым в обсуждении выступил Х. Раковский. Благодаря дипломатическим качествам, проявленным на должности главы СНК УССР, давней личной дружбе с Л. Троцким и доверительным отношениям с В. Лениным, которые начались еще со времен «Искры», он завоевал позиции регионального вождя. Свое выступление Раковский начал с такой реплики на речь Ленина: «Владимир Ильич сегодня бросил крылатое слово — стать боротьбистами. Я понимаю это как реакцию против той неосторожной политики, которую мы вели на Украине».

Следовательно, Ленин поставил перед волками задачу одеться в овечьи шкуры. В это время он уже разработал коварный план уничтожения УКП(б), который с ювелирной точностью был реализован Х. Раковским и Ф. Дзержинским в 1920 году: лидеров этой партии наградили высокими должностями, а всех недовольных условиями индивидуального принятия в КП(б)У репрессировали.

«Неосторожную политику» 1918—1919 гг. Раковский иллюстрировал на примерах, которые стоит процитировать: «В наших газетах мы должны осторожно писать об Украине. Когда в прошлом году в «Известиях ВЦИК» было напечатано, что т. Петровский, назначенный председателем Украинского ЦИК, приезжает в Киев, это, товарищи, не создавало правильных условий для подхода к Украине. Председатель ЦИК Украины выбирается украинцами, а не назначается. Точно так же, когда в наших прифронтовых и других газетах говорят: Украина наша, Киев наш и т.д., это, товарищи, не создает условия для правильного подхода к Украине. Киев советский — да, но нужно избегать всего, что может напоминать империалистские стремления».

Член Реввоенсовета 14-й армии, в недавнем прошлом председатель Киевского губисполкома, А. Бубнов согласился с тактикой в национальной политике, которую сформулировал Ленин в своей речи. Тактика в интерпретации Бубнова была такой: «Тов. Ленин говорил, что надо сыграть в поддавки, надо сделать максимальные уступки националистическим тенденциям. Это верно». Однако на требование вождя превратиться в боротьбистов Бубнов прореагировал с солдатской прямотой, которая выражала ненависть украинских цекистов к конкурентной коммунистической партии: «Надо спросить Ленина, что, в сущности говоря, он говорит относительно боротьбистов. Кого они представляют? Являются ли они представителями украинской нации? Нет. Это мелкобуржуазная интеллигентская группа, которая большого веса в украинских массах не имеет».

Один из организаторов КП(б)У, В. Затонский, тоже был солидарен с тем, что становление сильной власти в республике зависит от того, смогут ли большевики быть дипломатами. «И я очень рад, — продолжил он, — что Владимир Ильич сегодня отчасти с педагогическими целями выступил для того, чтобы вколотить в сознание российских товарищей такой, казалось бы, простой и ясный факт насчет правильного отношения к украинскому национальному движению».

«Правильное отношение», соглашался с Лениным Затонский, это система уступок, позволяющих установить и укрепить советскую власть. Но нормальное отношение к украинскому языку, которое Ленин тоже рассматривал как уступку, Затонский таковым не считал: «Если вы едете во Францию или Польшу и говорите с французскими рабочими по-французски, а с польскими по-польски, — что же, это уступка? А когда говорят с украинским мужиком по-украински, то, похоже, это уступка, чтоб тебя разорвало, сам определяйся — я тебе уступаю! Это старая привычка товарищей смотреть на Украину как на Малороссию, как на часть Российской империи, — привычка, которая вколочена вам тысячелетиями, сотнями лет существования российского империализма».

Член ЦК КП(б)У Я. Дробнис заявил, что в резолюции ЦК РКП(б) «национальный вопрос неимоверно выпячен». Ленинскую политику уступок в национальном вопросе он оценивал как Бубнов (игра в поддавки), но не считал ее необходимой: «Наши столкновения с боротьбистами не прекратились до сих пор. Ленин думает, что если он поднесет им резолюцию, в которой будет выпячен национальный вопрос, в этой резолюции самостийность Украины звучит не раз, а 21 раз, то он эту мелкую буржуазию — боротьбистов — надует».

