Стакан президентского чая

Специальный корреспондент ИД «КоммерсантЪ» Андрей Колесников наверняка хорошо знаком многим нашим читателям. Во-первых, по причине редкостной творческий плодовитости. Помимо регулярных репортажей в газете «КоммерсантЪ», он ведет постоянную колонку в журнале «Огонек», успевает пописывать в «Weekend» в рубрику «Отцы». Во-вторых, Андрей Колесников, как говорится, рассказчик от Бога, каждый его материал — образец филигранной репортерской работы. Ну и, наконец, в период президентской кампании и «оранжевой революции» господин Колесников стал особо мил украинскому читателю. Поскольку писал на редкость объективно, невзирая на собственные симпатии и персонажи, о которых шла речь в его репортажах (как, надо признать, и его коллега по изданию Валерий Панюшкин). Кстати, именно в материале Колесникова впервые были озвучены слова Виктора Януковича, затем широко цитируемые СМИ, об «игре на своем поле».

На прошлой неделе в Москве в издательстве «Эксмо» вышел в свет двухтомник Андрея Колесникова «Я Путина видел!» и «Меня Путин видел!», ставший бестселлером еще до того, как поступил в продажу (по признанию самих издателей). Хотя в нем собраны лишь репортажи журналиста, которые уже публиковались в «Коммерсанте», и — никаких пикантных откровений (это если кто вспомнил о книге еще одного московского, в свое время также кремлевского репортера, Елены Тригубовой «Байки кремлевского диггера»). Причина ажиотажа, вероятно, в том, что, как выразился гендиректор ИД «КоммерсантЪ» Андрей Васильев, «только Андрею Колесникову удается писать о президенте так, что про это можно читать».

Хочется надеяться, что двухтомник журналиста вскоре появится и на киевских прилавках, а пока предлагаем вашему вниманию выдержки из интервью с Колесниковым, опубликованного в газете «Московские новости» (www.mn.ru).

— Я долго думал, идти ли в кремлевский пул: как раз работа там казалась мне плакатной, судя по статьям многих журналистов. Они, видимо, сразу же принимали предложенные им правила игры — без боя. Теперь я понимаю, что сама пресс-служба нуждалась в хорошей встряске. Позиция пресс-службы нашего президента — да и любого другого — понятна. Ей нужно показать, что глава государства — хороший парень, что он все делает правильно, что страна заждалась такого человека. Я тоже, конечно, попытался навязать свои правила: мне-то надо показать объективную картину. И торг оказался уместным. Я довольно быстро убедился, что, если очень хочешь, можно задать президенту любой вопрос.

— Всегда?

— Да. Допустим, идет встреча Путина с деловыми кругами какой-то страны. Репортер газеты «КоммерсантЪ» просто по названию своего издания не может на ней не присутствовать, и они никогда не смогут объяснить с точки зрения формальной логики, почему его там нет. Поэтому я там есть. И так во многом, если не во всем. Но противостояние это идет в цивилизованной форме.

— В СССР был Антисионистский комитет. Когда кто-нибудь обвинял Советы в антисемитизме, власть вытаскивала его в качестве контраргумента. Чувствуете себя кем-то вроде статс-оппозиционера для тех же целей?

— Меня устраивала и устраивает такая трактовка: она позволяет мне и дальше работать в том же направлении. У меня нет нужды ломать над этим голову. Если же начать над этим думать — наверное, это не так. Каждый день состоит из малых побед и поражений на этом фронте, но побед бывает больше. И поэтому, наверное, складывается впечатление, что я статс-оппозиционер. А с другой стороны — ну что мне они могут сделать?

— Например, лишить аккредитации в кремлевском пуле.

— Невозможно. Во-первых, скандал. Во-вторых, в этом случае информация, связанная с президентом, все равно не прекратит поступать в печать. Только поставлять ее будут совсем далекие от Кремля люди; отсюда — мало фактов и очень много злобы и тенденциозности в заметках. В этой ситуации надо выбирать меньшее из двух зол.

— То есть вас?

— Можно сказать и так. Но при этом, как только такой оппозиционер ошибается в фактах, он получает по полной программе. Мне однажды предъявили претензию, что цитата Путина вырвана из контекста. А я ответил: «Невозможно же цитировать всю речь. Пусть президент говорит такими короткими фразами, чтобы его можно было цитировать без искажения смысла. Другого выхода, боюсь, нет...»

Так что я не уверен, что дела оппозиционной прессы так уж плохи. Другой вопрос, что нежелательному журналисту в кремлевской пресс-службе могут отказать в месте на передовом самолете делегации: бесплатный перелет — это, конечно, существенно. А допуск к президенту, аккредитация при пуле во время визита — этого никто не может запретить.

— Все знают, что «КоммерсантЪ» принадлежит главному оппозиционеру всея Руси Борису Березовскому. Однако у вас, судя по всему, проблем с передовым бортом нет.

— Да не нравится Кремлю «КоммерсантЪ»! Но Кремль не однороден. С одной стороны, мы — «вражеская газета«». Но допускаю, что менее, чем могли бы быть. Но мы такие, потому что мы — качественная газета. С другой же — многие люди в Кремле читают именно нас и узнают очень много нового. Для них мы — достойный противник, им это интересно. Моя журналистская задача — дойти вместе с Путиным до его логического конца.

— Любого?

— Для меня ясно: в 2008 году Путин уйдет в отставку. Следующие четыре года он будет отдыхать, а потом, может, захочет вернуться. Сейчас он устал: в Сочи от этого за две недели не отдохнешь. А четырех лет для того, чтобы вновь ощутить потребность во власти, как раз хватит.

— Что должна сделать власть, чтобы вы сами приняли решение об уходе из кремлевской журналистики, — ввести монархию, о преимуществах которой Путин говорил еще в 2000 году?

— Монархия у нас и так есть: все решения принимает один человек. Но мы все работаем при этом, в том числе и я. А точка невозврата для меня — это нарушение обещаний, которые давал Путин.

— Уже. В 2002 он говорил, что сохранит выборы губернаторов...

— ...а в 2000-м в «От первого лица» (Книга «От первого лица: разговоры с Владимиром Путиным» написана с участием А. Колесникова. — Ред. ) — о том, что их обязательно надо назначать. Это все политические маневры. Я имею в виду другое. После ареста Ходорковского Путин несколько раз подчеркивал, что ничего подобного не случится с другими бизнесменами — причем никто его специально не спрашивал, сам говорил. Так вот, если президент не сдержит свое слово, я, конечно, уйду из кремлевской журналистики — потому что это будет слишком не похоже на того Путина, которого я видел четыре года. Иногда, мне кажется, он маниакально стремится выполнять свои обещания.

— Собирая статьи в книги, переписать какие-то вещи не хотелось? Например, о Путине в Ведяево после трагедии «Курска»: «Он ушел из зала президентом своего народа, который до этого готов был разорвать его».

— Не хотелось. То, что я написал тогда, — правда. И заметка была не о президенте, а про наш народ, с которым можно работать, уведя разговор в плоскость денежных компенсаций. Президент увеличивал денежные ставки просто на ходу — и сработало безотказно. При том, что других начальников, перед приездом Путина, вдовы офицеров «Курска» чуть ли не галстуками душили. Какой народ, такой и президент, и такая заметка.

ДОСЛОВНО

«Он шел по Георгиевской дорожке очень прямо, размахивая левой рукой и не глядя на присутствующих. Многие сочли это за чудовищное волнение, однако Владимир Путин действовал строго по сценарию, в котором его взгляду не отводилось никакой роли...» (А. Колесников «Я Путина видел!»)