Неразгаданные тайны Маастрихта

Поезд из Льежа проехал мимо моста, на котором я заметил указатель с надписью «Pays-Bas» на синем фоне в окружении евросоюзовских звездочек. Это означало, что мы пересекли бельгийско-голландскую границу. И въехали в Лимбург — южную область Нидерландов (правда, часть Лимбурга расположена и в Бельгии). До Маастрихта оставалось несколько минут езды. «Меж сыром лимбургским живым и ананасом золотым», — эти слова из «Онегина» невольно приходят в голову при первом же упоминании об этом крае. Но каким он окажется в действительности? От нетерпения учащенно бьется сердце. Мне кажется, что я заранее представляю себе Маастрихт во всех подробностях. Это самый южный и самый древний город королевства — он основан еще древними римлянами в I веке до н.э. Но прежде всего надо не забывать о графике перемещений по своему маршруту. Поэтому я еще раз проверяю расписание поездов в Брюссель. Когда ездишь по «периметру» с остановками во многих городах, не дай Бог что-нибудь перепутать или опоздать на поезд! Хватит того, что накануне утром в Люксембурге я прибежал на вокзал на час раньше времени отправления своего поезда. Хорошо еще, что раньше, а не позже... У меня в кармане — «открытый» билет на завтра до Брюсселя Центрального. Поезда туда идут каждый час. Значит, я смогу отправиться туда в любое удобное утреннее время.

Наконец вокзал позади. Ключом к любым открытиям служит как минимум одно — твердое знание дороги в гостиницу, в которой ты должен остановиться. Именно в Маастрихте я об этом не имел ни малейшего представления. В рюкзаке у меня был лишь клочок бумаги с распечатанным из интернета планом квартала, в котором расположен отель. Но я уже не в огромном Мехико (из которого улетел две недели назад). Здесь я явно не потрачу много времени на поиски расположенной в центре пока еще загадочной для меня улицы ван Хассэлткаде. Ищу глазами справочную для туристов на вокзале. Такие должны быть во всех городах. Ага, вот. Серьезный господин в окружении стопок буклетов. Я подхожу и на непривычном для себя голландском спрашиваю: «Здравствуйте. Вы говорите по-французски?». Так странно говорить на языке, который ты неплохо понимаешь в письменном виде и который смертельно боишься услышать из чужих уст. Я так и думал, интонация моя оказалась неправильной. Пришлось повторить. Он отвечает: «Немного говорю». В нидерландском языке слово «немного» очень длинное, оно выражается четырьмя словами сразу. Ну хорошо, я начинаю щебетать по-французски и мы быстро выясняем, что гостиница моя недалеко, в центре, на берегу реки Маас. От вокзала надо идти все время прямо, потом пройти мост и дальше повернуть направо. Чудесно, направляюсь по указанному пути. Спешить некуда, и я внимательно изучаю памятник на привокзальной площади. Смотрю на клумбу поблизости и пытаюсь сообразить, насколько ландшафтный дизайн будет здесь напоминать Валлонию.

Как вы уже поняли или даже знаете, город Маастрихт назван по имени реки. Но в соседней Бельгии и во Франции эта река называется Мёз, у них это слово женского рода. Зато Льеж у голландцев и фламандцев называется Лойк. Вот такие хитрости. В Бельгии очень полезно знать параллельные названия больших городов. Хотя все надписи продублированы на двух языках, не помешает помнить, что Лойк — это Льеж, а, например, Антверпен — это Анверс. Но Маастрихт — это, конечно, моноязычный город. Здесь сплошь звучит «голландский голландский», а не «фламандский голландский». Смотрю на людей и жадно вслушиваюсь в музыку речи. Что и говорить, английский здесь знают все поголовно. Но, пожалуй, до завтра мне придется побыть немым. Почему-то я чувствую определенную вину перед нидерландским языком, который так бессовестно недоучил еще десять лет назад.