Позиции Раковского и Затонского определялись их высоким положением в украинской компартийно-советской иерархии. Они добивались реальных уступок по советской линии со стороны центра. Затонского шокировал даже сам термин «уступки». Позиция руководителей второго эшелона Бубнова и Дробниса была сугубо шовинистической. Она не отличалась от тактики призрачных уступок, которые открытым текстом предлагал Ленин. Другое дело, что Бубнов рассматривал такую позицию как целесообразную, а Дробнис считал национальный вопрос второстепенным.

Чтобы поставить точку в анализе дебатов, рассмотрим выступление Д. Мануильского. Дробнис, выступивший в дебатах последним, поддержал Мануильского, когда тот возмутился по поводу обвинений местных работников в недооценке национального вопроса, и указал, что не Ленину следовало бы обвинять их, потому что они действуют так же рационально, как и центр: «Надо надеяться, что конференция снимет с украинских работников тот позор самостийности, который до сих пор тяготел над ними. Тов. Мануильский достаточно ярко это изобразил».

Профессиональный революционер и выпускник Сорбонны, Д. Мануильский родился в Украине и с 1918 года находился в ней, выполняя ответственные поручения ЦК РКП(б). Он всегда солидаризировался с работниками центрального партийного аппарата, которые пытались уничтожить украинскую государственность даже в смирительной сорочке советской республики. Защита местных работников от незаслуженных обвинений действительно прошла красной нитью через выступление Мануильского: «Наши товарищи, украинские коммунисты, слишком долго подвергались, часто совершенно незаслуженной, травле здесь, в Москве... Было сказано много слов о вредных самостийных тенденциях украинских товарищей... Нас обвиняют в самостийности...» Мы, однако, не находим в повторяемых заявлениях о несправедливости обвинений той яркости, за которую Дробнис хвалил Мануильского. Не хватает аргументации: почему травля была незаслуженной?

В заключительном слове В. Ленин бурно отреагировал именно на аргументацию Мануильского. Из-за того, что распорядители сборника материалов конференции изъяли ее, осталось непонятным и заключительное слово вождя. Но в нем содержится указание на документ особой секретности, который самовольно обнародовал Мануильский, чтобы доказать, что обвинял в «самостийности» как раз Ленин, а не абстрактный центр. Когда мы найдем этот документ, то не прошедшее цензуру выступление Мануильского действительно окажется ярким. Итак, вчитаемся в заключительное слово Ленина: «Все те, кто говорил о национальном вопросе, — это говорили и тт. Дробнис, и Бубнов, и многие другие, — они в своей критике нашей цекистской резолюции показали, что они проявляют ту же самостийность, в которой мы упрекали киевлян. Тов. Мануильский находится в чрезвычайном заблуждении, когда думает, что мы упрекали в самостийности в смысле национальном, в смысле независимости Украины. Мы упрекали в самостийности в смысле нежелания считаться с московскими взглядами, взглядами Центрального комитета, находящегося в Москве. Это слово, которое употреблялось в шутку, имело совершенно иное значение».

Есть два факта: Мануильский доказывал, что центр зря обвинял украинских цекистов в стремлении к «самостийности»; Ленин говорил, что он не упрекал киевлян (то есть украинских цекистов) в «самостийности» в понимании национального вопроса. Следовательно, в переписке между Центром и Киевом в первой половине 1919 года нужно найти документ с ключевым словом «самостийность» в русском тексте. Такой документ существует, и слово «самостийность» в нем нельзя рассматривать как шутливое. Это — официальный документ, подписанный тремя (из пяти существующих тогда) членами политбюро ЦКРК(б). Имеется в виду адресованная руководителям ЦК КП(б)У телеграмма В. Ленина, И. Сталина и Н. Крестинского от 8 апреля 1919 года: «Если в виде уступки самостийным тенденциям является политически неизбежным оставление на ближайшее время в дружественных советских республиках самостоятельных комиссариатов военных и морских дел и путей сообщения, а также органов снабжения, то необходима строжайшая директива соответственным органам управления в том смысле, чтобы эти самостоятельные комиссариаты работали исключительно и в строжайшем согласии с директивами, даваемыми из соответственных комиссариатов РСФСР, так как только таким путем может быть достигнуто необходимое единство, быстрота и точность исполнения всех распоряжений и действий». Вслед за телеграммой 23 апреля состоялось заседание политбюро ЦК РКП(б), на котором перед украинскими цекистами была поставлена задача обсудить, при каких условиях, когда и в какой форме могло бы осуществиться слияние Украины с Советской Россией. Под «слиянием» понимали, очевидно, объединение самых главных наркоматов, которое получило позже название военно-политического союза республик.

