«Надійний духом»

Выдающаяся личность, яркий человек, отмеченный необыкновенным «знаком судьбы», интересен не только сам по себе. Часто мысли и поступки такого человека могут стать очень весомым, убедительным и, главное, конкретным аргументом в несколько абстрактных, академических дискуссиях историков: как же следует оценивать то или другое явление, событие, эпоху?

Такого рода дискуссии ведутся, как известно, и вокруг пути, который прошла ОУН-УПА. Одним из самых сильных видов «оружия», ведущим к победе в этой «битве идей», являются достоверные факты из жизни людей, влиявших тогда на ход истории. Не будет преувеличением сказать, что таким человеком и был Олег Ольжич (Кандыба), талантливый украинский поэт, один из руководителей ОУН в годы Второй мировой войны. Исключительно одаренная личность (помимо всего прочего, он мог бы стать, по единогласному мнению специалистов, ученым- археологом международного уровня), Ольжич еще по-настоящему не открыт ни историками, ни литературоведами, ни публицистами.

Его путь в жизни оказался трагически коротким: неполных 37 лет...

Олег был сыном выдающегося украинского поэта-классика Александра Олеся (Кандыбы) (1878 — 1944). Мальчик, родившийся в Житомире 8 июля 1907 года, рано проявил свои способности: уже в 8 лет начал писать стихи, потом — коротенькие рассказы о животных (один из них, «Рудько», сейчас часто печатается в хрестоматиях для детей). Олег с детства много читал, в чем помощником и советчиком ему был отец — кто мог предвидеть тогда, что через определенное время эти двое, отец и сын, оставаясь друзьями и продолжая любить и уважать друг друга, разойдутся во взглядах, прежде всего эстетических... Самое страшное: отец пережил трагическую гибель сына, правда, всего на полтора месяца.

Украинская революция 1917 — 1920 гг. и ее поражение сделало для А. Олеся невозможной жизнь на Родине (он мечтал про «свято згоди», а революция оказалась весьма далекой от розовых снов...). В 1923 г. к отцу, жившему тогда под Прагой, присоединился вместе с матерью 16-летний Олег. Позади осталось голодная, суровая и опасная жизнь в Пуще-Водице, под Киевом, абсолютное одиночество, вызванное полной изоляцией от новой власти. Но как юноша мог забыть кровь, насилие, жестокость, братоубийство (в 1919 г. петлюровцами был расстрелян его дядя, мамин брат...).

В начале 1925 г. Олег стал студентом философского факультета Карлового университета в Праге — одного из старейших вузов Европы. Там одаренный юноша увлекается археологией и теорией искусств, причем изучает эти дисциплины настолько серьезно и вдохновенно, что его называл своим любимым учеником сам Любош Нидерле, чешский историк и археолог с мировым именем, автор «Славянских древностей». В 23 года Олег Кандыба получает докторскую степень от философского факультета Карлового университета за серию работ, посвященных неолитической рисованной керамике Галичины.

Перед молодым человеком открывались перспективы блестящей научной карьеры и, кто знает, возможно, и мировой славы (когда в 1934 и 1936 годах Ольжич посетил по делам ОУН Рим и США, то он встречался и с ведущими тамошними археологами, и те были поражены его талантом и знаниями). Но выбор каждый делает сам; Олег Ольжич решил посвятить жизнь борьбе за свободу Украины, как он ее понимал, и в 1929 году вступил в только что созданную Организацию Украинских Националистов.

Характер молодого Ольжича будет легче понять, если вспомнить его первый организационный псевдоним, данный ему после вступления в ОУН: «Идеалист». Почему он сделал именно такой выбор? На это дают ответ его слова : «Народ, который верит, что какая-то соседняя страна или империя даст ему государство, никогда не сможет стать на собственные ноги и будет всегда паралитиком. А его политические группы будут задними колесами для чужих агентур». Совсем другие, по мнению Ольжича, судьбы наций, нашедших себя, ибо, «найдя героический жизненный идеал, нация не боится уже никаких физических ударов». Ольжич ощущал свою органическую связь с украинской нацией и шел своим путем в жизни полностью сознательно.

Наделенный от природы и от эпохи («жестокой, как волчица», это уже Ольжич-поэт!) трагическим мировосприятием, он знал, что проживет недолго, но спокойно готовил себя к жертвенной гибели во имя Украины, а, с другой стороны, он был наделен исключительно трезвым умом и, как свидетельствуют его соратники, в страшные 1942 — 1944 годы не склонен был подвергать ни себя, ни товарищей лишнему, ненужному риску. Не был Олег физически сильным от рождения, но воспитал в себе сверхжелезную волю — ибо превыше всего ее ценил.

