Как выгодно продать расхождение
Исландский детектив - звучит довольно экзотично, чтобы быть интересным, да? Есть, например, безумно популярная Ирса Сигурдардоттир. В каждом романе ее местная героиня группируется с каким-то иностранцем, чтобы расследовать очередное преступление. Наличие рядом чужака позволяет ей объяснять по ходу особенности исландской кухни, скажем, предпочтения местного населения относительно одежды, делать экскурсы в историю Рейкьявика. Увлекательное развлекательное чтиво о том, как дорого продать родину. Сигурдардоттир уникальна в этой стратегии? Разумеется, нет. Она в ней очевидно успешна.
Мне импонирует определение глобализации как коммерциализации разногласия. Под этим страшноватым словосочетанием кроется прозрачная мысль: то, что нас от других в общем «котле» отличает, можно и нужно сделать доступным для тех, кто вроде бы нами не является. Так озвучивается один из самых коварных трюков мультикультурализма. С одной стороны, наблюдаем стирание границ «своего» и «чужого». С другой - фиксируем, как возрастает ценность и себестоимость «аутентичного» и «уникального» (я о культурных статусах сейчас говорю). А самое интересное, что процессы эти - одновременны.
Употребляем китайскую пищу, которая имеет весьма отдаленное отношение к китайской кухне, если такое обобщение вообще уместно. Мы можем в центре Днипра заказать сет суши с вареной курицей и плавленым сырком (не шучу), от которого у рядового японца полезли бы на лоб глаза. Мы украшаем нашу одежду «аутентичной» индийской вышивкой и татуируем на своем теле иероглифы, значение которых известно разве что добросовестным и не очень тату-мастерам. Мы включаем западноевропейское радио и наслаждаемся афробитом... Что-то настолько чуждое, чтобы быть интересным и соблазнительным, но настолько адаптировано к своему, чтобы не отпугивать той же желанной чуждостью.
Вспомнила. Есть в одном современном романе такое смешное. Парень из Украины переезжает в Африку, где «подсаживает» местное население на украинскую экзотику. Темнокожие красавицы одеваются в очипки и плахты и начинают петь купальские песни на родные африканские мотивы. На этом фьюжне наш соотечественник зарабатывает большие деньги. Местные духи, говорят, не против.
О чем я говорю? О национальной идентичности как продакт-плейсмент. Пусть не отпугивает циничность формулировки. Важно другое: мы можем в этих процессах что-то предложить потребителю?
Задалась вопросом - и тут же получила ответ. Просто сейчас я сижу в центре Львова, а рядом остановилась экскурсия. Прислушиваюсь: туристов водят по маршрутам приключенческо-детективных «львовских» романов Андрея Кокотюхи. А еще есть свои мистико-романтические Карпаты (жанровая наша проза с этой темой неплохо справляется). На крайний случай - с десяток любовных романов о Голодоморе (и снова - не шучу). Ну и кулон-трезубец, понятно... Читала когда-то, что в старом Киеве рядом с Софией была известна харчевня. Там ежедневно подавали более двадцати разновидностей борща и только его, родимого. Не туристическая манок, просто дешевая столовая.
Поэтому вопрос в том, каким образом это правильно предложить покупателю – чтобы и мы национальную гордость сохранили и они к ней приобщились? Ответ, кажется, один и на века: проще надо быть, проще и еще проще.
Вычитывала корпус переводов современной украинской прозы на русский и отслеживала по рецензиям, как те произведения последние двадцать лет воспринимались. Качество переводов объективно очень низкое. Но чем тщательнее сделана адаптация, тем неадекватнее тот текст читался. Плохие же перепевы воспринимались исключительно как переводы: они давали необходимую дистанцию, создавали оптимальный эффект отчуждения. И украинская проза уже не читалась как «своя» в конце концов. Начинали вслед подниматься и какие-то короткие рефлексии об аутентичном и уникальном украинском. Звучит странно: похвала плохим переводам, но так и есть пока... Расхождение - товар сомнительный, так его и надо продавать.
Экзотика «своего-для-чужих» должна, мне кажется, реализоваться полностью нормативно: родственные проблемы, личностные поиски, вечные темы, а прицепом - какие-то оригинальные бытописания и фиксированные детали. Даже если речь идет о ностальгии за тем, чего мы сами никогда не имели. Да, я говорю сейчас о стереотипах. Мы так отчаянно с ними боремся. Они же могут и добром услужить. Если в мирных целях, конечно.
Вот только такое... Сколько вы добровольно заплатили бы за изуродованное коллективное подсознательное вечно страдающего народа? Но и эта вакансия уже, откровенно говоря, закрыта. Я вот думаю: это же не случайно, что два самых популярных снимка с окровавленного Майдана - это девушка в желто-голубом веночке с тревожными глазами и парень в Балаклаве, который музицирует перед «линейкой» Беркута? Да еще и без хрущей, которые над вишнями гудут – за это поблагодарили отдельно. И я себя неубедительно уговариваю: разумный прагматизм, направленный на превращение «чего-то аутентичного» в конкурентоспособный товар; только он, кажется, и способен остановить обороты, которые набирает сейчас обласканный нами миф о народе-жертве.
Только чтобы без плахт и очипков. Договорились?
