Могут ли историки выявлять фальсификации?
23 декабря в Краснопресненском суде Москвы состоялось заключительное заседание по иску о защите чести достоинства, поданном Александром Хинштейном и внучкой небезызвестного Ивана Серова Верой Серовой в связи с моей оценкой книги Серова «Записки из чемодана», прозвучавшей в программе «Дилетанты» радиостанции «Эха Москвы». Иск был подан как к Вашему покорному слуге, так и к «Эху». Мою защиту осуществляла петербургская «Команда29». На этот раз ее представляла не только присутствовавшая на предыдущих заседаниях Дарья Сухих, но и глава команды – адвокат Иван Павлов, который, в частности, осуществляет защиту директора Библиотеки украинской литературы в Москве Натальи Шариной по явно сфабрикованному обвинению в возбуждении национальной ненависти и вражды.
Истцы на прошлом заседании предоставили рукописи и машинописи, по их утверждению, написанные бывшим главой КГБ. Это тетради рукописные, отдельные листы рукописные, машинопись, правленая и неправленая. Не ясно, все ли эти рукописи, или есть еще. Представленная подчерковедческая экспертиза касалась только одной из нескольких тетрадей и подтвердила, что она написана Серовым. Во время ознакомления с рукописями Хинштейн прямо дал понять, что главная цель иска - именно я, а не «Эхо», из-за моей идеологической позиции, заключающейся в признании Крыма украинским. И пообещал увеличить сумму иска ко мне. Обещание сдержал, и на последнем заседании увеличил сумму иска ко мне на 500 тыс. рублей.
Мои и «Эха» адвокаты представили две лингвистические экспертизы, авторы которых утверждали, что в передаче «Дилетанты» было высказано лишь мнение, которое никак не может оскорбить истцов. Наши адвокаты также показали несостоятельность доводов истцов. В частности, было отмечено, что в представленном В.В. Серовой судебном решении Замоскворецкого районного суда о т 1 ноября 2013 года о ее вступлении в наследство отмечалось, что «в апреле 2013 года Серовой В.В. в квартире были найдены литературные произведения (дневники, записи) Серова Ивана Александровича, ранее не опубликованные». Этот документ опровергает изложенную Хинштейном версию о том, что дневники Серова были найдены в чемоданах в стене гаража его дачи гастарбайтерами. Впрочем, историки ей и ранее не особо верили.
Представитель «Эха» Сергей Бунтман также подчеркнул, что споры на исторические темы должны разрешаться не в суде, а в других местах. Павлов так и не смог добиться от адвоката истцов, что оскорбительного в моей фразе «такой ерунды Серов не мог написать», которая присутствует в иске. Очевидно, ее опровержением была бы фраза «Серов мог написать такую ерунду». Показательно, что из первоначальной версии иска исчезли все претензии по поводу оценки личности Серова. Неслучайно «Эхо» после первого заседания провело передачу, где предметно разобрала карательную деятельность Серова, в том числе в Украине, где он весной 1940 года отметился, в частности, расстрелами поляков в Харькове и в тюрьмах Западной Украины, в рамках Катынского преступления, а позднее – репрессиями против ОУН и УПА.
Я в своем выступлении отметил, что тексты Серова не являются дневниковыми записями, а представляют собой воспоминания, написанные по большей части не ранее 60-х годов XX века, достаточно фрагментарные и не выстроенные автором при жизни в единую книгу. Между тем, публикаторы представляли их именно как дневники, и на обложку книги вынесен под заголовок «Тайные дневники первого председателя КГБ, найденные через 25 лет после его смерти», что вводит читателей в заблуждение. Ведь дневники, где записи делаются тотчас после происшедших событий, всегда гораздо точнее мемуаров, которые пишутся годы или десятилетия спустя после отраженных в них событий и в которых нередки как ошибки памяти, так и позднейшие привнесенные обстоятельства, заставляющие мемуариста вольно или невольно искажать происходящее. По многочисленным анахронизмам и ошибкам, содержащихся в публикуемых текстах, публикатор должен был представлять, что перед ним именно мемуары, а не дневники, но назвав публикацию дневниками, заставил читателей относиться к сообщаемым фактам, как к значительно более достоверным, чем они есть в действительности. Да и скомпонованы тексты так, что создают у читателя впечатление, что перед ним – дневниковые записи. А ведь издана книга издательством «Просвещение». Следовательно, ее потенциальными читателями являются школьники. А они будут с полным доверием относиться ко всему, что сообщает автор дневников, если в комментариях не оговорены сделанные автором ошибки. И простодушно поверят, что гироскоп управляется машинкой с программным управлением и что устройства с программным управлением существовали в СССР еще в 1945 году, что германские войска перешли в наступление на Керченском полуострове в марте 1942 года или что Англия высадила десант в Архангельске в 1921 году.
А если верить примечаниям Хинштейна, Серов в один и тот же день 18 августа 1942 г. находился в Сталинграде («Как следует из документальных источников, Серов прилетел в Сталинград 18 августа 1942 г.») и за многие сотни километров от Сталинграда на Клухорском перевале, что можно сделать разве что посредством телепортации. Комментатор утверждает, что упоминаемый Серовым майор Иван Аршава погиб 18 августа 1942 года в бою с немецкими автоматчиками у советского штаба. Между тем, из текста следует, что Серов стоял над трупом погибшего Аршавы. Но из представления к посмертному награждению орденом Ленина следует, что майор Иван Иванович Аршава, кстати сказать, украинец, командир 121-го горнострелкового полка, «вступил в бой 27 августа 1942 г. и умелым руководством обеспечил уничтожение группы противника 250 чел. автоматчиков, которые прорвались к штабу. Тов. Аршава лично из пистолета уничтожил 2 вражеских автоматчика. 3-го сентября подготовил наступление, организовал его, в результате которого противник был разбит и отброшен на 14 км. При этом т. Аршава погиб смертью храбрых при выполнении своего воинского долга». Автоматчиков, правда, у немцев на Кавказе не было, из-за их бесполезности в горах, но про автоматчиков – это обычные фантазии советских документов.
Вызвавшее у нас сомнение сообщение Серова о том, что 4 марта 1953 года он у себя на работе узнал подробности болезни Сталина от тогдашнего министра госбезопасности С.Д. Игнатьева, несколько прояснилось бы, если бы публикатор сообщил, что в рукописи фамилия Игнатьева вписана поверх другой зачеркнутой фамилии. На мой взгляд, фамилия Игнатьева вписана вместо фамилии Рясного (она читается). Василий Рясный в тот момент был заместителем министром госбезопасности и, как и Игнатьев, на работе с Серовым общаться не мог. Думаю, что фамилиями Рясного и Игнатьева Серов пытался прикрыть имя настоящего рассказчика - Берии, который действительно мог посетить вечером 4 марта МВД и рассказать Серову о болезни Сталина. Но такую близость с Берией признавать было невыгодно.
В итоге иск был отклонен. Если не будет апелляции проигравшей стороны, и решение вступит в законную силу, это создаст полезный прецедент для российских историков. Иначе бы критика любых исторических источников, у которых есть реальный или приписываемый автор, оказалась бы под фактическим запретом. Ведь даже у деятелей Средневековья сегодня могут быть живы кровные родственники, которые вполне могут подать иск о защите чести и достоинства предков.
