О праве на Историю

Обвинения в желании переписать историю звучат в адрес многих украинских историков и политиков не только от прокоммунистически и пророссийски настроенных граждан Украины, но и из России. Даже президент этой страны счел возможным обвинить украинцев в желании переписать историю, заранее постулировав, что подобное переписывание есть делом, недостойным порядочных людей. А откуда, собственно, такая уверенность в недопустимости переписывания истории?

История как наука изучает прошлое — события, факты, процессы, явления. И хотят того историки или нет, но они дают оценку событиям уже самим выбором лексики и наименованием исторических событий. Названия типа «переворот» или «революция», «оккупация» или «освобождение» и «оказание интернациональной помощи» уже свидетельствуют о позитивном или негативном отношении к описываемым событиям. Еще в старые советские времена один знакомый мне учитель истории, желая быть объективным и независимым от господствующей идеологии, на экзаменах спрашивал в основном лишь даты и голые факты, все остальное он называл «водой». Увы, избавиться от идеологической субъективности ему не удалось даже таким образом — вынужденно называя то или иное событие в терминах коммунистической историографии, он уже давал ему определенную оценку.

И события своей жизни и жизни других людей каждый человек по-разному оценивает в определенные периоды своей жизни: то, что нам казалось нормальным в момент действия, иногда вызывает собственное неодобрение и даже стыд некоторое время спустя... Чем далее во времени отодвигается происшествие или событие, тем труднее установить отдельные его подробности, но и тем легче быть объективным при его оценке. Субъективность присутствует при воссоздании и оценке большинства фактов. Жертва, насильник и свидетели по разномувоспринимают один и тот же факт и по-разному его оценивают. Но удивительно, что если свидетелей было несколько, то из наблюдаемого ими происшествия они зачастую сохраняют в памяти несхожую информацию, с чем часто сталкиваются следователи и судьи. Один свидетель уверен, что на преступнике были белые туфли и черные носки, другой утверждает, что наоборот — туфли были черные, а носки белые и т.д. Итак, субъективность наблюдений и оценок свойственна человеческому восприятию и сознанию.

Но история любого народа и государства (как и всеобщая история) описывает события, в которых почти всегда есть не только посторонние свидетели, но и проигравшие и выигравшие, победители и побежденные, насильники, обманщики и жертвы, — поэтому описание этих событий как современниками, так и потомками включает в себя элемент субъективной оценки, зависящей от того, чья позиция ближе для исследователя. Каждое новое поколение, достигнув зрелого возраста, может принять на веру оценки, данные в школьных учебниках своего детства и юности официальными или полуофициальными историками, а может их и пересмотреть под воздействием различных факторов.

Хотят историки этого или нет, но общество и государство стараются заставить их науку быть частью господствующей идеологии. В этом беда истории как науки и сложность и даже трагедия для тех редких исследователей-энтузиастов, которые мечтают о том, чтобы в исторической науке господствовала «правда, только правда и ничего, кроме правды» ( к счастью, встречаются и такие подвижники).

Пострадавшими, проигравшими и жертвами определенных исторических событий являются не только отдельные личности, но и большие группы и классы населения, как и целые народы. Совершенно естественно, что оценки соответствующих событий у них будут отличаться от оценок, дающихся группами населения или народами, выигравшими в результате тех или иных событий или даже совершившими насилие.

Мне приходилось встречаться с англичанами, очень обиженными на индийцев, не оценивших «интернациональной помощи», которую Великобритания целые столетия оказывала своей колонии. Большинство англичан негативно относятся и к желанию многих шотландцев получить широкую автономию или даже независимость для своего народа. Эти англичане считают шотландцев неблагодарными и коварными. Индийцы же и шотландцы смотрят на все это несколько по-другому, что совершенно естественно.

Само собой разумеется, что народы-колонизаторы навязывают колонизируемым народам свои оценки исторических событий, что обеспечивает им идеологическое господство. Поэтому при изменении статуса определенных групп населения или целого народа меняются и оценки многих событий и фактов, что и вызывает «переписывание» истории, столь нелюбимое президентом Путиным и его сторонниками в России и Украине. Верность или измена, жестокость или достойный поступок, геройство или преступление — все эти оценки часто являются характеристиками одного и того же исторического события, зависящими от того, кто дает оценку. Иногда для изменения оценки используется простое замалчивание определенных фактов. Покажем это на примере Германии, историю которой президент Путин — как профессионал из спецорганов, работавший длительное время в ГДР, — должен знать неплохо.

В учебниках истории, изданных в коммунистической части Германии, всегда с вдохновением описывалась битва в Тевтобургском лесу в 9 году н.э. По свидетельству марксистского немецкого историка Карла-Хайнца Отто, эта «решающая победа над хорошо вооруженными римлянами была результатом настоящей освободительной борьбы». Еще раньше Фридрих Энгельс писал, что «эта битва обеспечила независимость Германии от Рима».

