ТРОПИНКАМИ ПАМЯТИ

Когда правительства УССР и ПНР в 1951 году подписывали договор об обмене участками государственных территорий, загодя продумали все. И когда состоится изменение границы, и что произойдет с оставленным имуществом двух сторон, и какой будет его стоимость.

«Забыли» только о людях — 32 тысячах украинцев из 45 сел Нижнеустрикивского, Хиривского и Стрилкивского районов Дрогобычской области и десятках тысяч поляков из Люблинского воеводства Польши. Об этих людях ни единым словом не упоминается в тексте договора, а все ответы причастных к акции 1951 года лиц сквозят коммунистической патетикой. Никто в те времена не задумывался над тем, что изменение линии границы на несколько десятков километров означает не только передачу предприятий и природных богатств другим владельцам-государствам, но и в корне меняет судьбы людей, которые эту землю вынуждены покинуть.

Пани Леся 70 лет назад родилась в бойковском селе Литовищах в Бескидах. Семья ее была зажиточной; дед имел кузницу, отец занимался табачной торговлей. Когда училась в школе, встречалась с соседским парнем — Михаилом, который работал в пункте по приему молока. Думали поженится, но в конце 40-х годов жениха посадили в тюрьму. Ревизоры обнаружили недостачу нескольких килограммов масла и сделали вывод, что этим маслом он угостил украинских партизан. Все село знало, что Михаил не имел никакой связи с лесными братьями, однако в те времена мнение и репутация уже ничего не значили. Михаила повезли в Сибирь; Леся пообещала ждать. Три года ждала его в родных Литовищах, а тогда...

Одна беда потянула за собой другие. Внезапно умирает отец Леси и тяжело заболевает мать. Увозят ее в больницу в Самбор, а Леся с двумя младшими сестрами остается за старшую. Просит Бога, чтобы быстрее возвратилась из больницы мать, а Михаил из Сибири. Только не услышали на небе этих молитв. Хотя через несколько месяцев мама выздоровеет, а спустя несколько лет Михаила досрочно освободят, они больше никогда не попадут в Литовища. Сама пани Леся приедет в родное село ровно через 50 лет.

«Весной 1951 года сказали, что нас будут переселять в Восточную Украину, ибо Польше нужна нефть, а Союзу — уголь, который нашли в районе Червонограда, — рассказывает пани Леся в автобусе, который везет ее в родное село. — Никто не хотел переселяться, теряли сознание возле пожитков, рыдали, как на похоронах, но не было выбора. Нас, троих детей, под конвоем с вещами посадили на машину и повезли на железнодорожную станцию в райцентр. Под дулами двух автоматов нас сопровождали в товарном вагоне, в котором мы ехали на восток».

С Херсонщины Леся с сестрами убежала. Другие тоже поехали бы за ними, но никому не выдавали документы. У сестер был весомый предлог: сказали, что едут забрать маму из Самбора, хотя возвращаться назад не собирались. Перспектива собирать хлопок или пахать землю под обжигающим солнцем, а за это получать «палочки» и несколько сот граммов зерна, девчонок не устраивала. Удивляли и повадки местных людей, их фронтовая мода, русско- украинский суржик.

Когда Михаила освободили, он уже знал, что его семья далеко от Литовищей. Вернулся он совершенно в новую среду. А невеста с сестрами и мамой поселились в небольшом городишке на Львовщине. Начинали, как говорится, с нуля. Трудоспособной на то время была только Леся, и ей приходилось содержать всю семью. Через 5 лет после депортации земляки написали, что Михаила освободили, поэтому пани Леся ожидала, что он вот-вот приедет. Но не ехал Михаил месяц, второй, третий. Девушке ехать к парню по сельскому этикету считалось неприличным. «Может, я бы его еще подождала, но у меня были две младшие сестры. Считалось, что если я не выйду замуж, то закрою им дорогу. Думала, что Михаил приехал, увидел много новых девушек, может, кто-то и понравился... Решила, что хватит уж сторониться парней, и вышла замуж».

Она имела уже детей, и опять приехала на Херсонщину увидеться с друзьями, соседями. Встретилась с тем, с кем хотела связать свою жизнь.

— Спрашивал меня тогда Михаил, почему я его не дождалась. А я спрашивала, почему сразу не приехал к мне. Сказал, что у него не было обуви и одежды на дорогу, а в фуфайке ехать стеснялся. Я была не из бедного рода, и он не хотел в моих глазах выглядеть бедняком. Разве я могла бы додуматься, что причина именно в этом? — сквозь слезы всхлипывает пани Леся. — Он сам мне был нужен, а не его наряды!

