Кино в России больше, чем кино?
Кино, которое они привезли, публика восприняла неоднозначно. Те, кто, помнит и любит Говорухина времен «Места встречи изменить нельзя», а Михалкова — «Неоконченной пьесы» и «Родни», были разочарованы. Другие — наоборот (и этих других, следует признать, большинство). В общем, кто, выходя из зала, восторженно рыдал, кто раздраженно хмыкал, кто зевал — нормальная гамма здоровых зрительских чувств. Ну а, как еще реагировать? Ведь это всего- навсего кино.
Так, но не совсем. Поскольку кино в России, как оказалось, больше, чем кино. Во всяком случае, когда его снимают Говорухин и Михалков. И легкая зрительская истерия вокруг «Ворошиловского стрелка» и «Сибирского цирюльника» объясняется тем, что эти две личности воспринимаются сегодня и в России, да и у нас скорее как политики, нежели как художники. Собственно, Говорухин и есть действующий политик. А Никита Сергеевич, хоть и руководит Союзом кинематографистов, контролирует российский Фонд культуры, но от политики, так сказать, в чистом виде открещивается. Впрочем, не без лукавства. Ведь сказал же он в интервью «Санди Таймс»: «Я не ищу власти над людьми, но если почувствую, что народ действительно нуждается во мне и хочет видеть меня на посту президента, то я всерьез об этом задумаюсь».
Новые фильмы этих режиссеров не только с особой тщательностью моделируют массовые зрительские эмоции, но, и это главное, претендуют едва ли не на этакое духовное обращение к нации, и более того — показывают по какому пути государству Российскому следует двигаться. Пусть даже публично режиссеры сей факт и отрицают. Хотя, нет. Ведь не раз и не два Никита Михалков повторял: «Фильм показывает не какой Россия была, а какой должна была стать». А подсознание при этом продолжает: какой она будет, если, конечно, ею будет править такой добрый, строгий, но справедливый царь-батюшка, в образе коего явился зрителям сам Никита Сергеевич. Сегодня — кадр из фильма, а завтра, глядишь, — реальность. Чего только не было в России... Ну не Михалков, так другой, кому любезны его взгляды.
В поисках российской национальной идеи режиссер словно повторяет известную дореволюционную формулу: «православие, самодержавие, народность», а в фильме всячески подчеркивает российскую особость, откровенно любуется пресловутой загадочностью души. И это, на самом деле, хорошо. Ну действительно, что плохого в патриотизме? Напротив. Но почему-то очень смущает, если так можно выразиться, патриотический набор, который предлагает режиссер. Его Россия бесшабашная (это тебе не сухой западный прагматизм), загульная, непредсказуемая, но при этом — Бога помнящая и царя чтящая, развеселая и изобильная. А в подтверждение — икра, блины, цыгане, игрища и прочая, прочая, прочая. Так и хочется запеть: «Как упоительны в России вечера...» Даже неловко, право. Уж от кого от кого, а от Никиты Михалкова такой «туристической открытки» дождаться не хотелось. Ну ладно, был бы это, так сказать, экспортный вариант. Но нет. Режиссер откровенничал с киевскими журналистами, дескать, меня упрекают в том, что я снял фильм для иностранцев. «Да, для иностранцев, которые живут в нашей стране. Если 17-летний думает, что войну выиграл солдат Райн, то хочется объяснить, что это не так». И добавил: «Вообще, люди устали от американского кино».
Забавно, но ругать американское кино стало общим жестом. Михалков, а особенно Говорухин в этом преуспели. Но, если то, что снял Михалков не голливудское кино, то какое?.. Да и Станислав Говорухин использовал самый что ни на есть расхожий сюжет американских боевиков (герой-одиночка, не добившийся официальной справедливости, выходит на тропу войны с обидчиками) и их же стремление во что бы то ни стало разделить мир на черное и белое. Вот и в «Ворошиловском стрелке» — кто не с нами, тот против нас.
Я вовсе не пытаюсь судить, плохо это или хорошо, что режиссеры в своих работах решили использовать голливудские лекала, а просто констатирую факт. Но при этом не понимаю, зачем американское кино-то ругать.
