Центр Европы

По дороге в Ужгород, в нескольких километрах от закарпатского города Рахов, находится геофизическая отметка — «Центр Европы». От нее одинаково далеко как до Геркулесовых столбов Гибралтара, так и до Уральского хребта, до берегов как Северного, так и Средиземного морей. Если бы Европа захотела полностью оторваться от остального мира и вращаться вокруг собственной оси, то эту ось нужно было бы установить именно там, в этой точке. На склоне горы, возле дороги, вдоль которой шумит норовистая река Тиса.

Это красивое место. Воды Тисы и дорога, которая синхронно вьется вдоль нее, там рисуют на земле изысканный античный узор-меандр; плотно покрытые лесом горы подходят близко и круто, создавая впечатление не только защищенности, но и отчужденности от мира, даже ближнего. Установка несколько лет назад скромного знака «Центр Европы» стала одним из проявлений независимости Украины, а может даже демонстрацией ее принадлежности к Западу; или выражением определенной претензии, права на эту принадлежность. Многим людям приятно думать, что они живут «в центре», а не где-то там, на периферии, почти в Азии.

Однако на собственном опыте я неоднократно убедилась, что перед иностранцами своим «центральноевропейским» местоположением лучше не гордиться. При упоминании об украинском центре Европы они обычно удивленно поднимают брови, пожимают плечами и, не останавливаясь, переходят на другие темы. Встречаются и такие — хуже воспитанные люди — которые не могут скрыть насмешливую улыбку. Дело здесь не только в фантастической несовместимости тех порядков, которые иностранцы наблюдают у нас на каждом шагу (в том числе вокруг упомянутого географического знака), с европейскими стандартами жизни. Для западного человека Европа когда-то кончалась на границах Российской империи («Азиатской страны»), а позже — упиралась, как в дорожный тупик, в Железный занавес. Из-за которого проникали к соседям трупные запахи, ядерные излучения, испарения нищенского и негигиеничного средневекового быта, тяжелые тучи тьмы.

Центр же Европы, как знает каждый гражданин мира, это нечто иное — достаток для большинства людей, конституционные свободы, чистые и украшенные, как горница у хорошей хозяйки, города, сияющая разноцветная паутина отличных дорог. Именно на этом фоне мы позволяем себе «выступать» со своим «Центром Европы» над Тисой. Рядом с которым, кстати, построено (не к празднику будь сказано!) два так называемых туалета в классическом советском «азиатском» стиле — безошибочные приметы нашей «европейскости».

Такова ситуация сейчас. Но что будет с нами, с Европой, с миром через 50, 100, 200 лет? История однозначно свидетельствует, что самые непоколебимые для современников той или иной эпохи реалии жизни могут исчезать совсем или подвергаться невероятным метаморфозам. Одни города и страны приобретают значение и могущество, другие уходят в небытие или теряют все свое прежнее величие. Так, в начале ХVII века на карте мира еще не было такого города как Нью-Йорк, который сегодня является финансовым центром этого мира. Только в 1626 году голландская Вест- Индская компания основала на территории племени ирокезов маленький городок под названием «Новый Амстердам» — будущий Нью-Йорк. Приблизительно в то же время сошла на нет военная и торговая мощь «властительницы морей блестящей Венеции» с ее непобедимым флотом и переполненными золотом банками. Запад же тогда вращался вокруг Парижа, Лондона, Амстердама, Вены; последние два города, как известно, не сохранили до наших дней свое тогдашнее мировое влияние. Сегодня же «все течет, все меняется» и «все проходит» так быстро, как никогда раньше.

В течение тысячелетий центры торговли, промышленности, культуры мигрировали из одной страны в другую и из одного города в другой, — политика, наука и культура творились преимущественно в городах. Всегда ли именно так будет? Кажется, что людям уже несколько надоело жить в толпе и на асфальте мегаполисов (природа формировала Homo sapiens совсем не для ярмарочного существования). Резко возрастает цена тишины, прозрачных рек, дыхания леса, запахов степи. Тем более, что сегодня (впервые в истории человечества), благодаря компьютерным технологиям, отделенность не тождественна полной оторванности от людей, от совместного труда. Современные пустынники и пещерники могут оставаться, по желанию, активными, информированными и общительными членами общества.

И почему не допустить, что через некоторое время фактическими центрами жизни и творчества человечества станут именно такие оазисы в шумных урбанистических джунглях, как наши Карпаты? Места, которых в Европе осталось не так уж и много. Где к горизонту катятся голубые волны карпатских хребтов, которых касаются тучки; горы там такие крутые, что высоченные стройные пихты и буки почти касаются вершинами их склонов; в каждом ущелье там бежит, между щедро украшенными цветами берегами, прозрачный капризный «поточек», а все самые высокие и крутые опушки так тщательно обработаны косарями, что могут соревноваться с бирюзовыми британскими газонами; то там, то сям на поверхность земли пробиваются — к услугам путешественников — источники холодной вкусной минеральной воды. Если мы сохраним это Богом данное нам богатство (в чем, к сожалению нет уверенности), то оно имеет все шансы стать в недалеком будущем очень привлекательным «Центром Европы», как бы кто там сегодня не зубоскалил.

Карпатские горы имеют особенность скрывать от глаз путешественника путь наверх. Человек идет по крутой тропинке и с каждым шагом воздух становится все более прохладным и чистым, а небо темнеет и приближается. Кажется, еще немного усилий, несколько шагов — и ты там, на желанной вершине. Но в горах так никогда не происходит. Там ты поднимаешься на одну вершину словно только для того, чтобы увидеть путь на следующую. И опять идешь круто вверх, снова перед глазами близкая и, казалось бы, последняя — самая высокая — вершина. На ней можно расслабиться, отдохнуть, полюбоваться открывающимся видом, погордиться собой и — «покатиться» вниз. Но горе путешественнику, который в это поверит, ибо ему не хватит сил на дальнейший крутой, тяжелый и опасный путь наверх.