Историки ФРГ тоже описывают эту битву и победу без осуждения своих далеких предков. А ведь здесь некоторые российские и украинские приверженцы «чистой» истории нашли бы возмутительные факты. Ведь Арминий, вождь германского племени херусков, разгромивший римлян, был отдан своим отцом, вождем племени, на воспитание и военное обучение к римлянам, а повзрослев, он принимал участие в войнах на стороне римлян, командуя войсками, состоявшими из германцев. За доблесть и верность он получил римское гражданство. И вот после всего этого, он, «неблагодарный и вероломный», вернувшись после войны в родные места, договорился с другими вождями германских племен напасть на три дружественных римских легиона, предводительствуемых Варусом. Незадолго до этого эти же вожди племен встречались с Варусом и уверяли его в своей лояльности. Один из них, тем не менее, предупредил римского военачальника о готовящемся нападении своих соплеменников (чем не германский вариант Кочубея?), но Варус ему не поверил. В результате все двадцать тысяч римлян так никогда и не вернулись домой. При этом школьные учебники и в ГДР, и в ФРГ предпочитали не сообщать о том, что это была в действительности не битва, а обыкновенное избиение. Легионы Варуса возвращались в Италию по узким лесным дорогам и растянулись на несколько десятков километров. Германцами они были уничтожены по частям, так как были застигнуты врасплох, да и не могли в таких условиях построиться в боевой порядок. Вот это и было «славной победой в Тевтобургском лесу», которая стала прологом к освобождению германцев из-под власти Рима. Не правда ли — наши Мазепа и верные ему казаки выглядят по сравнению с Арминием и его «братьями по оружию» просто ангелами?

Но немцы никогда не раздумывали над тем, а не был ли Арминий предателем по отношению к римлянам. Большинство немецких историков считали, что в борьбе с чужестранными войсками на своей территории все средства хороши и, в общем- то, они правы. Во Второй мировой войне этот же принцип был применен другими народами уже по отношению к самим немцам. Некоторым российским и украинским историкам будет сложно понять тот факт, что древнеримский историк Тацит в общем оправдывал действия Арминия, поскольку они были направлены на освобождение своего народа. Побольше бы делалось таких беспристрастных оценок исторических личностей и событий в столицах бывших и нынешних «центров влияния»!

Кстати, в учебниках по истории, изданных в ФРГ, восточная экспансия Немецкого ордена в XIII—XIV веках оценивается гораздо «мягче», чем в учебниках ГДР, где этот раздел был явно подогнан под советско-московскую точку зрения. Сразу же после присоединения к ФРГ во всех школах бывшей ГДР были заменены все школьные учебники и произошло самое настоящее переписывание некоторых страниц восточногерманской истории. Удивительно, что президент Путин не попросил своего «друга» канцлера Шредера воспрепятствовать этому «гнусному» переписыванию. Шредер, который, вероятно, уже знал о готовящейся для него сверхвысокооплачиваемой должности в газовой сфере России, мог бы, наверное, посодействовать своему российскому другу, непримиримому врагу переписывания истории.

И многие другие народы, освободившиеся из-под «братской», но слишком тесной опеки своих отечественных или иностранных благодетелей, тоже переосмысливали свою и чужую историю. В польских гимназиях и университетах некоторые периоды истории своего народа стали описывать в совсем другом ключе, едва лишь Польша получила независимость после Первой мировой войны. Коммунисты, придя в этой стране к власти на штыках советской армии, тут же переписали многое в польской истории на свой лад, а после их отстранения от власти поляки заново переписали эти главы национальной автобиографии. Непонятно и в этом случае, почему до сих пор молчат большие знатоки и любители «непереписанной» истории в России и Украине.

Финны, чехи, словаки, болгары и другие европейские и неевропейские народы, переписавшие кое-что в своей истории в XX веке (иногда дважды или даже трижды), тоже не удостоились чести быть упомянутыми среди подлежащих осуждению «переписывателей истории». Обошел вниманием и осуждением Путин и своих родных московских «переписывателей», которые немедленно хватались за перо после каждого нового переворота, подделывая историю под вкус новых властителей. Сейчас российские историки, уже в который раз, переписывают заново некоторые главы в школьных учебниках — сообразуясь со взглядами нынешнего «национального лидера» и его команды. Подобные переписывания, вероятно, не противоречат «историко-методическому подходу» кремлевских любителей чистой и непереписанной истории.

Так откуда же такое пристальное внимание и ревнивое отношение Путина и других зарубежных и отечественных «историков» к нашему прошлому?

Причин несколько. Во-первых, все те, кто занимал во времена так называемой советской власти не последнее место в обществе, страшно боятся, что в результате изучения событий XX века в Украине и других постсоветских странах откроются еще более страшные факты, свидетельствующие о преступной человеконенавистнической сути прежнего режима. Многие боятся своего личного разоблачения либо разоблачения своих родственников... Кто-то опасается, что придется просить прощения, и не только у отдельных людей, но и у целых народов, а делать это ужасно не хочется. И не хочется признать, что партия, в которой ты состоял, была преступной организацией и запрещена по справедливости...