Но вернемся к «Цирюльнику». Итак, Никита Михалков, по его собственному признанию, своим фильмом всего лишь пытается объединить народ. Вокруг чего — см. выше. А что из этого получилось? Как очень, на мой взгляд, верно заметил Юрий Гладильщиков в журнале «Итоги», «Цирюльник» разоблачает национальные мифы и надежды на животворную российскую особость. Показывает, что России все не впрок, а идеи свободы и демократии оборачиваются революциями. Ну уж на такую-то реакцию режиссер наверняка не рассчитывал. И рассчитал, выверил все до самой маленькой малости, а, поди ж ты, как обернулось. Нет, не зря Никита Михалков критиков не любит.
Итак, путь, предложенный Михалковым, более менее понятен: православие, самодержавие (читай — президентская власть), народность. И всеми доступными средствами (а их арсенал очень велик, учитывая $45-милионный бюджет картины) режиссер навязывает зрителям избранные им идеологические установки.
То же самое делает и Станислав Говорухин. Только уж у него в «Стрелке» совсем другой коленкор. Режиссер представил свой взгляд на новейшую историю. Впрочем, автор уверяет, что это лишь предполагаемые развития событий: униженные и оскорбленные берут власть в свои руки, освободив их предварительно от винтовки с оптическим прицелом. Меня насторожило и даже где-то испугало то, что режиссеру, похоже, импонирует именно такой вариант развития событий. Больше того, он его в определенном смысле провоцирует.
Сюжет «Ворошиловского стрелка» предельно прост. Три молодых негодяя насилуют девушку. Живет она с дедом (Михаил Ульянов), и тот, не добившись справедливости у власти, сплошь продажной, решает отомстить сам и берется за оружие. Убивать-то он обидчиков не убивает, но яйца (уж простите за прямоту, но кадр из фильма не выбросишь) им отстреливает. Как говорится, око за око. Вернее, гениталии за гениталии. В общем, извечная идея праведной мести. И если режиссеру Говорухину милее справедливость в такой первобытной форме, нежели всякие там юридические тонкости и нюансы — это еще полбеды. Но ведь он же не просто наказывает негодяев-насильников, он, по сути, наказывает социальные типажи, в которых уже депутат Говорухин видит причину всех нынешних бед России. Вот они виновники: спекулянт-лавочник, гнилой интеллигент и третий — молодой человек без определенных занятий, но с папой — полковником милиции. Они не просто насильники, что, естественно, отвратительно. Они насильники как раз потому, что ничего другого от таких типчиков ждать не приходится.
Кстати, Говорухин и не скрывает социальной направленности картины. «Я видел один раз всю эту троицу, — рассказывал он на пресс-конференции. — Только их было не трое, а тысяч тридцать. В октябре 93-го года у Дома советов. Когда утром подходили танки, эти ларечники забрасывали танкистов «Сникерсами», пачками «Мальборо» и прочее, прочее. В этих танках сидели купленные за деньги палачи, которые на глазах у всего мира расстреливали свой собственный парламент (от этого стыда никогда нам уже не избавиться). И когда снаряд попадал внутрь здания, вся эта толпа свистела, орала и аплодировала. Да их нужно просто как гнид уничтожать. Вот я их и вывел в своем фильме. Я тут на них отыгрался». К этому можно добавить: и всем прочим честным людям подсказал, как с ними бороться, ни мало не смущаясь, что уроки братоубийственных войн мы все вместе уже проходили.
Неужели это и есть еще один путь для России? Да только ли для нее? Во время показа картины в киевском Доме кинематографистов зал то и дело одобрительно аплодировал и весело хохотал. Не менее восторженно в большинстве своем воспринимала публика и «Цирюльника». И было пугающе очевидно: политические идеи, пропагандируемые российскими режиссерами, преподнесенные в виде глянцевой открытки и a la народного кино (в случае с Говорухиным), находят весьма живой отклик. Что это? Дефицит собственных ориентиров? Или, может, прав Никита Михалков, который на премьере, когда его попросили оценить отношения между Украиной и Россией, вдруг вспомнил прибаутку: мужик на барина сердился, сердился, а тот и не знал. (Смех в зале)...
