Королевские игры

По старинным рецензиям на театральные спектакли разгуливало во всех направлениях словосочетание «пиршество для глаз». Вначале оно воспринималось как комплемент, потом (когда времена, в том числе театральные, изменились) стало чуть ли не упрёком. Сейчас это, пожалуй, просто словосочетание, которое можно применять с полным на то основанием ко множеству вещей, в данном случае — к графике молодой киевской художницы Екатерины Гутниковой.

Графика Екатерины Гутниковой «манит на литературность». Короли и королевы, рыцари и дамы, пажи и шуты, львы и единороги, сирены и драконы — и вот уже, волей-неволей, начинаются воспоминания о средневековых балладах, легендах и сказках. В действительности всё обстоит далеко не так просто. Справедливости и точности ради скажем, что поиск литературных аналогов — весьма тщательный — проводился, и сходство (и то — не в целом, а скорее в деталях) было замечено только с одним литературным произведением, которое (при этом) сама художница прочитала уже после того, как создала «Сон Георгия», «Ковчег», «Королевский фонтан» и восхитительную «Королевскую игру». Произведение это — «Последнее приключение», повесть, согласно авторской ремарке, «в духе рыцарского романа», принадлежащая перу австрийца Хаймито фон Додерера — прозаика, мягко говоря, не самого популярного, хотя и причисленного (вполне справедливо) к мастерам современной прозы. Хотите — верьте, хотите — проверьте. На всякий случай, во избежание недоразумений, приводим образчик стиля: «Герцогиня распорядилась прервать игру и сидела сейчас на каменном возвышении, расположенном полукругом в глубине сада и наполовину затенённом свисавшими вниз гирляндами синего горошка. Придворные — дамы и господа — стояли по обеим сторонам на площадке, выложенной жёлтой галькой. Повсюду валялись разноцветные мячи — красные, жёлтые, голубые, — а в руках у всех были корзиночки, тоже с мячами; по условиям игры полагалось забрасывать мячи в корзиночки, и у каждой партии был свой цвет, причём цвета не должны были перемешиваться; поэтому все старались ловить мячи своего цвета и избегать чужих, забрасываемых противниками и т. д.». В общем, налицо временно-пространственная неопределённость (не важно, где, и не важно, когда — какое-то условное, полусказочное Средневековье, блаженные «рыцарские времена») при поразительной зоркости к деталям, обязательно ярким и обязательно — изысканно, утончённо красивым.

С анкетных данных, разумеется, полагалось начать. Однако можно разместить их и здесь, тем более, что ничего сенсационного они в себе, по правде сказать, не содержат. Итак: родилась в Киеве; училась в Республиканской художественной средней школе им. Т. Г. Шевченко, на живописном отделении; в 2000 году закончила Украинскую Академию искусств, графический факультет (мастерская свободной графики профессора А. В. Чебыкина); в этом же году поступила в аспирантуру, а также стала членом Национального союза художников Украины (что и говорить, 2000 год был битком набит событиями!). С 1997 года Екатерина Гутникова начала выставляться — и сразу же заявила о себе, что называется, в полный голос.

Екатерина Гутникова — не художник театра, точно так же как и не художник книги. Но понятие театра или, точнее, игры, лицедейства, в графике художницы — одно из ключевых. Театр у нее — это и карнавал, и цирк («Лягушачий» или, например, тот, который устраивает Гануся — прототипом устроительницы стала маленькая племянница художницы), и шутовство (Шут — после Короля и Королевы — пожалуй, самый популярный её персонаж), и человеческие взаимоотношения (вполне, так сказать, будничные и чрезвычайно тонко нюансированные, хотя и закодированные в символических ситуациях и героях). Даже шахматы, в которые играют Король и Королева в «Королевской игре», становятся воплощением, материализацией другой игры, куда более сложной, а для самих персонажей (равно как и для их создательницы) куда более важной — умной, тонкой, элегантной, но беспощадной игры Равных.

Смыслы в своих работах Екатерина Гутникова выплетает так же любовно, тщательно и виртуозно, как тончайшую вышивку на нарядах своих августейших героев или гирлянды плюща на балюстрадах их дворцов. Её картинки — не просто ловушки с двойным и тройным дном, тем более, что все подобные символические ухищрения обычно выводят, в конечном итоге, на какую-нибудь страшно глубокомысленную и в то же время банальную до тоски с зевотой Вечную проблему (вроде Мужчины и Женщины или Лица и Личины). Смысловое узорочье графики Екатерины Гутниковой — скорее лабиринт, где каждый поворот куда-нибудь да приведёт. Именно поэтому «Сон Георгия», например, можно воспринимать и просто как лукавую вариацию на тему старой доброй истории — прославленный герой сладко уснул, убаюканный пением дракона или, точнее, драконши. У этой своеобразной графической баллады есть и продолжение — или, лучше сказать, вариант, сделанный художницей, согласно преданию, для утешения самолюбия всех обидевшихся на «Сон» Георгиев: тут уже хитроумный герой играет на свирели, и очарованные драконессы слетаются к нему целыми толпами или, точнее, стаями («Песня Георгия»).

Разбирать законы и правила, «ходы и контрходы» любой из работ Екатерины Гутниковой увлекательно до чрезвычайности. Не стоит, впрочем, забывать, что все они — звенья одной цепи, определённые этапы одной большой игры, которую художница затеяла со зрителем наверное, ещё в тот далёкий день, когда впервые взялась — ну, допустим, за краски.