Следующая причина — это постколониальный синдром. Многие в Москве (и их прихлебатели в Украине) не могут допустить мысли, что «хохлы» — эти второсортные русские — будут иметь собственное прошлое, собственную историю. Для всех украинофобов это равносильно катастрофе, ведь собственная история означает независимое национальное самосознание, а укрепления такого самосознания допускать, по мнению московских и промосковских идеологов, нельзя, иначе планы по возвращению украинцев под отеческую властную руку Москвы не сбудутся никогда. Кроме этого, развеются в прах представления некоторых украинцев об особенных «родственных» отношениях «великороссов» к «малороссиянам», потому что история свидетельствует: там, где затрагивались имперские интересы Москвы, она была по отношению к украинцам так же своекорыстна и жестока, как и по отношению к любому иному народу.

Именно поэтому нам навязывается старый имперско-брежневско-сусловский взгляд на нашу историю с описанием сусальных «братских» отношений, которые портились лишь злонамеренными украинскими националистами. При этом умалчивается фундаментальное отличие идеологии украинского национализма (например, ОУН) от идеологии русских националистов из КПСС или, скажем, немецких национал-социалистов. ОУН требовала лишь равенства украинцев с другими народами, права для украинцев иметь собственное государство. Русские же и немецкие националисты говорили об особенной миссии своих наций, об их праве навязывать другим народам свою волю, даже путем лишения этих народов своей государственности и национальной идентичности. Это типичная имперско-колониальная ментальность, осуждаемая в настоящее время обществом даже в бывших колониальных метрополиях — Великобритании, Франции и других странах.

Постколониальный синдром, плавно переходящий в неоколониальный, очень мешает развитию нормальных дружеских отношений России с Украиной.

Для объективности необходимо отметить, что след постколониального синдрома заметен и в нашем, украинском, отношении к собственной истории. Иногда мы слишком оглядываемся на бывших «старших братьев», боясь дать тем или иным событиям наши собственные наименования, а иногда мы пытаемся свои промахи и недостатки, как в прошлом, так и в настоящем, свалить — для большего душевного уюта — на бывшие метрополии. Нам следует признать, что от переворотов, революций и гражданской войны пострадала не только Украина, но и Россия. Русские предприниматели и интеллигенты, которые в своем большинстве поддержали белое движение или сочувствовали ему, либо оказались за рубежом, где гибли или ассимилировались, либо были расстреляны. А белые расстреливали интеллигентов, служивших у красных. Результаты этого взаимного истребления чувствуются и поныне. Россия так же страдает от бескультурья и всеобщего хамства, как и Украина. Да и русский шовинизм стал организованно поощряться коммунистическими властями лишь после Второй мировой войны, когда Сталин впервые провозгласил тост «за великий русский народ», что стало своеобразным сигналом к новому повороту в национальной политике. Понятие «советский народ» появилось позже, до этого в СССР жили различные «советские народы».

Однако ясно, что неравноправные, по своей сути колониальные отношения в прошлом отнюдь не исключают наличия общих тактических или даже стратегических интересов в настоящем и будущем. И русским, и украинцам нельзя переходить определенную черту в своих отношениях, черту, которая может оказаться роковой. И Россия подошла к этой черте гораздо ближе, чем Украина, потому что в целом украинцы все еще относятся к русским значительно лучше, чем русские к украинцам. К сожалению, российские власти, вмешиваясь в наши дела, постепенно уменьшают наши симпатии к русскому народу. И потенциальное вступление Украины в НАТО не может служить для этого оправданием, ведь желание вступить в НАТО — это во многом следствие политики Москвы в отношении независимой Украины.

Но есть и еще одна причина нелюбви некоторых нынешних российских и украинских «демократов» к переосмысливанию истории нашим народом. Эта причина — чисто профессиональная. Бывший милиционер, даже работая в школе, в первую очередь видит в учениках правонарушителей; а воспитатель детского сада (вспомним добрый старый фильм) в матерых преступниках видит испорченных деток, которых необходимо побыстрее перевоспитать. Ныне в Москве правит бал группа выходцев из КГБ и других спецорганов. В СССР все эти «товарищи», в каких бы отделах они ни работали и в какие бы страны ни забрасывали их судьба и начальство, всегда обязаны были «бдить об идеологической чистоте» — как своей собственной, так и своих «ближних». Это у них было доведено до автоматизма, до подсознательного уровня. Когда некоторые нынешние демократы слышат антисоветский анекдот или другое отклонение от «правильной идеологической линии КПСС», у них по-прежнему взгляд становится профессионально-специфическим: внешне безразличным, но сосредоточенным; в их мозгу сразу же включается записывающее устройство, а иногда даже слегка шевелятся уши. Это неисправимо.

Но нам не следует обращать на это внимания, а нужно самим писать свою историю. Если же кто-то слишком уж настойчиво сует в наши дела «свой сопливый нос» (по выражению уважаемого нами национального лидера соседней дружественной страны), то не нужно бояться хотя бы изредка ударять по этому носу. История постколониальных отношений многих народов свидетельствует о том, что очень часто подобное «носолечение» помогает налаживать хорошие отношения для обоюдной выгоды.