СВОБОДА на баррикадах

14 июля Франция отмечает национальный праздник — День падения крепости-тюрьмы Бастилии (1789 год) во времена Великой Французской революции. Советская действительность и отрезвление от нее не очень благосклонно настроили наше общество к революциям, переворотам, гражданским войнам, а особенно к связанному с ними разрушению человеческих душ и исторических памятников. Великая Французская революция, однако, занимает особое место в современной истории, ибо тогда произошло не просто устранение абсолютизма в одной «отдельно взятой стране». Это было воистину тектоническое и весьма патетическое начало процесса, который привел, в конечном счете, к тому, что мы называем сегодня демократией, правами человека, свободой совести. Хотя понадобилось больше 100 лет для того, чтобы под влиянием начатых французами в ХVIII веке реформ и идей лицо западного мира заметно изменилось.

Для современных людей Великая Французская революция — это «Декларация прав человека и гражданина» (первая в мире), несравненная Марсельеза, пламенный девиз: «Свобода, равенство, братство или смерть!» (проще всего было реализовать, как это всегда случается, последний призыв). И длинный ряд блестящих людей, именно в головах которых и началась революция, — Вольтер, Руссо, Бомарше, Монтескье и другие великие. А еще — герои Виктора Гюго, Третья симфония Бетховена и, не в последнюю очередь, карикатуры времен Великой Французской революции.

Ибо, в отличие от большинства других народов, французы в самых опасных или торжественных ситуациях склонны подмешивать к величию или трагедии юмор, сатиру. Тем самым подтверждая, что «от великого до смешного — только один шаг». Во время революции предметами шуток стали даже тюрьма, гильотина, смерть, угрожавшие тогда каждому. Когда славного Дантона, одного из «отцов революции», повезли в позорной повозке на казнь, он крикнул Робеспьеру, который его осудил: «Вскоре ты поедешь за мной!». Уличная толпа восприняла это с хохотом, как удачную шутку, но слова были, как вскоре оказалось, пророческими.

События Великой Французской революции описаны многочисленными историками, романистами, поэтами различных стран. Кстати, как неудивительно, но эта тема почему-то совсем не заинтересовала русских и украинских писателей классического ХIХ века, в отличие, скажем, от британских. Вспомнить хотя бы непревзойденную «Повесть о двух городах» (Лондон и Париж времен Революции) Чарлза Диккенса, которая магически переносит читателя в ту насыщенную ожиданиями, переменами и ужасом эпоху. Когда, по словам циника Талейрана, «человек был не способен отвечать за свои поступки» — революция несла его, как бурный поток щепку.

А вообще мало, по-видимому, найдется среди нас людей, для которых Франция, Париж не занимали бы особое место в сознании, независимо от того, побывали мы там или нет. Они являются для нас воплощением не только свободы, но и артистизма, остроумия, женского шарма и остаются неизменным центром культурной жизни планеты. Знатоки скажут вам, что это совсем не так, что эти центры уже давно переместились куда подальше — в Нью-Йорк, Лондон или Москву. И что современный мегаполис имеет мало общего со старым Парижем, воспетым не одним поколением интернациональной богемы. Все это правда, но не верьте знатокам — они ошибаются!

Действительность редко воспринимается нами как чистая реальность, независимая от человека. Ибо обычно мы добавляем к трем материальным измерениям бытия еще одно — духовное измерение своего представления, которое для нас не менее реально, чем другие, а зачастую — важнее. Украина, скажем, всегда будет иметь «Садок вишневий коло хати», даже когда здесь не останется ни одного дерева, а Великобритания еще долго будет считаться страной джентльменов, хотя теперешние британцы и не очень представляют себе, что это, собственно, такое. То же самое с Парижем — он прочно соткан из разноцветных нитей нашего воображения.

Поэтому и сегодня яркие светотени играют на бульварах Парижа, на берегах Сены, как их свыше ста лет назад увидели импрессионисты; шумит, как и когда-то, шокирующая ночная жизнь Тулуз-Лотрека, в водовороте которого «Арлекин» Пикассо больше напоминает презрительного короля, чем комедианта. Изящная красота и ум «Мадам Рекамье» Давида до сих пор очаровывают мир, а знатные и мужественные «Граждане Кале» Родена все идут на смерть для спасения своих неблагодарных сограждан.

Где-то там над ночным Парижем, выше новостроек и даже Эйфелевой башни, среди темных туч несется величественная и строгая дама в красном фригийском колпаке — символ Свободы. Vivе la France!