За жизнь он увидел напечатанными только два своих сборника: «Рінь» (1935 г., Львов) и «Вежі»(1940 г., Прага). Как вспоминает выдающийся украинский прозаик Улас Самчук, «в отличие от своего отца с его певческой лирикой. О.Ольжич хотел быть малословным, простым, каменным...»

И, добавим, в отличие от отца Олег всегда считал: плачем и скорбью Украину не спасешь. Необходимо воспитать поколение, способное на героический поступок во имя нации — вплоть до гибели. Один из стихов Ольжича начинался так: «О Націє, що над добро і над зло...». Это, в сущности, краеугольный камень идеологии любого национализма — и это же самое слабое место любой националистической доктрины, так как едва ли следует выводить нацию как незыблемый Абсолют из конкретной системы духовных и социальных координат. А впрочем, легко, конечно, критиковать поэта и политика, погибшего мученической смертью от рук гестапо, но имеем ли право мы это делать, мы, кто не познал и сотой части тех опасностей и страданий, которые выпали на его долю?

«Ти не відхилиш свойого кінця» — вот кредо поэта Ольжича. Эту готовность к жертве давала ему вера в то, что «Україна перестала бути ідейною провінцією, її духовність відтоді (то есть со времени революции 1917 — 1920 гг. — И.С. ), самобутня і самовистачальна, післанництво цієї духовності — в майбутньому» (все было бы так, если бы не абсурдность и непредвиденность истории; духовная самодостаточность Украины — это еще не достигнутая цель...).

Нельзя не сказать про впечатляющий интеллектуальный уровень творчества Ольжича. Он, зная 9 европейских языков и чувствуя себя в лабиринтах сюжетов украинской и всемирной истории как дома, поднимал украинскую поэзию на новую духовную высоту с таким блеском, как до него это удавалось, возможно, только Лесе Украинке и Ивану Франко (стихотворения «Ганнібал в Італії», «Галли», «Готи», цикл «Люкреція», «Дон Хозе», «Вікінг», «Дон Кіхот» и десятки других). Отдельно стоят его крупные поэтические произведения «Незнаному воякові» и «Грудень 1932», где Ольжич создал философско-эстетическую модель идеального человека-борца, как он себе представлял ее.

Вторая мировая стала Голгофой для украинского народа. Эта война не могла не стать адским испытанием всех духовных и физических сил и для Олега Ольжича. Стихи писать он не успевал — отдавал все свое время подпольной работе. Представитель Провода Украинских Националистов на украинских землях в 1941 — 1944 гг., потом — заместитель головы Провода Андрея Мельника, О. Ольжич руководил, в сущности, всем националистическим подпольем в Киеве, Львове, Ровно, Приднепровье и на восточных землях. Понимая, что «гитлеровская идеология расистская и человеконенавистническая» (слова Ольжича, которые приводит Штуль-Жданович), он ненавидел и коммунистическую власть. Организации, затиснутой в адские тиски и вынужденной противостоять двум тоталитарным режимам, практически невозможно было рассчитывать на победу. Вдобавок, два крыла ОУН так и не нашли общий язык. Хватало и предателей, агентов гестапо. Один из таких Иуд выдал Ольжича. Это случилось 25 мая 1944 года во Львове на частной квартире по ул. Лычаковской, 32. Поэт вышел навстречу палачам абсолютно спокойно, чуть заметно улыбаясь. Он тут же был отправлен в Берлин, а оттуда — в лагерь смерти Заксенхаузен. Три садиста: оберштурмбанфюрер СС Вольф, гауптштурмбанфюрер Шульц и еще один эсэсовец — Вильгельм Вирзинг — подвергли Ольжича нечеловеческим пыткам. 9 июня 1944 года Олег Кандыба умер в камере, куда его бесчувственного бросили после 27-го людоедского допроса.

Не нужно делать из Ольжича ангела, он им не был. Но разве не заслуживает уважения человек, который перед лицом мученической смерти заявил фашистам: никаких свидетельств давать не буду и ничего подписывать не буду (об этом рассказывают все узники, видевшие Ольжича в последние дни)? И имеем ли мы право забыть того, кто однажды написал: «Великі ідеї родяться живцем, в муках», и жил для своей идеи — мы, живущие под совсем другим, печальным девизом: «Маємо те, що маємо...» .