Все было именно так. В колхозах денег не платили, жили крестьяне действительно по-нищенски. Особенно переселенцы, с которых высчитывали 5 тысяч рублей за наскоро сбитые для них хаты-землянки. Они сами их потом и достраивали, обустраивали, были вынуждены в двухкомнатных хатах ютится вместе со скотом, ибо бойко без нее — не «газда». Михаил упрямо собирал необходимый гардероб и средства для поездки, но вдруг узнал, что у Леси скоро свадьба. Не принято было навязывать себя друг другу и Михаил смирился с судьбой. Потом женился, заочно закончил вуз, учительствовал в селе. Коллеги хотели, чтобы он стал директором школы, но для этого нужно было вступить в партию. Только Михаил коммунистом не стал и пошел на пенсию рядовым учителем. Надеялся, что когда-то посетит родную землю: будет кланяться хате, в которой родился, бойковской церкви, в которой его окрестили. Не успел! Меньше года тому назад позвала его к себе сырая земля...

Когда пани Леся получила с Херсонщины письмо, что Михаила уже нет на свете, несколько дней не могла найти себе места. — У меня хороший муж, чудесные дети. Знала, что не будем вместе, но это было для меня большим ударом. И до сих пор не верю, что его нет в живых. Может, если бы он жил, ехали бы теперь в Литовища вместе...

А это и действительно было бы возможно. Товарищество «Устрики» из Мыколаева Львовской области организует поездки для депортированных в 1951 году на «Бойковскую Ватру» в Устриках. Жителям пограничных областей даже не нужно для этого иметь заграничные паспорта, ведь достигнуты договоренности между польскими и украинскими пограничниками, чтобы украинцы, имеющие корни на польской территории, по приглашениям из Польши и по составленным спискам от товарищества, имели возможность пересечь границу по внутренним паспортам. Ясно, что такая возможность есть лиш у депортированных или у их потомков. Воспользовалась этой возможностью пани Леся и поехала в родное село вместе с сестрой. Навели порядок на могиле отца, поставили свечи. Зря искали могилы родственников Михаила. Уцелел только один каменный крест, поставленный брату деда Михаила, большому хозяину. Зажгла пани Леся под крестом свечу, перекрестилась и вытерла пыль с высеченой фамилии. Мгновенно обожгла мысль, что такую фамилию могла бы иметь и она.

Имела бы, если бы так резко не изменилась жизнь в их горах. Если бы не начался мировой пожар в 1939, если бы не было репрессий в 1946 и 1947 годах. А главное — если бы не было депортации 1951 года — последней депортации в СССР. «Если бы нас не переселили, Михаил вернулся и мы были бы вместе. Все люди были бы вместе в своем селе. А так мы везде чужие: там, на востоке, ибо пришли на чужую землю, здесь также, ибо теперь это — другая страна», — говорит пани Леся. Она не по книжкам знает, как украинцев, депортированных на восток из западно-украинских земель, галичане теперь называют «москалями», а на востоке — еще и до сих пор «бандеровцами».

Журналист польской газеты «Новини» долго расспрашивал пани Лесю во время «Бойковской Ватры» в Устриках, вернулась ли бы она теперь на родину, требовала бы возвращения своего имущества. Отвечала, что если бы несколько десятилетий назад ей бы предложили это сделать, то вернулась бы. А теперь, на старости лет, ехать в свое село, но на территорию другой страны — слишком тяжелое задание.

В доме, приобретенном отцом пани Леси, теперь разместилась почта. «Когда пришла, сказала почтальонше, что в этой хате я жила, здесь родилась моя сестра. Сразу успокоила, что не имею на это имущество никаких претензий. Хорошо, что хату не разрушили, что она ухоженная и чистая».

Из более 300 бойковских хат, которые были в Литовищах до депортации, на сегодня осталось несколько десятков. Основная причина — малонаселенность этого села и края в целом. От украинцев это место очистили, а поляков оно не привлекло: неплодородные земли, продолжительная зима, плохое транспортное сообщение. Поэтому теперь здесь в 10 раз меньше жителей, нежели в довоенный период. В гмине Лютовиска (польский вариант названия) из 27 сел от 11 остались только названия. Из 26 церквей уцелели только три. На месте других — остатки стен или фундамента. Один из гостей «Бойковской Ватры» по Львовщине откровенно поделился впечатлениями от увиденного: «Польша развивается, а местность, где я родился, приходит в упадок: везде невозделанные поля, пустые дома, уничтожены церкви и наши погосты без крестов... « Церкви, в которую ходила пани Леся с родителями, также уже нет. В 70-х годах ее разобрали, а материал перенесли в соседнее село и из него построили польский костел. Теперь приходится пробираться сквозь чащи, чтобы увидеть место, где когда-то стоял этот образец бойковской сакральной архитектуры.

Церковная служба для участников и гостей «Бойковской Ватры» проходила в городке Устрики Долишни. Здешнюю церковь до 1985 года использовали как магазин, а теперь позволили восстановить греко-католический храм. Хотя украинцев здесь много, однако в украинстве сознаются не все, а на Службу Божью постоянно приезжают только несколько десятков людей. На этот раз церковь была переполнена, ведь на родную землю приехали свыше 500 депортированных. Во время проповеди греко-католический священник с Украины поучал, что хватит сетовать на прошлое: если вас переселили, значит, так хотел Бог. Не одни старческие губы шептали в ответ: «Не Бог хотел, в сатана».

Если бы тот священник знал о судьбе Леси и Михаила, он бы этого не говорил.