Иду по улице, разглядывая витрины. Это утро понедельника. Город уже проснулся и предстает передо мной в своем самом будничном, но все-таки прекрасном обличье. Погожее летнее утро мало располагает к мыслям о работе, особенно когда вы приближаетесь к красивой набережной Мааса. Впрочем, может ли быть некрасивой набережная старого европейского города? Вот и мост, по которому в большом количестве то и дело проезжают велосипедисты любого пола и возраста. Велосипеды в Европе — это культ, эпидемия и страсть, вместе взятые. В конце моста, над самой рекой, «повис» киоск с газетами и сувенирами. Террасы кафе, расположенных на том берегу, уже заполняются посетителями. Сколько романтики в изящных окошечках, уголках крыш, ящиках с цветами и во всем прочем, что веками смотрит в сторону реки! Плавное, размеренное течение Мааса безучастно к тому, что происходит за этими окошечками. Все детали жилых построек соразмерны событиям в душах и умах живущих здесь людей. Они такие же теплые, с таким же неповторимым обличьем, так же выражают индивидуальную сущность маастрихтцев. А река величаво оттеняет все это. Ее задача в другом. Протекая по разным странам, она в нужном месте сливается с водами Северного моря. Она ничего не помнит и не хочет знать. Стоя на берегу, можно бесконечно размышлять об этом удивительном контрасте. Что тут еще скажешь? В это почему-то хочется вдумываться, созерцая панораму противоположной набережной. Но это наблюдение очень сложно выразить словами до конца. Страшно даже представить, мимо скольких жизней, судеб, страстей протекла эта река. Но жители Маастрихта все-таки немного пытаются приручить Маас. Между двумя мостами в центре построена очень узкая длинная пристань, идущая от одного моста к другому. Это причал для многочисленных катеров и яхт, эдакая своеобразная парковка для плавсредств. К нему можно спуститься прямо с моста посреди реки.

Отвлекаясь на всё это, я постепенно замечаю, что поиски гостиницы затянулись. Последним, у кого я спросил о ее местонахождении, был полицейский на мотоцикле. Оказалось, что я уже стою на нужной улице. Отлично, поселяюсь в гостинице. Небольшая, очень добротная гостиница в старом доме почти на берегу Мааса. Дороговизна — чудовищная. Даже в Лондоне, наверное, можно найти отели подешевле. Едва расположившись, выбегаю наружу — гулять, фотографировать, изучать все. Надо сказать, меня ждало такое количество открытий, что сегодня мне кажется, что в Маастрихте я провел не два дня, а минимум неделю.

Для меня символом Маастрихта навсегда стала ослепительно красивая красная башня собора Святого Яна. На ней есть часы с золотыми стрелками — такое можно себе представить только в сказках. Но кроме этой «визитной карточки», в городе масса других романтичных и уютных уголков. Не говоря уже о целой энциклопедии пивного искусства, которую можно обнаружить в барах. Заурядный бар зачастую предлагает посетителям триста и более сортов этого напитка. А ещё в Маастрихте, как и в каждом из старых европейских городов, можно найти парк. Парки эти на удивление разнолики. Ни один из них не повторяет другой, и ни в одном из случаев ни замысел парка, ни сама его топология не совпадают. Где-то есть река, где-то — ручей, где-то — холмы. Где-то основной акцент приходится на клумбы и аллейки, а где-то — на вековые деревья.

Я наобум прогуливался по Маастрихту. И, не прибегая к помощи карты, неожиданно для себя набрел на древние городские стены XIV века. Это длинное сооружение, отчасти дугообразное, не очень высокое. По фактуре их поверхность чем-то напоминает кладку киевских Золотых ворот до реставрации. Местами там обосновалась «стенная флора» — травы, цветы и поросль деревьев. Я с увлечением шел вдоль этих стен, сам не зная, куда попаду. По всем признакам я должен был выйти на не слишком примечательную улицу, которая впоследствии может вывести на окраину города. Но на самом деле произошло не так. Вдруг я увидел потемневшие от времени узкие ступеньки, которые прилегали к стене и, поднимаясь параллельно ей, уводили куда-то вверх. Что будет дальше, увидеть было невозможно: все, расположенное за стенами, было, как и раньше, исключено из поля зрения. Не долго думая, я поднялся. Наверху было совсем другое пространство — начинался большой парк. А по левую сторону открывались ландшафты его нижней части. Вокруг не было ни души. Ко мне сразу же пришло ощущение волшебства, загадки. Потому что все выглядело примерно так, как это бывает во сне: непривычно и, я бы сказал, нарочито очаровательно. Я пошел по песчаной дорожке, рассматривая расположенные справа чудеса клумбового искусства. Голландцы и бельгийцы отдают предпочтение растениям, которые цветут мелкими цветами. Из них создаются самые невероятные сочетания. Все, что может быть подстрижено, было безупречно подстрижено, все, чему полагается цвести — послушно цвело на радость каждому, кто сюда ступает. Степень ухоженности потрясала. Казалось, что каждый день здесь много часов не покладая рук трудятся десятки Золушек, каждую из которых контролирует придирчивая мачеха. Слева протекала небольшая река, которую точно так же можно было назвать большим ручьем. Старые деревья склонялись над ней внизу, другие росли наверху, вдоль дорожки. Белые утки все до одной вышли на берег и устроили симпозиум. Дальше у ручья был перепад уровней, что создавало своеобразный водопадик. И вообще он как-то поворачивал, раздваивался — ну ни дать ни взять готовая натура для фильма-сказки. Виднелся мостик, по которому потом пробежал одинокий бегун. Бегать по парку в пасмурный понедельник — это, наверное, особое хобби. Кое-где стояли черные металлические скамеечки.