Однако Мануильский зря брал на вооружение директивы первой половины 1919 года. Во время VIII партконференции В. Ленин, в отличие от людей в собственном окружении, убедился в политической целесообразности возрождения УССР. Опасности декларативной независимости теперь нивелировались не только централизованной партийной вертикалью, но и декретом ВЦИК о военно-политическом союзе республик. И наоборот, поглощение Россией давало второе дыхание тем силам в украинском обществе, которые родились в революции и стремились утвердить настоящую независимость.

В заключительном слове В. Ленину ничего не оставалось, как придать другое звучание русскому слову «самостийность». После краха УССР летом 1919 года, что послужило ему хорошим уроком, он готов был без всякой иронии связать это слово с украинской государственностью и независимостью. Но только тогда и при условии, что государственность и независимость национальных республик будут советскими, то есть совместимыми со строительством централизованного государства-коммуны. Ему приходилось маневрировать между слишком прямолинейной позицией руководителей большевистской партии разных рангов и желанием граждан национальных республик сохранить добытый в ходе революции государственный статус. Вероятно, Ленин перебрал меру откровенности, когда с «педагогическими целями», как подчеркивал В. Затонский, убеждал делегатов конференции в безвредности перехода большевиков на платформу украинских боротьбистов. Возможно, только максимальная мера откровенности могла убедить его окружение согласиться с тем, чтобы процесс образования государства выглядел как волеизъявление рабоче-крестьянских масс, осуществляемое в соответствии с им же написанной «Декларацией прав народов России» от 15(2) ноября 1917 года.

8. УКРАИНСКО-РУССКИЙ ДОГОВОР ОТ 28 ДЕКАБРЯ 1920 ГОДА

У большевиков были свои способы организовать «свободное волеизъявление масс». Все, голосовавшие в советские времена, очень хорошо это знают. Наличие таких способов позволяло не препятствовать реализации права народов на самоопределение. Поэтому на заседании политбюро ЦК 21 ноября 1919 года В. Ленин снял собственную формулу решения национального вопроса: «самостоятельная УССР в тесной федерации с РСФСР, на основе 1.VI.1919». Вместо нее, как мы уже видели, он нашел формулу, совпадающую с «Декларацией прав народов России»: «сами украинские рабочие и крестьяне решат свою судьбу». В статье, написанной для журнала «Коммунистический Интернационал» 16 декабря 1919 года, эта фраза была повторена в развернутом виде: «Нас ничуть не может удивить — и не должна пугать — даже такая перспектива, что украинские рабочие и крестьяне перепробуют разные системы и в течение, скажем, нескольких лет испробуют на практике и слияние с РСФСР, и отделение от нее в отдельную самостоятельную УССР, и разные формы их тесного союза, и так далее».

В итоге, 29 декабря 1919 года В. Ленин написал «Письмо к рабочим и крестьянам Украины по поводу побед над Деникиным», которое распространялось среди населения в огромном количестве экземпляров. Готовя украинцев к IV Всеукраинскому съезду советов, на котором должны были быть сформированы государственные органы республики, он опять повторил эту ключевую фразу: «Само собой является очевидным и полностью общепризнанным, что только сами украинские рабочие и крестьяне на своем Всеукраинском съезде советов могут решить и решат вопрос о том, воссоединять ли Украину с Россией или оставить Украину самостоятельной и независимой республикой, и в случае последнего, какую именно федеративную связь установить между этой республикой и Россией».

Выдвинутый и настойчиво повторяемый Лениным тезис «слияние или независимость» не был реальной дилеммой. Вождь одновременно адресовал его как украинской общественности, так и центральному партийному аппарату. Для украинцев не существовало дилеммы, они с энтузиазмом приветствовали предложенную большевиками независимость. Руководители партии в окружении Ленина тоже не видели дилеммы, потому что отстаивали слияние, не задумываясь над тем, насколько реальной была бы перспектива построения государства-коммуны при нерешенном национальном вопросе. Выдвигая свой тезис в форме дилеммы, Ленин парализовал как сопротивление своих неопытных соратников, так и национально-освободительное движение. Он не собирался гарантировать реальную самостоятельность национальных республик, но понимал, что формальная независимость должна быть обеспечена.

