«Другая жизнь» Николая Яковченко

Был показан художественный фильм «Другая жизнь, или Побег из того света» режиссера Владимира Артеменко (сценарий — Веры Мельник, оператор — Виталий Зимовец). Эта картина была снята на студии «Укркинохроника». Она рассказывает о нелегкой судьбе нерядового актера и о некоторых фактах из биографии Николая Федоровича. Главные роли сыграли Василий Баша, Инна Капинос, Ирина Мельник и другие.

Уже 32 года, как ушел в бессмертие Николай Федорович Яковченко, а его до сих пор помнят и любят многочисленные почитатели его таланта. В сквере рядом с театром им. И.Франко, где он работал, установлен памятник Яковченко и его друга —пса Фанфана. Здесь всегда многолюдно. Взрослые садятся на бронзовую скамью, рядом со скульптурой актера, а дети любят «погладить» его пса Фанфана и сфотографироваться на память... Яковченко боготворила публика и коллеги, он был актером великого таланта, искренний, остроумный человек, комик с душой трагика, мастер эпизода, о котором и до сих пор ходит немало историй — веселых и грустных. О Николае Федоровиче рассказал «Дню» известный актер Русской драмы Олег Комаров:

— Яковченко жил в актерском доме по улице Ольгинской 2/1 в квартире №10. Это была большая коммунальная квартира, в которой он сразу же после войны занимал большие по площади две комнаты, где жил с женой Татьяной Марковной и двумя дочурками: старшей Ирой и младшей Юной, их соседями были: Евгений Коханенко, заслуженный артист Украины, с женой Марией Шульгой и сыном Тосиком. Они также жили в двух больших комнатах. Маленькую двенадцатиметровку занимала престарелая актриса театра имени И. Франко Е. Ожеговская. Она сразу же после войны ушла из жизни, и в этой комнате стала жить Нонна Кранидовна Копержинская со своим первым мужем и сыном Женей.

По окончанию Второй мировой войны умерла жена Николая Федоровича, Татьяна Марковна. Известно, какая это трагедия для семьи — такая потеря. Николай Федорович остался вдовцом с маленькими девочками на руках. Были в Киеве родственники, которые чем- то, наверное, помогали. Помогали и соседи. Но какой могла быть помощь, если в голодные послевоенные годы самим всего не хватало?

Моя мать, Анна Ильинична Николенко, была в добрых, дружеских отношениях с Татьяной Марковной, и потому, когда та ушла из жизни, пыталась также, чем могла, помочь бедным девочкам.

Юность Николая Федоровича прошла в Прилуках Черниговской области. Мама также из Прилук. Она рассказывала мне, что когда только начала работать в Прилуцком городском театре, то на репетиции и представления к ним приходили уже признанные и известные в городе актеры — комик Николай Яковченко и «герой» Петр Шипенко.

Николай Федорович тяжело переживал трагедию одиночества. Жизнь его не была согрета ни женским теплом, ни заботой о нем и детях, и он начал «искать спасения» от этой трагедии в горькой.

Помню, что после войны, когда была отстроена улица Николаевская (сейчас — Городецкого), там находился ресторан «Театральный». В нем часто можно было увидеть Николая Федоровича, который, подошедши к посетителям, сидевшим за столиками, громко, в шутливой манере говорил:

— Заслуженному артисту республики, Николаю Яковченко, дайте на сто грамм! — присутствующие начинали смеяться.

— Но какие сто грамм, Николай Федорович, садитесь с нами посидите, — радостно говорили они. Усаживали рядом с собой известного уже тогда артиста, угощали его и, затаив дыхание, слушали. У них был радостный, веселый вечер в компании такого интересного человека. Но это не нравилось дочкам Николая Федоровича, которые уже подросли, потому что они считали что таким образом он компрометирует себя, театр, и поэтому запирали на замок кое-какие вещи из его одежды.

И вот, помню, в одно летнее утро я, восьмилетний мальчик в коротких штанишках, выхожу из дверей нашей коммунальной квартиры №11. Двери напротив приоткрываются, и из них высовывается голова Николая Федоровича, который заговорщицки шепчет мне:

— Олежка, дай штанишки...

Много бывальщин рассказывали в то время про актеров. Рассказывали их и о Николае Федоровиче. Можно было услышать, как на съемках какого-то фильма, режиссер приставил к Николаю Федоровичу человека, чтобы следил — не дай Бог актер перед съемкой выпьет. Тот не отходил от него ни на шаг. Вот актер уже садится в кресло, где гримеры готовят его к кадру, вот они уже сделали свое дело.

— Николай Федорович, вы уже готовы? — раздается голос режиссера.

— Го-то-в, — едва ли не по слогам, заплетающимся языком отвечает тот.

Можно было услышать и такую быль, как Николай Федорович «немного перебрал», и врачи скорой помощи, не почувствовав пульса, отвезли его в морг. Когда он очнулся, то санитары разбежались, увидев, как «мертвец» приподнялся и пошел на них, требуя, чтобы ему возвратили одежду, потому что он боится опоздать на репетицию.

Рассказывают также, как Николай Федорович, смотря на себя в зеркало и хлопая ладонями по лицу, ласково приговаривал:

— Ах ты, мордашка, моя Кормилица родная!!!

