«Классический» счастливчик

С появлением актера на сцене, независимо от того, какую роль он играет, зритель словно оказывается в плену у искусства. Глубина взгляда и голоса, задушевная простота и вместе с тем неподдельность существования в сценическом пространстве, актерская и личностная харизма заставляют сопереживать герою спектакля. Причем не имеет значения, кто он — честный рыцарь Дон Кихот или комично-изворотливый Джон Смит.

— Александр, после перехода из Театра драмы и комедии на Левом берегу Днепра в Театр Русской драмы им. Леси Украинки разделяете ли вы свою профессиональную жизнь на два этапа? Насколько такой переход был для вас органичным?

— Уход из театра — это всегда своего рода подведение итогов. Приход в новый коллектив — это, конечно же, новый этап в профессиональной деятельности. Это и надежды, и опасения, и вера в то, что ты не зря сделал этот шаг. До Киевского театра драмы и комедии был Театр юного зрителя, в котором я проработал значительную часть своей актерской жизни. То есть работа в ТЮЗе — это также был определенный этап в судьбе. И каждому из этих театров я благодарен за то, что они были частью моей жизни. Я благодарен Михаилу Резниковичу за то, что он не просто пригласил меня в Театр им. Леси Украинки, а сразу предложил главную роль. Мой первый рабочий день начался с репетиции спектакля «Слишком женатый таксист». Поэтому переход был естественным и органичным.

— Некоторые актеры сравнивают процесс работы над ролью с рождением ребенка. А ваши ощущения?

— Роль — частица тебя самого. Своеобразный индикатор, проверка: насколько ты развиваешься, вырос ли профессионально и личностно. И, конечно, насколько ты готов идти в профессии дальше. Это счет, который ты каждый раз сам себе выставляешь...

— Жаль ли расставаться с ролями?

— С одной стороны, для меня это достаточно болезненный момент в актерской жизни, я очень переживаю по этому поводу. Но вместе с тем стараюсь воспринимать «уход» роли как данность. Думаю, все предначертано свыше. Поэтому нужно просто благодарно с ними прощаться — все равно они остаются с тобой, как твой личный опыт.

— Благодаря работе на сцене Русской драмы появилось немало новых персонажей. Какой материал вам наиболее близок?

— Мне кажется, когда актеры говорят о том, что у них все роли — любимые, они в определенной степени лукавят. Драматургические тексты очень разнообразны и по художественному уровню, и по сложности, и по своей стилистике. Поэтому одинаково относиться к каждому характеру, созданному на сцене, — просто невозможно. Мне наиболее близка классика. Перечитывая Шекспира, Гоголя, Достоевского, в очередной раз сознаю, что прикосновение к классике — счастье для актера и подарок судьбы. Кроме того, я заметил, что если актер очень хочет сыграть ту или иную роль, то кто-то из режиссеров, словно угадывая его желание, предлагает именно этот материал. Как-то и в моей жизни складывалось, что некоторые роли, которые я тихонько обдумывал, не то что бы мечтал, а просто «примерял» их к себе, дивным образом «приходили». И я очень благодарен за это режиссерам — так было и с «Дон Кихотом», и с «Доходным местом», и с «Дядюшкиным сном», а в свое время — с «Живым трупом», «Отелло» и «Трамваем «Желание».

— В чем, на ваш взгляд, актерская миссия?

— Чтобы избежать излишнего пафоса и красивых слов, за которыми, как правило, ничего не стоит, не буду употреблять словосочетание «актерская миссия». Но, учитывая тот факт, что сегодня все — на продажу (искусство в том числе), хочется, чтобы актеры руководствовались в своей работе совершенно иными принципами. Есть прекрасные строки у Окуджавы: «Давай, брат, отрешимся, давай, брат, воспарим...». Прикосновение к высокому: к тому, что волнует не одно столетие, и не одно поколение, — именно в этом вижу призвание актера и призвание театра.

— Ваш Афанасий Матвеевич в спектакле «Дядюшкин сон», несмотря на, казалось бы, второстепенность этого персонажа, по своему эмоциональному наполнению превзошел многих других героев...

— К каждой роли актер пытается подобрать свой «ключик». Многое зависит и от репетиционного процесса. Репетиции спектакля «Дядюшкин сон» проходили очень легко — режиссер Григорий Зискин четко осознавал, чего он хочет от актеров. Кроме того, в процессе создания характера я предлагал что-то свое. Поэтому могу сказать, что работа над спектаклем — это был обоюдный процесс энергообмена, диалог мыслей, чувств в понимании Достоевского.

— Сегодня некоторые актеры пробуют себя в режиссуре. Не хотелось бы и вам «примерить» на себя новую ипостась?

— В свое время Георгий Товстоногов очень метко сказал популярному артисту Льву Дурову: «Вы ставите спектакли только потому, что общий уровень режиссуры низок и вы кажетесь себе хорошим режиссером». Я был еще совсем юным, когда услышал эти слова, но они отпечатались в моей памяти на всю жизнь, поэтому никаких режиссерских амбиций у меня до сих пор нет. Правда, как преподавателю театрального университета мне нужно выпускать дипломные постановки. Вот тут-то и приходится «примерять» к себе профессию режиссера. Но это, скорее, продиктовано необходимостью — иначе спектакль просто рассыплется.

— Чему прежде всего учите своих студентов?

— Любить профессию и быть в ней индивидуальностью. Театру необходимы интересные личности. Ведь сегодня в нашей профессии очень много ремесленников, и довольно крепких, но всегда интереснее личности. И тогда зритель верит актерскому взгляду, его паузе: за этой паузой в его глазах — прожитая жизнь, а это всегда манит, притягивает...

— Как вы считаете, кто ваш зритель?

— Мне сложно сказать, кто он, но я очень люблю этого зрителя. И не обязательно, чтобы он приходил на спектакль исключительно ради меня. Как-то Шуман сказал пианистам: «Играть нужно не быстро и не медленно, играть нужно так, как будто в зале сидит один-единственный зритель, но он — гениален». Я же играю для зрителя, который любит и понимает театр, а кто он, по сути, не имеет никакого значения.

— Должен ли театр быть социальным? Таковым, например, является спектакль «Доходное место»...

— Слово «социальный» как-то пугает. Скорее, театр должен быть актуальным. Даже если мы играем комедию, мы все равно ищем какие-то глубинные общечеловеческие ценности. А главное — театр должен быть живым, талантливым и красивым... Помните, как в «Андрее Рублеве» Тарковского: «красота без пестроты». Также, наверное, театр должен быть немного «над зрителем». Ведь если все в угоду публике, то это не будет хорошо.