«Все в жизни контрапункт…»
Когда первый поклонник украинского края князь Петр Иванович Шаликов писал мимоходом — «наша Малороссия — другая Италия: живописцы, певцы и музыканты здесь образуются природою», — он и представить себе не мог, как эти слова прозвучат через пару-сотню лет. Недавно один из авторитетных журналистов заметил, что в Киеве сегодня не о чем писать, кроме как о музыке и художниках. Я бы уточнила — о музыке предпочтительнее, поскольку именно в этой области мы с миром на равных: киевлянка Лукьянец, харьковчанин Крайнев, российские фестивали, посвященные Валентину Сильвестрову, украинские вечера в доме композиторов в Иваново, которые проводил Сергей Беринский (к сожалению, недавно безвременно ушедший талантливый русский композитор, бывший главный редактор журнала «Музыкальная академия»).
Параллельно с «их» концертно-музыкальной Украиной возник украинский музыковедческий текст о «нашей» России с «нашими» Бортнянским, Чайковским, Стравинским. И вот совсем недавно появился «наш» Глинка. Предупредив чествования 200-летия композитора, которые только предстоят в 2004 году, в Киеве вышла посвященная этой дате книга Сергея Тышко и Сергея Мамаева «Странствия Глинки: комментарий к «Запискам». Часть I «Украина».
Научная интрига закручивается вокруг поездки Михаила Ивановича — основоположника русской музыкальной классики — на Украину за певчими для Императорской Придворной Капеллы в 1838 году. Собственно, фактов по этой поездке накоплено не так уж и мало, но традиция хохлов ставить точки над «і» преображает уже сложившуюся картину.
Сперва авторы убедительно опровергают мнение о том, что «Записки» не предназначались для печати. Затем останавливаются на одном «досадном заблуждении», проникшем в украинскую научную и прочую литературу по причине механического переноса современных представлений на события прошлого. Речь идет об ошибочной трактовке высказываний XVIII — XIX веков о Малороссии как отзыва об Украине в целом. Для современников Глинки понятия «Украина» и «Малороссия» не были полностью синонимичны. Малороссией в строгом смысле назывались земли по левому берегу Днепра, а слово «Украина» обозначало земли приграничные, по словам авторов, как бы подсознательно еще оспариваемые у Польши — Полесье, Подолье, Волынь. Исследователи подчеркивают, что «современники Глинки, отзываясь как угодно восторженно или уничижительно о Малороссии, не имели ни малейшего намерения задеть национальное достоинство местных жителей, либо польстить ему, высказаться об Украине в целом, как порой это представляется нашему современнику, экстраполирующему сегодняшнюю политическую конъюнктуру на тогдашние обстоятельства».
Дальнейшие сюжетные виражи превращают книгу о странствиях Глинки в настоящий приключенческий роман. Некоторые из них выглядят особенно современно. Оказывается, что примерно с конца XVIII в. в России, а в первую очередь в Петербурге, возникла своеобразная «малороссийская мода». Ее следы в литературе — «Путешествие по всему Крыму и Бессарабии в 1799 г.» П. Сумарокова, «Путешествие в Малороссию» (1803 г.) И. Шаликова, «Путешествие в полуденную Россию. 1805» В. Измайлова, «Дневник моего путешествия в Киев в 1817 г.» И. Долгорукого.
Оказывается, что в начале царствования Александра I в Россию для научной и педагогической работы были приглашены закарпатские масоны, которые затем сыграли видную роль в становлении российской системы образования. Это — В. Кукольник-отец, его приемник на месте директора Нежинской гимназии, врач, юрист и филолог И. Орлай, первый ректор обновленного Петербургского университета, сенатор М. Балугянский, профессор права П. Лодий.
Оказывается, что «сокрушаясь о судьбах господских наложниц — как крепостных, так и свободных представительниц низших сословий — Шевченко, Герцен, а позднее Лесков... брали в своих многочисленных обращениях к этому предмету только одну сторону. С другой стороны — девушки были обычно вовсе не против близких отношений с барином». Интересные рассуждения о бастардах завершает цитата из переписки Модеста Мусоргского: «Соединение крепостной с аристократом-помещиком... на благо россиянам».
Кульминация книги — глава-открытие об украинском происхождении оперы Глинки «Руслан и Людмила». Стиль и аргументы этого раздела не только интересны благодаря полученным выводам, но и безусловно полезны с точки зрения методологии. В то время как вся Россия ломает мозги над вопросом, быть или не быть «Патриотической песне» Глинки государственным гимном, у нас размышляют над тем, что чувствовал этот человек, когда писал свою музыку. Впрочем и здесь есть о чем вспомнить. Когда в ближайшем окружении Глинки «возникло стремление к некой «канонизации» личности композитора и «сакрализации» всего его образа жизни», малоросс Николай Маркевич, соученик Глинки по Благородному пансиону, взял да и написал: «Глинка Михайло (sic!) Иванович — наш гениальный Маэстро... Пылкий, страстный, он испортил себе имя человека излишней любовью к вину, и изгнанием своей красавицы-жены...»
Что же, прав был Михайло Иванович — великий русский композитор — «все в жизни контрапункт — то есть противоположность».