На одном из концертов Николая Федоровича «объявляют»:

— Выступает заслуженный артист Украины Николай Яковченко. — Он медленно выходит, останавливается и, словно по секрету, но как о деле уже решенном, проговаривает: «Подали на народного». Взрыв хохота. Он при жизни стал легендой: пересказывали истории из его жизни, приглашали на концерты, провожали улыбками на улице...

Но вот дочурки подросли. Юночка вышла замуж. Николай Федорович уже не пил, получил, наконец, трехкомнатную отдельную квартиру на бывшем Брест- Литовском проспекте. В ней он жил с семьей своей Юночки: с ней, ее мужем, режиссером популярной радиопередачи «От субботы до субботы» Владимиром Бохонком, и внуком.

У Николая Федоровича была своя комната, в семье он был окружен уважением и любовью. Более того, здесь существовал его культ. Это было заметно и по большому количеству его колоритных фотопортретов, развешенных по квартире, и по шутливым «семейным» магнитофонным записям, и по тому, как о нем в семье говорили.

Работа в театре, съемки в кино, особенно в последние годы жизни, сделали актера очень популярной личностью. Он стал настоящим Народным артистом Украины. Его везде узнавали, радостно приветствовали. Николай Федорович был чрезвычайно ярким актером, АКТЕРОМ ОТ БОГА.

Я помню в спектакле «Калиновый гай» по пьесе Александра Корнийчука, как он с Полиной Мусиевной Нятко блестяще исполняли дуэтную сцену: «...Мадам, я — моряк! Я посажу вас в гондолу и отвезу в камыши. Я покажу вам небо в алмазах», уверенный в успехе, ухаживает он за манерной, из какого-то иного, вымышленного мира, Агой Щукой. И вот парадоксальная противоположность характеров, яркость индивидуальностей образовывали разительный комедийный эффект в этой сцене.

А его Долгоносик из спектакля «В степях Украины», того же О. Корнийчука! Хотя и негативный персонаж, но такой живой, непосредственный, даже в чем-то привлекательный, что мы, будучи еще детьми, смотря этот спектакль, сопереживали, когда он пел: «И в дальний путь, на долгие года».., и в сопровождении милиционера Редьки уходил со сцены... А симпатичные родители: героя в фильме-комедии «Максим Перепелица» и отец героини в комедии, которая уже стала классикой, «За двумя зайцами» М. Старицкого, сделали его очень популярным. И не случайно, именно Яковченко с его псом Фанфаном соорудили памятник в скверике около театра им. И. Франко, где он когда-то часто сидел. Этот памятник — проявление народного почета. Прекрасна идея памятника. Если бы еще губы были собраны в добрую, сияющую улыбку Николая Федоровича, а не выглядели бы как у первобытного человека, то скульптор, я уверен, увековечил бы себя. Яковченко любили не только зрители, но и обычные люди. Помню, когда он выходил со своей собакой Фанфаном погулять по площади Франко, его сразу же окружала толпа детей, которые ходили за ним. Можно было услышать:

— Николай Федорович, а что ест Фанфан?

— Фанфан — умная собака, он все жрет, даже гвозди (хохот детей).

Развеселить людей, поддержать настроение — было его любимым занятием. Актером он был не только на сцене, но и в жизни. Там, где Яковченко, — там много людей, там — смех.

Помню, как он появился в радиопередаче «От субботы до субботы» в образе казака Мамая, произнося: «Вітаю добірне товариство». Тяжело было удержаться, чтобы не улыбнуться, слушая, как он это говорит.

И многие актеры, чтобы поддержать хорошее настроение в компании, пытались копировать Николая Федоровича, рассказывая какую-то его историю. Даже «отблеск» его в актерских рассказах поднимал людям настроение. А его выступления перед детьми с Фанфаном, и в ресторане, чтобы дали на сто грамм, и многое другое, — из всего он вершил театр! И этот театр был ярким, интересным, талантливым, таким, каким, собственно, он был актером.

В дружеских отношениях с его зятем, Владимиром Бохонком, который очень любил Николая Федоровича, мы были большую часть нашей жизни. А когда Володи не стало, то я навещал его родителей. И вот Борис Маркевич, его отец, вспоминал: как-то с Николаем Федоровичем пошли погулять в парк Славы. Там его приветствовали на каждом шагу. А одна девушка подошла к нему и подарила букет цветов.

Актером он остался, даже когда произнес, как оказалось позже, последние слова в своей жизни. Идя на операцию, он произнес: «Клоун пошел на манеж». И когда Володя Бохонко принял страшное решение уйти из жизни, он проронил в присутствии одной знакомой, которая находилась рядом с ним, смотря на портрет Николая Федоровича, слова: «Скоро встретимся, Николай Федорович, скоро встретимся, Юночка».

— Что ты говоришь? Так прекрасно прошла операция. Врачи сказали, что ты будешь жить, — возразила ему знакомая.

— Ну, хорошо, — ответил Володя. — Пойди на кухню, там интересная статья лежит на столе, прочитай, а я отдохну здесь, на балконе, на свежем воздухе.

Она ушла. А для него это был последний отдых в его жизни, на балконе девятого этажа...

(При подготовке материала использованы «Театральні спогади. Оповідання» О. Комарова).