Преследуя деникинскую армию, в Украину шла военная сила, которая на этот раз не воспринималась населением как оккупационная. На своих штыках она несла резолюцию РКП(б) «О Советской власти на Украине» и ленинское «Письмо к рабочим и крестьянам Украины по поводу побед над Деникиным». Большевистским кормчим хватило ума отказаться от политики, которую они реализовывали в Украине в первой половине 1919 года, и публично продемонстрировать уважение к национальным чувствам украинского народа, к его стремлению утвердить национальную государственность. Одновременно они демонстрировали либерализм в аграрно-крестьянском вопросе, который пребывал в полном противоречии с программными требованиями РКП(б), направленными на построение государства-коммуны. Программные требования выполнял тот же Я. Яковлев, но в другой исторический период — в 1929—1934 гг.

Резолюция РКП(б) «О Советской власти на Украине» ввела в заблуждение даже такого опытного политика, как Владимир Винниченко. «В этой резолюции, — писал он, находясь в эмиграции, — русские коммунисты стали уже на почву не только принципиального, но и реального, фактического признания веса национального вопроса».

Декларация о независимости восстанавливаемой УССР произвела впечатление и на лидеров партии украинских эсеров. В феврале 1920 года ЦК УПСР заявил, что прекращает борьбу с советской Россией, признает полномочия Директории и ее главы С. Петлюры исчерпавшимися и считает вредным параллельное существование УНР и «независимой УССР». В заявлении руководителей партии указывались такие основания изменения позиции: «Коммунисты, переняв политическую власть, задекларировали новый курс национально-социальной политики на Украине».

Кратковременное господство большевиков в первой половине 1919 года теперь выглядело для украинцев в другом свете после испытаний деникинского режима. Представитель ЦК РКП(б) на V Всеукраинской партконференции (ноябрь 1920 года) Г. Зиновьев в кругу единомышленников был полностью откровенен: «Деникин настолько грубо восстанавливал крепостной строй на Украине, настолько хапал даже у богатого крестьянина, что когда его выгнали, настроение было такое, которого не было в начале революции. Мы были бы дураками, если бы не использовали это».

В. Ленин использовал антибелогвардейский синдром, преодолевая сопротивление компартийного аппарата. Красноармейцы стали глашатаями украинской государственности и уравнительного разделения земли. Одновременно Ленин рассматривал русское военное присутствие как важную гарантию утверждения большевистской диктатуры в Украине.

Военное присутствие России постоянно наращивалось хотя бы потому, что Украина была главной ареной военных действий. Осенью 1920 года в республике находилось шесть армий — 4-я, 6-я, 12-я, 13-я, 14-я и Первая конная. Вместе с техническими и специальными частями в них насчитывалось 1,2 млн. военнослужащих. Эта огромная военная сила обеспечила контроль Кремля над мятежной Украиной. Она дала возможность московским и украинским цекистам, представлявшим одну политическую силу с максимальной степенью централизации, выступить в двух разных ипостасях и заключить 28 декабря 1920 года договор о военном и хозяйственном союзе, в преамбуле которого торжественно провозглашалось: «Правительство Российской Социалистической Федеративной Советской Республики, с одной стороны, и правительство Украинской Социалистической Советской Республики, с другой, исходя из провозглашенного Великой пролетарской революцией права народов на самоопределение, определяя независимость и суверенность каждой из договорных сторон и осознавая необходимость сплотить свои силы с целью обороны, а также в интересах их хозяйственного строительства, решили заключить этот союзный рабоче-крестьянский договор...»

Сформулированная в преамбуле декларация о независимости и суверенности договорных сторон показалась авторам документа недостаточной, и они дополнили ее еще одной декларацией в ст. II: «Из самого факта прежней принадлежности территории УССР к бывшей Российской империи для УССР не вытекает никаких обязательств относительно кого бы то ни было».

Заключение договора дало возможность правительству Х. Раковского усилить внешнеполитическую активность. В середине января 1921 года представитель УССР на советско-польских мирных переговорах в Риге Э. Квиринг обратился в ЦК КП(б)У с докладной запиской «О дипломатических представительствах УССР». В ней предлагалось открыть полномочные представительства в Польше, странах Балтии, Чехословакии, Румынии и Австрии. Первый договор об установлении дипломатических отношений был заключен с Литвой 14 февраля 1921 года.