Осень, осень ...

Лето — это, возможно, наиболее «материальная», «телесная» и «статичная» часть года, — никаких полутонов или недомолвок, все четко очерчено; природа-мать неутомимо заботится о наших нуждах. Кажется (особенно в большую жару), что лету конца не будет, что вокруг ничего не меняется и не изменится никогда. Но как-то проходит день солнцестояния, добираемся и до осеннего равноденствия, а здесь встречаемся и с осенью — этим двуликим богом Янусом. Ибо смотрит он одновременно и на лето, и на зиму, словно колеблясь, в какую сторону повернуться. Каждый день становится тогда неопределенным, загадкой, ожиданием, ведь этот Янус каждый день принимает непредсказуемое решение, очевидно забавляясь с людьми.

Особенно роскошно, даже экстравагантно природа одевается в октябре — по- видимому для того, чтобы заранее компенсировать нам однотонность приближающегося серо-черного ноября. Как та красавица, которая покидает мир и постригается в монахини, а до того в последний раз появляется перед людьми во всем блеске своей привлекательности. Октябрьское разнообразие нерукотворных красок, оттенков и смесей невозможно постичь. Голубой прозрачный небесный фон усиливает желтые тона, смягчает огненно-багровые, придает особый оттенок остаткам зеленых.

Утром лучи солнца пронзают тучи-туманы, ночью тяжело упавшие на землю, и на глазах происходит чудо — мир мгновенно меняется, оживает и начинает светиться красками словно изнутри. Утренняя дымка иногда сохраняется и днем, придавая всему вокруг легкий, едва заметный оттенок голубого. От такой красоты становится грустно, душа напрасно пытается понять нечто недоступное. А спросить у нее — так и не ответит, что именно.

В это время года привлекают растения, которых летом и не замечаем вовсе. Например, граб, который в наших краях редко вырастает высоким и раскидистым деревом. А осенью он первым стремительно меняет окраску — его листья из зеленых превращаются в бронзово-красные, словно их кто-то перековывает. Чуть позже краснеет дикий виноград и щедро украшает все те опоры, на которых вьется — другие деревья, кусты, столбы, стены и даже саму землю. Береза заменяет свою элегантную листву золотыми монетками, а ива — желтыми сережками. Заросли скумпии осенью удивляют разнообразием красок — от розовой до черно-ярко-пурпурной. Белые меловые Святые горы над Донцем, покрытые и там, и тут кустиками пылающей скумпии, — это особенное зрелище. Из тех, когда не веришь собственным глазам.

Симфония красок с каждым днем обогащается, становится все более роскошно-сказочной, ее звучание достигает апогея, апофеоза, — и ни одной фальшивой ноты, никакой дисгармонии! Только дубы, старые опытные стоики, долго остаются густо-зелеными — словно бросают вызов ранним «капитулянтам». Первым сдается шотландский — каждый его свежий плотный зеленый лист разукрашивается веселыми пятнами.

На Трухановом острове, в той его части, которая выходит к Десне, осенью становится совсем тихо и безлюдно. Шелестят травы, ивы, камыш; доцветают ромашки, дозревают последние ягоды ежевики и шиповника; на теплых от солнца мягких тропинках млеют уже сонные ужи. Если ходить тихо, не разговаривая, то можно близко увидеть лису с роскошным хвостом трубой (почему она не носит его на шее?), спугнуть суетливых перепелок, встретиться с неудачником- аистом, которого что-то задержало на острове.

На песчаных берегах рек, недавно плотно устеленных загоревшими человеческими телами и «озвученных» громкоголосыми магнитофонами, сейчас пусто, чисто и очень тихо — слышно, как плещется рыба, как нежно шелестит листва. Осенью меняются не только растения, но и вода — реки и речушки, проливы и ручейки, озерца и лужи. Вода в них становится особенно чистой, прозрачной, а ее поверхность — темной, словно завороженной, во что-то посвященной. Радостно и немного страшно купаться в тех черных чистых зачарованных осенних водах, долго сохраняющих остатки летнего солнечного тепла.

Когда листва на деревьях начинает редеть, то по правому берегу Днепра, на севере за Вышгородом, глазам открываются далекие синие горизонты, окутанные легкой дымкой. Время не изменило эти горизонты, сохранило их древние абрисы и сегодня мы видим их такими, какими они были во времена Киевской Руси. Тогда, когда на них смотрели наши предки, охотясь или ловя рыбу на острове.

Чары осени, наверное, в их быстротечности, эфемерности — достаточно одного порыва безжалостного ветра, тяжелой темной тучи, насыщенной холодным дождем, и все вокруг меняется. Словно злой колдун наворожит. Но пока что везде царит тихо-печальная атмосфера прощания, в природе свершается таинство метаморфозы. Но почему- почему-почему человек не обладает такой же возможностью — каждый сезон меняться, обновляться, очищаться?