Забывание как национальное примирение? - Нет, не работает
Катажина Кобилярчик. Струп: Іспанія роз’ятрює рани /
Переклад Юлії Семенюк. Львів: Човен, 2021. 320 с.
Память консолидирует. МЫ как сообщество формируемся через память. А какая тогда функция у забывания? Забывая вместе, мы же не перестаем быть сообществом и вместе с тем утверждаемся и в роли группы. А значит, разницы между «забыть» и «помнить» для МЫ принципиальной нет. Пожалуй, есть разница непринципиальна.
Забывание - тогда, когда что-то забытое навеки становится частью коллективной памяти в виде лакун и умолчаний - имеет плюс-минус семь действенных форм (так говорят исследователи исторической памяти).
1. Техническое забывания, просто забыли, просто так бывает. 2. Забыть, чтобы сохранить - как в музее или в архиве. 3. Отфильтровать и забыть - четко селекционировать, что стоит памяти, что нет, здесь значимо, о чем сейчас мы думаем, о прогрессе, то есть о будущем или о рециклинге, то есть о повторном использовании прошлого. 4. Репрессивное забывание - события, люди, нации отправляются принудительно в игнор. 5. Забыть, когда надо скрыть преступление или предоставить власть какому-то табу и тем якобы сохранить социальные нормы. Не трогать беду, короче. 6. Конструктивное забывание - забывать плохое, чтобы жить дальше. 7. Терапевтическое забывание: умерших - похоронить. Не страшное событие мы забываем, а сопроводительные относительно события тяжелые эмоции, то есть не запускаем каждый раз адские флэшбеки и не воем от боли.
Первые три типа забывания - нейтральные, следующие два - зло, последние два - благо... Или нет.
15 октября 1975 года испанские политики левого и правого толка договорились, что не будут вспоминать преступлений, которые совершались во время Гражданской войны и диктатуры Франко (не вспоминать, значит, не преследовать преступников, это помимо прочего). Не новый подход, многие страны использовали следующее: покаялся публично за истребление соседнего села и получил прощение - живем дальше. Так формируется национальное примирение.
Испанский Пакт о забывании и сопроводительные ему законы об амнистии и прекращении репрессий должны были успокоить всех и направить на путь взаимного прощения и понимания. Война, в которой не было победителей. Это и есть вариант терапевтического забывания. Но один момент: война, в который вдруг не стало побежденных. Забывать скопом потери и жертвы не складывается.
В 2004 году в Испании провели Закон об исторической памяти (страх которых неоднозначен относительно моральной и материальной компенсации жертвам репрессий и отчуждения имущества у преступников). Но все-таки начали массового вспоминать то, что пытались забыть. Терапевтическое забывание отодвинулось, актуальным оказалось селективное: надо помнить, что следует забыть. Ведь преступления против человечности под амнистию не попадают и срока давности не имеют. В 2017 году в очередной раз ООН насоветовала правительству Испании отменить законы об амнистии и честно пересмотреть свое прошлое. Снова и снова и поныне Международная амнистия призывает испанское правительство признать репрессии франкизма преступлениями против человечности.
Авишай Маргалит, топ-философ и политолог Израиля, так уверенно предупреждает об опасности воспоминаний, что нельзя не прислушиваться. Нельзя вспоминать боль во время конфликтов, мол, воспоминания оформляются и репрезентируются только в период, когда конфликт себя исчерпал. Иначе такое воспоминание становится проблемой, а не путем к ее решению. Этот его тезис следует услышать!
В Испании тем временем нарастают движения, основанные даже не на гневе второго поколения (дети погибших), а на растерянности третьего поколения (внуки медленно узнают правдивые семейные истории). Эмилио Сильва-Баррера - это имя там известно, журналист, который основал в 2000 году Общество восстановления исторической памяти. Это организация, которая ищет заброшенные захоронения и эксгумирует тела жертв Гражданской войны. Очень влиятельная и мощная. За 14 лет организация эксгумировала в Испании 158 массовых захоронений, 1337 тел. История Эмилио настолько частно-интимная, насколько публично-влиятельной является его инициатива. В 2000-м он после десятилетий молчания и отчаянья смог узнать о судьбе деда, который исчез, когда отцу Эмилио было едва два года. Назван Эмилио, кстати, в честь деда. Деда расстреляли в октябре 1936-го. Так это и происходит: на пересечении индивидуальной боли от потери родных и публичной ярости относительно политик памяти, которые требуют ту боль игнорировать. А октябрь 1975 года в Испании все еще продолжается. Прошлое здесь не просто не закончилось (украду я известный афоризм), оно еще и не наступило.
«Когда в 2008 году исследователи Центра социологических исследований (Centro de Investigaciones Sociológicas, CIS) спросили испанцев, как часто в их домах упоминали о гражданской войне, когда они были детьми, 44% из выборки сказали, что мало. Остальные 31% - что вообще никогда».