И вдруг пошел дождь! Сначала я не обращал на это внимания, потом прибегнул к помощи моего нового мексиканского зонтика. При этом ничто не мешало мне продолжать фотографировать. С одной стороны, я спешил, не зная, как изменится погода в ближайшие минуты, с другой — был слишком очарован красотами парка, которые под дождем выглядели еще романтичнее. Поэтому выглядел я немного комично — субъект под зонтиком, лихорадочно фотографирующий опустевший парк. И тут навстречу мне показалась пожилая пара. Они молча шли под руку, прячась под большим зонтом. Чувствовалось, что начавшийся дождь никак не повлиял на темпоритм их прогулки. Было совершенно очевидно, что этот парк им знаком с давних пор. Это, скорее всего, были маастрихтцы. Как бы там ни было, им нужно было сделать еще шагов сто, и они оказались бы в соседнем квартале, прилегающем к парку. А там уже никакие капризы погоды не страшны, да и живут они, может быть, где-то недалеко. «Прямо-таки Филимон и Бавкида!» — подумал я. И вот мы поравнялись на узкой дорожке парка. В этот момент оба, сдерживая улыбку, посмотрели мне в глаза. Каким же ясным для меня был смысл этого случайного взгляда! Вне всякого сомнения, оба они в тот момент подумали: «Вот и он очарован нашим старым добрым Маастрихтом! Вот и он открыл для себя те места, которые памятны и дороги нам со времен молодости!». Я это понял сразу. И на мгновение исчезли дождь, облака и все досадные случайности погоды. Остался только свет их улыбок и какое-то несказанное ощущение причастности к светлым тайнам чужой души. И конечно — чувство преемственности. Вот так, мол, приходят и приходят сюда люди, поколение за поколением. И у каждого есть возможность задуматься над тем, сколько пар, взявшись за руки, исходили эти тропинки. Сколько признаний в любви или еще как-то важных слов было произнесено в этих аллеях! Нет, я определенно не ошибся в выборе, поднявшись по ступенькам!..

Если Джуна может влиять на работу электроприборов, то я обладаю иной способностью. Как только в мои руки попадает зонтик любой прочности, цены и конструкции, то все ветры мира мгновенно сплетаются в такую розу, чтобы тут же разломать его без всякой надежды на починку. Последний эпизод такого рода произошел ровно год назад у входа в Московскую консерваторию. Потом я сознательно не пользовался зонтиками, заранее зная о своей судьбе. Сейчас же настал черед следующей поломки. В тишайшем парке шел короткий летний дождь. Но стоило мне взять зонтик в руки, как сразу с нескольких сторон подули отчаянно злые ветры. Исполнив небольшой танец, бывший попыткой сбалансировать «парус» зонтика, я уже через минуту оказался с поломанным изделием в руках. После этого обидного случая все ветры прекратились, даже дождь перестал идти. Природа осуществила свой неизменный коварный замысел в отношении меня и успокоилась. Зато я осмотрел этот чудо-парк, узнав о нем не только то, что каждому бросается в глаза, а и немного больше. Наконец я спустился по тем же ступенькам и вышел из парка. Улочки Маастрихта опять послушно ложились мне под ноги. Я продолжил осматривать город. Но теперь у меня и у города был небольшой общий секрет. Приближалась ночь. И я знал — деревья в старом парке, засыпая, будут думать о каждом, кто сегодня гулял по опустевшим аллеям и дарил улыбку встречным. Ведь никто, кроме деревьев, этого не заметил.