С современными исследованиями о коллективной памяти и правовых подходах к анализу забывания и памяти в больших группах польский репортер Катажина Кобылярчик хорошо знакома, именно на них опирается в своей работе. Это та система, которая помогает ей анализировать процессы коллективной памяти в послевоенной и в современной Испании. Этим репортаж «Струп: Іспанія роз’ятрює рани» (который недавно издал львовский «Човен») должен быть интересен нам. Роскошный фактаж, несколько очень, очень-очень, очень эмоциональных историй, качественное упражнение на разделено сочувствие... Ну, Испания, ну, кто ему Гекуба, ну, кто он Гекубе? А вот проблема «что забыть, как забыть, а что никогда и ни за что мы не должны забывать» уже касается нас непосредственно, нас, у которых в одной семейной истории часто сходятся жертвы и мучители. Исторический опыт возникает в определенных условиях, а вот рассказ об этом опыте уже касается преодоления ограничений, наложенных условиями опыта. Кобылярчик же умеет точить такие вот мудрые рассказы.
Первая история «Струпа» стремительно, в трех предложениях, вводит нас в реальность, где мы будем находиться три сотни страниц. И нам здесь хорошо и уютно не будет. В местности, которую называют водопой у розового источники, был сухой колодец (предложение №1). Во время гражданской войны в Испании там похоронили девятерых мужчин из соседнего села. Сравняли колодец с землей. Точно места уже никто не помнит, где-то здесь он есть, а может нет. Только местность теперь называется Земля мертвых (предложение №2). Эти двое - жертвы войны 1936-39 гг. считаются пропавшими без вести. Катехизис испанского патриота 1939 года щедр на вещи, которыми должны гордиться посполитые и которые должны формировать их идентичность: «...в Испании растет столько цветов, что ее можно было бы назвать их родиной» (предложение № 3)... Когда розовые источники превращаются в земли мертвых, вероятно, следует прекратить гордиться и пересмотреть принципы своего патриотизма.
Почему молчали дети, и когда-никогда заговорили внуки? Этот вопрос звучит где-то на маргиналиях «Струпа». Во времена Франко установилась более-менее ровная социальная политика, был ощутимый экономический рост. Казалось то равноценным обменом: скорбь и ярость - благосостояние и стыд, друг к другу. И еще в середине 1960-х продолжались суды над теми, кто в Гражданской войне проиграл. Страх никогда нельзя списывать со счетов.
Расстреливали и хоронили близ главных дорог. На ухабах боковых дорог грузовики подбрасывало, и пленные могли спрыгнуть и убежать (так происходило, одну такую историю мы услышим: через полгода того, кто таким образом сбежал, сдали соседи и его расстреляли). Эти захоронения близ главных дорог выглядят скверной эпического, извините, мифического масштаба. Во всех культурах дорога - чистое и опасное пространство, сакральная граница между двумя мирами, на ней нельзя совершать зло и преступления. Когда официальная память о преступлениях была «отменена», воспоминания о зле перешли в зону ритуального загрязнения и восстановления сакральной чистоты. Там они хранились две генерации.
Кобылярчик то тут, то там вспомнит, что на месте еще не открытых захоронений (их осталось на данный момент не менее полутысячи) нет каких-либо специальных знаков, но вдруг уйдет в сторону тропа, или посреди поля окажется необработанный участок, или одиноко скопились дерева среди пустыря, или вот то местечко называют как-то с прилагательным «мертвый». В истории Эмилио Сильвы-Баррера захоронение деда удалось найти, потому что кто-то запомнил детскую забаву. В том селе дети, бегая повсюду, всегда проходили гаек орехов на перекрестке с криками: «Бегом, бегом, потому что здесь трупы!». Те орехи посадил владелец плантации, он знал, что прячут его земли, поэтому их не обрабатывал...
Есть множество способов что-то запомнить, когда приказывают это забыть, одним «легитимным» способом.
Долиной Павших называется официальный мемориал к юго-западу от Мадрида, крипта, вырубленная в скале Гуадаррамы. Здесь похоронены останки погибших во время Гражданской войны - националистов, республиканцев и мирного населения. Для того, чтобы реализовать этот проект, в спешке открывали массовые захоронения, забирали оттуда кости (не эксгумировали тела, а воровали останки) и показательно хоронили в Долине. Разумеется, никаких разрешений родственников для того не спрашивали. Дело ведь государственного уровня. В Долине Павших похоронили впоследствии и Франко. Долина - официальное место памяти, символ объединенной Испании. Кобылярчик пишет, что еще в девяностых годах подземную базилику посещали примерно миллион человек ежегодно. В 2019-м тело диктатора вынесли из базилики и перезахоронили. Сотни неизвестных захоронений и одно чересчур известное.
Изнасиловали и убили пятерых сестер, тела сбросили в колодец. Потом ходили по улицам села с их бельем на штыках и похвалялись. Когда через 70 лет тот колодец раскапывали, человеческих останков не нашли. «Значит, этого не было? Значит, это неправда?» - спрашивает репортажистка у местных. «Значит, их тела постарались скрыть», - объясняют. Сестры до сих пор не похоронены.
Память консолидирует. Мы как сообщество формируемся через память. В тот самый миг, когда нам как человечеству очень хочется забыть такие вот истории, о которых отчаянно смело рассказывает «Струп» Катажины Кобылярчик. А нельзя забывать.
